Белый жеребец зафырчал, словно бы рассмеялся. Следом за ним фыркнул и Бурка.
— Вот видишь! Даже конь твой смеется… Слушай меня, Добрыня, внимательно. Та жидкость, которой я Марью твою оживлял… Это что по твоему было?
— Живая вода, — Добрыня непонимающе моргнул.
— Кумыс это был. Спроси у Алены.
— Кумыс, — девушка утвердительно кивнула.
— Так чего ж ты мне голову морочил, если и так мог ее оживить? — возмущенно взмахнул руками Добрыня.
— Она и не умирала. Она просто спала. Я разгадал заклинание, которым ее усыпили, и снял его. А водой побрызгал просто для виду, чтобы тебя раньше времени не расстраивать… И браслеты эти, между прочим, не простые, а волшебные. Тех, на кого они одеты, не видно ни в одно магическое зеркало. Но самое интересное в том, что на браслетах магия Черномора. Его завитки я за версту отличу! Сообщник разбудил бы Марью только после твоей смерти. Она встает и браслеты немедленно спадают.
— Зачем? — шепотом спросил Добрыня.
— Понятно зачем, — фыркнул Горыныч. — Браслеты, чай, многоразовые. Опоила молодца девица. Женила на себе, браслеты одев, как велит степняцкий обычай. Заболела да померла потом. Похоронили ее, и молодца с ней. Потом сообщники разбудили девку, и браслеты свободны. Снова применить можно. Удобная вещь…
— Да нет. Я не про то… Зачем ОНА сделала это?
— Не знаю, — Змей тряхнул гривой. — Черномор ей, наверное денег дал… И вот еще что. Кто у нее в сообщниках? Какой врач ее лечил перед смертью? Может это он помог ей впасть в летаргический сон?
— Ханский лекарь, Кубрат… — Добрыня был ошарашен. Он даже совершенно протрезвел от потрясения. — Что-то ты уже говорил мне про него?.. Неуж-то он… С ней?.. Поеду-ка я сам во всем разберусь, — и богатырь схватил своего коня под уздцы.
— Кстати, — продолжил Горыныч. — Скажи спасибо Бурке. Если бы не он, я бы вовек тебя не нашел.
— Правда? — Добрыня любовно погладил своего коня по шее. — А я-то, дурак, думал уже — дай-ка убью его, родимого. Все равно без воды помирает. А сам хоть крови его горячей напьюсь, еще день проживу… А потом думаю — зачем? Друга убью, а сам все равно через день-другой сдохну… Значит Марья обманула меня, — он кивнул в пространство. Взгляд Добрыни стал при этом прицельным, таким, какой бывает обычно у лучника, высматривающего цель для стрелы. — Ладно. Вы со мной так, ну и я в долгу не останусь. А, Бурка? — и Добрыня прижался щекой к шее своего коня. — Только ты меня ни разу не обманывал, не предавал… Сослужи-ка мне и нынче службу, миленький, — и, уже обращаясь к Горынычу спросил: — Так куда Марья с Кубратом поехали?
При этом Добрыня так недобро усмехнулся, что Алене захотелось крикнуть «Не надо! Не говори ему!» Но белый жеребец только радостно оскалился и, указывая направление, махнул головой.
— На север? — переспросил для верности Добрыня, вскакивая в седло.
— На северо-восток. Уже час, как уехали из становища.
— Добрыня, постой! Куда же ты?! У меня еще дело к тебе срочное! — метнулась Алена.
Но богатырь только бросил ей, оглянувшись:
— Потом. Скоро буду на заставе! — и ударил коня пятками в бока.
Промчавшись шагов сто Бурка вошел в богатырский скок и взлетел до туч.
Они мчались по степи долго, пока орда хана Гонзака не скрылась из вида. Потом белый жеребец пошел шагом, и Алена смогла чуть перевести дух и разжать свои пальцы, от страха вцепившиеся в гриву Горыныча.
— Кстати, что за срочное дело у тебя к Добрыне? — спросил Змей.
— Да так…
Алена прикусив губу подумала: «Как бы мне не проболтаться про рыцарей и меч-кладенец».
— Ты мне скажи лучше, как там Алеша Попович поживает?
— И то верно! Сейчас гляну.
Белый жеребец остановился. Взмахнул головой и замер. Потом, фыркнув, двинулся дальше.
— Ну что там? — спросила Алена.
— Очередной раз помирился с царевной Лебедь.
— И что они сейчас делают? — не отставала девушка.
— А ты догадайся, — заржал Горыныч.
Алена покраснела и обижено замолчала. Потом вспомнила об Илье Муромце.
— Ты вот тут ржешь, как сивый мерин, а Илью, между прочим, князь Владимир в темницу посадил. На хлебе и воде держит, в тесноте и сырости.
Змей снова остановился. Повел боками и недовольно фыркнул.
— Слазь.
— Ты что, обиделся? — расстроилась Алена.
— Слазь. Я превращаться стану, будет большое тепловыделение. Боюсь обжечь тебя… — Алена соскочила с жеребца и тот в мгновение ока преобразился в крылатого змея, пыхнув при этом жаром, словно из печки. — А теперь снова влезай. Полетели Илью выручать.
Алена вскочила на толстую чешуйчатую шею Горыныча, и тот немедленно взмыл в небо.
— А как ты его собираешься выручать, Горынушка?
— Дело-то нехитрое… Где он, я увидел. Это не в самом княжьем тереме, а в пристрое, что на заднем дворе. Чего там спасать? Охраняется погреб из рук вон плохо, так что никого не покалечу. Снесу хвостом постройку и выну его из подвала… Кстати, кто тебе сказал, что он там в голоде и холоде? В шубе сидит, и сытый. Только тоскует очень… Ну ничего, минут через пять мы долетим…
— Змей, да ты что! Не надо его так выручать! — забеспокоилась Алена.
— Почему? — удивился Змей. — Да не бойся, я, скорее всего, даже никого не убью. Разве что напугаю…
— И все в Киеве узнают, что Змей Горыныч — лучший друг богатыря Ильи Муромца, что Илья и Горыныч заодно против киевского князя Владимира Красно Солнышко!
— Подожди, — Змей почти перестал махать крыльями и замер в воздухе. — К чему это ты клонишь?.. Мне что же, теперь, нельзя выручить моего друга, если какой-то князь ни за что, ни про что вдруг посадит его в погреб?
— Это его князь… Нет, не то, — Алена замотала головой, попыталась подобрать слова, чтобы Горыныч понял. — Илье не нужна ТАКАЯ помощь. Ты его только подведешь! Он же Руси служит. А значит, князю Владимиру. Он от ворогов Русь защищает. И от тебя, в том числе. А как он потом в глаза русским людям смотреть будет, если его Змей из погреба спасет? — сбивчиво, но горячо объяснила Алена.
— Да разве ж я Руси вашей ворог? Да сдалась она мне… Да пропади она пропадом, коли там моих друзей обижают!.. — Горыныч в сердцах плюнул. Огненный плевок, прочертив дымную дугу, с шипением плюхнулся в какое-то озерце внизу. Озерце вскипело.
— Ты что творишь, Змей? Разве так можно с огнем? А если бы там лес был или торфянник?
— Пожар был бы. Ты лучше руками не маши, а то вниз свалишься… Ну, погорячился я, ладно. А как по другому-то его вызволить?.. Нет, я могу, конечно, заявиться под стены Киева и потребовать с князя сорок красавиц на съеденье. А он с перепугу, например, возьмет, да и выпустит Илью Муромца, чтобы тот меня победил. А если не выпустит? Ну ладно, коли он вышлет на меня дружину свою, я ее распугаю. Вышлет других богатырей… Если повезет, я их, может быть, даже не убью, а так, для острастки, вгоню в землю по-пояс… Но если этот ваш князь такой идиот, что лучшего своего богатыря в погреб сажает, то вдруг он, вместо того, чтобы Илью выпустить, велит выдать мне на съеденье сорок красавиц? Это что же мне, всех их жрать прикажешь? Нет уж, спасибо. Я один раз так уже чуть не влип. Слава Роду, нашелся тогда храбрый молодец…
— Ты принцесс крадешь, так? — перебила его излияния Алена.
— Ну? — не понял Горыныч. — Илья же не принцесса. А дочку Владимира, Людмилу, Черномор уже два раза крал… Постой-ка! Есть у Владимира еще любимая племянница, Забава Путятична, — Змей плотоядно ухмыльнулся. — Ею князь, похоже, дорожит сейчас куда больше, чем непутевой Людмилой. Украду Забаву. Тогда-то он точно пошлет выручать ее самого лучшего своего богатыря, то бишь Илью.
— Вот это другое дело! — радостно улыбнулась Алена. — Ты меня сейчас подбрось на заставу. А потом похищай Забаву.
«Должно получится… Ох! А если Владимир все же пошлет выручать Забаву кого-то другого? Или вдруг у Горыныча в замке столкнуться Илья и эти рыцари с мечом-кладенцом? И как Илья узнает, что надо Змея спасать? Ой, нет! Нельзя пускать все это на самотек».