Глава 17

Чей хлеб ешь, того и обычай тешь.

Народная мудрость.

Алена проснулась через пару часов от холода. Костер погас, солнце еще только показалось над горизонтом и вдобавок дул пронизывающий ветер. Неподалеку слышался спор богатырей с рыцарями, переходящий в перебранку.

— Да как смеешь ты, сын презренного торговца, указывать, когда мне идти за дровами?

Это сказал, кажется, сэр Гавейн.

«Неужели сон в руку?» — со страхом подумала Алена и, вскочив, увидела, как Добрыня встал со своего места и, перешагнув через едва тлеющие угли, подошел вплотную к Гавейну. Ивейн, сидевший рядом, попытался вскочить, но Илья Муромец положил руку рыцарю на плечо. Потянувшегося к мечу Персиваля схватил за руку Алеша Попович. А Добрыня, взяв Гавейна одной рукой за ворот рубахи, тихо спросил его, внимательно глядя при этом рыцарю в глаза:

— Что тебе я сделал обидного, чтоб ты хаял ремесло моего батюшки?.. Может солнцем ты нагрел себе головушку? Свежим ветром ее проветрить надобно. Как проветришь, придешь просить прощения. Да другой раз будь со мной повежливей, — и богатырь резким движением швырнул Гавейна с холма.

Тот, размахивая руками и испуганно вопя, перелетел через заросли кустарника и хряпнулся оземь на сухую степную траву шагах в ста от Добрыни.

— Право, что с головой у друга вашего? — обернулся богатырь и, искренне удивляясь, пожал плечами. — Что нашел он в купечестве презренного? Или, может, я задел его чем-нибудь?

— Как ты смел так с ним разговаривать? Он же племянник короля Артура! — возмущенно сверкнул глазами Ивейн.

— А я сын честной вдовы Омелфы Тимофеевны! — с вызовом ответил Добрыня. — А ежели кто из вас в моей удали сомневается, то пусть выходит. Силушкой померимся.

— Недостойно для рыцаря биться на поединке с простолюдином, а вы все незнатного рода, — ответил Ивейн.

«Ой-ой-ой! — с досады прикусила губу Алена. — Зачем же я ему вчера все рассказала?! Ведь знала же, что рыцари помешаны на своей знатности. А впрочем, пусть… Нам стыдится нечего».

— Я сам — сын короля Уриена, а сэр Персиваль — сын короля Гамурета. И мы все — рыцари Круглого стола. А вас в рыцари никто не посвящал.

— А мы и не рыцари, — с достоинством ответил Алеша Попович и приосанился. — Мы — богатыри. В богатыри не посвящают.

— Отчего же? — добродушно усмехнулся в бороду Илья Муромец. — Можно и посвятить. Может кто желает? Так я его быстро посвящу булавой по темечку.

Рыцари неуверенно переглянулись. И тут на холм, покряхтывая и хромая на обе ноги забрался Гавейн.

— Ну что? Выйдешь ты супротив меня на поединок?.. Али извиняться пришел?

— Не в чем мне перед тобой извиняться, — посмотрел на него исподлобья Гавейн.

— Отчего же не в чем? — нехорошо прищурился Добрыня. — Мне тут обсказали все в подробности. Вы, мол, все — потомки королевские, ну а мы будто голи перекатные. За обиду мне стало за великую. Ваша знатность лучше вас не делает. Отчего ж вы перед нами чванитесь? Либо просите вы все у нас прощения, либо буду биться с вами до смерти.

Еще раз переглянувшись, все рыцари поднялись на ноги и положили руки на рукояти мечей. Илья и Алеша молча подошли к Добрыне и встали с ним рядом.

— Да что ж вы делаете! — метнулась к богатырям Алена. — То-то Кощей обрадуется, когда узнает, что вы перебили друг друга!

— Погоди, — отстранил ее Илья. — Тут дело серьезное. Коль они нас не признают равными, коль не извинятся за невежество, так какие же они нам товарищи? Нам чванливых товарищей не надобно.

Персиваль неуверенно посмотрел на Ивейна. Старший из рыцарей задумчиво провел рукой по черным с проседью усам, оценивающе оглядел богатырей и произнес:

— Хотя я и узнал про вас, что происхождения вы не знатного, но вижу, что ведете вы себя как настоящие рыцари, и даже готовы отстаивать свою честь в смертельном поединке… Доблесть вашу и воинское умение мы видели… Мы понимаем, что вы уроженцы иной земли, и не знакомы с рыцарскими обычаями, поэтому в рыцари вас никто не посвящал. Но мы готовы проявить уважение к иноземным обычаям и нравам. Мы готовы признать, что вы ничем не хуже нас. И ежели прежде я говорил иное, или произносил что-либо еще, для вас обидное, то прошу меня простить… Я думаю, что и мои товарищи согласятся со мной и присоединяться к моему слову.

— Да. Я согласен с Ивейном и присоединяюсь к его словам, — кивнул Персиваль и радостно улыбнулся.

— Присоединяюсь, — горько усмехнулся Гавейн и глянул в глаза Добрыне. — Прости, если я обидел тебя, воин. Я сказал сгоряча, не подумав.

— Бог простит, — Добрыня, усмехнувшись, пошел навстречу к Гавейну и легонько обнял его. Похлопал по спине:

— Кости-то целы?

— Да целы, вроде, — ответил Гавейн, слегка поморщившись.

«Ну, кажется, обошлось, — облегченно вздохнула Алена. — Что-то будет, когда они встретятся со Змеем?..»

* * *

На скорую руку позавтракав, они снова отправились в путь. Вскоре Черные горы окончательно исчезли за горизонтом. А через некоторое время на севере появилась темно-синяя полоска.

— Наверное, это тот самый Черный лес, — предположил Добрыня Никитич.

Алена решила вызвать Горыныча. Через некоторое время ей это удалось.

— Привет, Аленушка! Какие у вас новости?

— Едем вот. Богатыри с рыцарями чуть не передрались.

Алена вкратце рассказала Змею об инциденте.

— Да… Гонора у рыцарей предостаточно. Уж сколько я их перевидел. Достойных среди них очень немного.

— Ты уж с ними, пожалуйста, поаккуратнее, — попросила Алена.

— Вот еще, — фыркнул Горыныч. — Буду я со всякой шелупонью церемонится.

— Ой смотри, Змей, не ошибись… У тебя-то как дела?

— У меня — порядок. Спускался я в ту дыру, что на юге, в горах, где живут черные карлики. Это и правда вход в Подземный мир. Внизу, вокруг входа, безлюдно. Черная речка течет. На ней мельница. Там мельник работает и несколько его слуг. Вот и все население мира.

— Это оно! Подземный мир, как его описывали в сказках! — обрадовалась Алена. — А муку мельник делает для Иляны-Косынзяны.

— Не знаю уж, для кого… Говорит, для волшебницы какой-то. Он называет ее — девица-красавица. Говорит, волшебные птицы приносят ему в мешках зерно. Он мелет муку, и один из пяти мешков берет себе, а остальное птицы уносят обратно.

— Это что же за птицы такие, что могут мешки с зерном носить? — удивилась Алена. — Кстати о птичках. Тут на нас по дороге напали птицы Рух.

— Те, что в Черных горах живут? — уточнил Горыныч.

— Они самые… Ну, наши стали отбиваться. Одну из птиц подстрелили.

— Подстрелили? — судя по тону Змей расстроился. — А просто так мимо проехать вы не пробовали?

— Она первая напала на нас!

— Жаль, жаль. Рух, птица редкая. Их, может, во всем мире не больше дюжины осталось. И нрав у них вовсе не агрессивный. Вы, может, чем разозлили ее, что она на вас кинулась?.. Ну, да ладно. Что сделано, того не воротишь… Видно совсем птички оголодали. Им ведь для прокорма надо очень много пищи. Слонов там, коров, на крайний случай лошадей или баранов… А что, никаких кочевников у Черных гор вы не встретили?

— Не встретили. Местность совершенно безлюдная. Только эти птицы, да порой дикие джейраны по степи бегают.

— Ну, тогда понятно, почему птица Рух на вас набросилась, — Горыныч, похоже, вздохнул. — Раньше они крали лошадей и овец у многочисленных степных племен. А теперь Кощей, видно, прижал кочевников холодными зимами, да и погнал их куда-нибудь на войну, в более теплые края. Вот они и ушли из-под Черных гор со всеми стадами… Теперь птицам голодно. Они и бросаются на всякого проезжего.

— Это что же получается? — забеспокоилась Алена. — Они ведь так и вымрут…

— Не вымрут, — успокоил ее Змей. — Они еще и по другую сторону Черных гор за добычей летают, в Индию. Там сейчас сынок мой, Вольга, правит. Раньше в Индии жертву птицам специально привязывали в определенном месте — коров, лошадей, иногда даже слонов. Правда, я с тех пор в Индии не был. Может Вольга отменил эти жертвоприношения? Надо слетать как-нибудь, проверить. А то и правда, совсем птицы Рух переведутся… Вот, прямо сейчас и слетаю, это почти по пути.