Эм-м-м… верилось плохо. И драконицы не летают… то есть не участвуют в сражениях.

А как дальше?

Каэтана проучится три года, потом вернется домой, выйдет замуж… наверное. А если не захочет?

Драконица – это аргумент, знаете ли. Серьезный такой, клыкастый и когтистый. И способный решительно поменять чужое мнение.

Сверху сядет – мокрое место останется.

А она может…

Эдгардо только руками развел.

– Не знаю, эсса. Может быть, единственный выход для Каэтаны – выйти замуж за драконария.

Только вот ее отец с этим может не согласиться.

– Подозреваю, что выхода уже нет, – тихо сказала Мариса.

И замолчала.

И молчала всю дорогу до общежития.

Эдгардо не имел претензий. Ему сейчас тишина была милее всего на свете. Сводил девушку полюбоваться на драконов…

Хоть бы из академии не вылететь, если что.

Каких усилий Марисе стоило смолчать? Сдержаться? Не показать вида?

Но она молчала практически всю дорогу до академии. Пошла к Каэтане, предупредила ее соседок, что та сегодня не придет, подругу надо прикрыть, если что.

И направилась к себе.

И только в комнате позволила себе упасть на колени, застонать, вцепиться в одеяло руками и зубами, лишь бы никто ее не слышал, никто ничего не понял.

Каэтана!

Дурочка маленькая, что же ты наделала?!

Драконы!

Мариса сейчас уже боялась не собственно драконов. Она безумно боялась за подругу.

Мало кто об этом говорит! Но знают-то все!

О последствиях связи с драконом! Было и есть… случается так, что разум человека просто не выдерживает. И остается даже не труп, это было бы легче, остается безумец, пускающий слюну. И это сильные мужчины, умные, которые готовились к поступлению, которые тренировались.

А тут – девушка!

Каэтана не осознавала опасности, но Мариса могла ее остановить!

И – не могла.

Драконица выглядела так, что… лапу бы подняла, и от Марисы мокрое место осталось. И это чувствовалось.

Она ВЫБРАЛА Каэтану, она не собиралась ее никому отдавать. И Каэтана была не против…

Эдгардо? Да какой с него спрос? Он ни за что не отвечает, он их привел, а потом… драконарии не могут пойти против драконов. Его дракон… Эстарг? Да, кажется, Эстарг, он был бы против. И Эдгардо промолчал.

Каэтана ему никто, не подруга, не девушка… Эдгардо ждет только выговор, и то не слишком строгий. Отродясь парни водят девушек в пещеры поглядеть на драконов, те пищат и ужасаются, падают в обморок, и их потом очень приятно носить на руках… ну и последствия.

Эдгардо погрозят пальцем.

Да он действительно и не мог ничего предугадать.

А она, Мариса, трусливая подлая дрянь!

Ничтожество!

Она ничего в этой жизни не знает и не умеет! И голова у нее только для того, чтобы локоны завивать!

Каэтана совершенно права. Они – эссы – просто не выживут сами по себе, они бесполезны. Она, Мариса, мало того что глупа и бесцельна… вот что ждет ее в жизни?

Да ничего!

Ничего не хотеть, никуда не двигаться, ни о чем не думать, вообще не думать, потому что если начинаешь думать и осознавать – тебе становится больно. Смертельно больно! Одобренное отцом замужество, склоки внутри ее мирка, состоящего из десятка-другого человек, сплетни, дети… судьбу которых будут решать другие.

Потом дети вылетят из гнезда, а она будет стареть, будет вести бессмысленную и бесцельную жизнь – зачем?

За что?

В чем разница между такой жизнью и смертью?

Мариса не знала. Но ей было очень, очень больно.

С утра Мариса, впрочем, выглядела великолепно.

Бессонная ночь?

Слезы?

Косметика – вот что сделает человека из любого ужастика. Мариса потратила полтора часа, чтобы наложить макияж, но выглядела она великолепно. Разве что была чуточку бледновата.

И принялась спускаться.

На этаже Каэтаны был шум и гам.

– Подумаешь, мигрень! Я только цветы отдам и спрошу, как она себя чувствует!

Матиас?

Голос брата Мариса узнала бы в любом хоре. И… Каэтана?

Ой…

Вот уж кому не надо знать, что Каэтана не ночевала у себя, так это Матиасу! Он сейчас начнет скандалить, ругаться, поднимет шум… все вскроется!

Нельзя этого допустить!

Мариса прибавила шаг, но оказалось, что ее помощь и не особо нужна.

Олинда Оливера, которая стояла перед дверями комнаты Каэтаны, выпятила бюст так, что Матиас даже цветами загородился. С букетом пришел. Розы принес.

– Каэтана сейчас не хочет никого видеть! Что непонятного?

– Эсса, я только отдам букет.

– Она даже на занятия сегодня не идет! Хватит мучить больного человека!

– Я сейчас вернусь с врачом, – пригрозил Матиас.

Зря.

Это он не видел, как за его спиной переглянулись Севилла и Фатима, тоже вышедшие на шум. А Мариса видела. И тоже оглянулась.

Никого?

Нет, никого.

– Хоть с тремя врачами! – рыкнула Олинда. – Хоть с пятью! Что непонятного в слове МИГРЕНЬ?!

Мариса меланхолично подумала, что Матиасу в ближайшее время все будет понятно. Он это слово навек запомнит! Потому что Севилла Коцци, надменная и равнодушная, абсолютно спокойно взяла с подоконника вазу – и треснула Матиаса по голове.

Лиез только хрюкнуть и успел, оседая на пол. И что самое печальное – никакого сочувствия Мариса к брату не испытывала. Уж как он ухмылялся, рассказывая ей про Жоао Феррера… это у нее вазы под рукой не было. А жаль!

– Отлично, – одобрила Фатима, которая, кажется, готова была добавить Матиасу еще. Просто не потребовалось, он и так отлично потерял сознание.

– Ой-ой-ой, – ахнула Мариса. – Ужас! Кто-то разлил воду из вазы, Матиас повернулся, поскользнулся – и упал?

– И так неловко ударился головой, – согласилась Олинда. – Ты все видела?

– Да-да, надо срочно сказать коменданту! И привести беднягу в чувство, и в больницу его, – согласилась Мариса.

Как оказалось, выиграли они для Каэтаны не сутки, а даже чуточку побольше.

Севилла немного не рассчитала силу, или ваза попалась твердая, или Матиас как-то неудачно подставился. Но врач сказал, что парню придется полежать дня три.

Сотрясение мозга – с этим не шутят.

Разум – вещь очень загадочная, мало ли как дело повернется? Не-не, полежите, молодой человек. Дня три. А если будете себя плохо чувствовать, то и пять.

Девушки?

А зачем вы девушке без мозгов? Что с вами делать, с таким?

Матиас скрипнул зубами, но согласился. Хотя в свое падение, кажется, не поверил. Но девушкам на это было глубоко начхать. Главное, Каэтане время выиграли, а остальное их не волновало.

Я плыла в потоке чувств и мыслей.

Не только своих, нет. Чужих тоже.

Ее звали Виола.

Совсем юная драконица, которая даже не успела сделать ни одной кладки, ей всего-то двадцать шесть лет… считай – младенец.

Ладно, драконы растут быстро и взрослеют быстро, Виола не станет исключением.

Размножаться драконы могут с тридцати лет, тогда же считаются и взрослыми. Но у них с этим намного сложнее.

Драконы откладывают яйца, но развитие драконят начинается еще в утробе матери. То есть яйцо откладывается, как у крокодилов, уже с зародышем.

Одно.

За один раз.

И чтобы сформировался здоровый зародыш, чтобы яйцо потом спокойно выросло… столько всего нужно!

Во-первых, драконица должна быть полностью сформировавшейся. То есть тридцать лет – это когда можно спариваться. Вылетать, сплетать шеи, по выражению самой Виолы.

Но потомство лучше не заводить.

Оно практически наверняка будет неполноценным.

Вот лет в пятьдесят-шестьдесят – дело другое. И зародыш сформируется правильно, и самой драконице вреда не нанесет… Размножать тридцатилетнюю драконицу – это как десятилетнюю девочку.

Да, были в истории планеты Земля и такие времена, кстати. Когда в пятнадцать лет девочки уже мамами становились, а в двадцать пять – могли и бабушками. А то и раньше. Бывало всякое, и созревают все по-разному, но кто сказал, что это хорошо для матери и потомства?