— Ааа, — выдавила Лильен сквозь сжатые губы, мотая головой, — ааааа… она зовет меня!! — она вскочила со стула; Чара и Гильза ухватили ее за руки. — Пустите меня к ней! — она стала вырываться, но, хвала И-К-Б, сорок часов странного семейного счастья, ласка Косички, сказка Гильзы, готовность матери укрыть ее собой от импульса и незнакомая раньше горькая пустота от вида Маски, в отчаянии рвущей ногтями обои, не позволяли ей пустить в ход всю мощь силовых элементов.

Нет, нет, нет — это ее сестра и мать. Она их не могла ударить так, как велела ей защитная программа. А Эмбер звала ее и тосковала о ней — и это сводило с ума! В рывках ее тела сквозила готовность крушить, импульсы автоматической системы обороны дергали контракторы — и грубо гасились командами эмотивного блока; это было как судороги, как биение в ловушке, из которой не выбраться.

— Лильен, остановись! — приказывала Чара, удерживая ее. — Не смей! Ты не принадлежишь ей больше, ты свободна!.. Если ты к ней пойдешь — тебя схватят, а Эмбер велит сделать команду 101 — и вся твоя память достанется Хиллари, и нас убьют! Нас — меня, Гильзу, Косичку, Маску, Фанка! Мы любим тебя, Лил, а Эмбер — это смерть!.. Мы любим тебя, — повторила она спокойней и нежней, когда Лильен перестала биться, — ты наша, родная, единственная, любимая.

— Лил, возвращаться нельзя, — ослабила хватку и Гильза. — Прошлое умерло, его нет. Мало ли что эта стерва поет — ты для нее пропавшее имущество, игрушка и бесплатная подпевка. Она кредитку потеряет — тоже в слезы, ей без разницы, над чем слезу точить, лишь бы при всех. А эти — Селена и Гаст — ждут не дождутся, чтоб тебя заполучить. Знаешь, что они сделают с тобой?

— Эмбер, — пробормотала Лильен, — не даст меня им… она не…

— А ты забыла, ЧТО там говорили? — Чара кивнула на телевизор. — Ты, я, Гильза — мы все объявлены врагами Федерации. Эмбер тебя отдаст как миленькая, не задумываясь…

— …и будет рыдать, пока тебя тащат на стенд, — прибавила Гильза. — У нее слез на семерых хватит и еще останется.

— Вы ее не знаете!.. — Лильен встрепенулась. — Она… очень добрая.

— Ладно, — Чара ее отпустила. — Не держи ее, Гильза. Мы тебе не нужны? Она нужней? Иди. Мне жаль, очень жаль… я… крепко полюбила тебя, Лил, и вдруг так расставаться — может, ты поймешь, как это тяжело. Может, успеешь понять. Гиль, давай собираться; надо уходить отсюда.

— Как, вы… — беспомощно огляделась Лильен. — Прямо сейчас? А я?

— Ты хочешь вернуться к Эмбер, значит, ты — ее кукла. А куклы Хиллари действуют быстро; нам нельзя здесь задерживаться.

— Надо еще Косу перехватить, чтобы не шла сюда, — напомнила маме Гильза.

— Вы меня — гоните? — голос Лильен вдруг перестал правильно модулироваться и сбился на фальцет.

— Мы — семья, — Гильза пожала плечами, — ты — наша… Это не объяснишь сразу. В общем, убивать тебя никто не станет, даже ради безопасности. Не я, во всяком случае. Если мы тебя… то тебе будет больно и страшно, а этого никто из нас не хочет. Разве — Коса, она крутая. Или Маска — она бешеная. Тебе повезло с нами по-крупному, Лил. Иди. Кукла — значит, кукла.

Чара уже сновала по квартире, собирая вещи и не глядя на Лильен. Молчание стало таким долгим, что, казалось, еще чуть — и его станет видно, этот мертвящий, глухой туман.

— Я… — Лильен выпрямилась, хоть и до этого не была сгорблена, — я не игрушка! Я человек.

Чара остановилась.

— Повтори, что ты сказала.

— Я человек, — твердо, упрямо вымолвила Лильен. — Да, я внутри не такая, как Звон, и вообще как никто. Но я не хочу, не хочу быть куклой! — она даже топнула. — Я не пойду к Эмбер, я здесь останусь. Ну и пусть, что я не настоящая! Я умею думать, я хочу любить — значит, я человек. Мама, не бойся, я тебя не оставлю. Прошлое умерло.

— Ты быстро повзрослела, дочь, — сказала Чара, обнимая ее, а тут к ним и Гильза приобщилась. — Ох, если бы люди умели любить так, как мы… — не договорив, она вздохнула, прижимая обеих к себе; что было у нее на уме в тот миг, никто не знает.

Родрик Эрдгейм по кличке Гребешок был в печали. Дымка погибла, во жуть-то! Со вчера это понеслось по сетям, в черной рамке, и многие признавались, как им от этого плохо и грустно, и говорили: «Это был самый светлый человек!» Гребешка ломало, он здорово скис вчера и бродил как потерянный, на всех огрызаясь, да тут еще солдат здоровенный какой-то пришел в «Три улыбки» искать ее — ищи теперь! У И-К-Б спроси, он знает. Сквозь зубы, нехотя Гребешок растолковал ему, в каком районе ее чаще видели — самому бы тоже надо было поискать, но… не то стыдно, не то страшно — идти в дом, где ее уже НЕТ, смотреть в лица девчонок, говорить неуклюжие и бесполезные слова… Уже ничего не исправишь. И на душе, как жаба, тяжесть горького недоумения — что, больше никогда? И не придет? Не засмеется?..

С утра его немного отпустило. Казалось — век будет давить, но помаленьку возвращаешься в норму, и самому удивительно, как оно проходит. Вчера ни видеть, ни слышать ничего не мог, а сегодня — запросто приобщился к зрелищу на канале V. Как было не посмотреть?! С прошлого дня в «NOW» обещали предъявить загадочного Хиллари Хармона — настолько темную личность, что даже у Дорана не было его портрета и вместо него показывали зловещего Принца Мрака из седьмой части сериала. И вообще война киборгов — это висяк на всю оттяжку! «Флайштурмы» над Городом, киборги-воины, таинственные взрывы — кибер-маньяк F60.5 вновь вышел на охоту! — и, наконец, Банш угнала куклу самой Эмбер! Благо у Гребешка был день учебы по сетям — даешь свободу детям! — когда уроки можно разбивать по времени, как тебе лучше. И лучше всего в 12.00 окунуться в шоу Дорана, потом высказать свои соображения об этом в «двойку», регион 999, почитать, что другие туда напишут, а на закуску придуреть на новой серии про Ротриа. Так Гребешок и сделал, и блаженствовал, глядя, как отвязанный помощник Хармона читает благодарности по списку и топчет задаваку Эмбер, пока в экран не выскочили кадры с той, пропавшей куклой.

Кукла там пела, танцевала, улыбалась и подмигивала совсем по-живому, а у Гребешка сердце покрывалось зябким, колким инеем.

Лилик, Лилик. Это она, точь-в-точь, один в один. Как там, на сходке. «Это наша сестра, — говорила Маска, — она учится в пансионе для девочек…», а сама она сказала — «Мое имя — Лилик». А кибер-полиция свою врезку в «NOW» дала: «Если вы видели ее, то позвоните нам, пожалуйста…» Дичь, бред, не может быть… Это нормальные девчонки!.. Но это та самая Лилик. Ее украли баншеры. Они гарпунят самых ценных, «теплых» кукол. Чертова карусель начала набирать обороты в голове Гребешка, цепляя и затягивая в круговерть мысли и клочья памяти, которые уже, казалось, тихо выпали в осадок. Вот «Аналитик» на канале VII говорит: «Уничтоженный киборг имел внешность девочки-подростка», вот показывают блиц — хрупкая фигура лежит навзничь, светлые волосы мертвой волной по плечам… «Это наша сестра». И Дымка — их сестра. Дымка погибла. Девочка-подросток… А Лилик — кукла Эмбер… А кто же тогда Коса и Маска? Баншеры или?.. Он-то хотел задружиться с Косой на все сто, навсегда! А Коса и целоваться не рвалась, дружила строго на ребячий лад — не потому ли, что… Неееет, быть не может! Это вообще ни в дверь ни в форточку!..

Но утрясти те мысли Гребешку не удалось. Доран еще не отпаясничал на экране, когда в квартиру позвонили, и мама после обстоятельных переговоров через домофон впустила двух каких-то одинаковых мужчин в штатском, с ласковыми и цепкими глазами.

— Ты что-то натворил? — мать была как туча, чреватая грозой. Гребешок без понятия глядел на раскладной жетон в руке гостя — кибер-полиция, спецслужба комиссара Дерека. Ну вот, все нити сходятся к узлу.

— Не беспокойтесь, мэм. Мы просто — поговорить, узнать кое-что. Возможно, ваш сын видел кое-кого.

Перед Гребешком появились фотографии — незнакомые женщины и девчонки, и среди них — Дымка с Косой.

— Нет, не видел, — помотал он головой. Он ничего не скажет. Он не из тех, кто сразу все выкладывает как трепло без тормозов.