— Пока что она не нападает на нас. Только примеряется, — подхватил Илья Муромец. — Может лучше, от греха, сесть на коней и скакать себе дальше.
— Отступать перед опасностью — недостойно для рыцаря! — сверкнул глазами сэр Ивейн, и, нахлобучив на голову свой горшковидный шлем, встал, обнажив меч и изготовившись к бою.
Огромная птица, видимо, пытаясь разглядеть путников получше, пролетела метрах в пяти над их головами. Персиваль, издав воинственный клич, метнул в нее своим легким копьем, и копье вонзилось в одну из огромных птичьих лап. Птица вскрикнула так, что у путников заложило уши, и взмыла испуганно вверх.
Над степью разнесся радостный крик рыцарей:
— Аой!
А птица Рух, возмущенно крича, полетела обратно к горам.
— Я попал в нее! Попал! — Персиваль от радости несколько раз подпрыгнул на месте, а затем погрозил удирающей птице кулаком.
— Ну, вот и хорошо. Теперь-то точно пора отправляться в путь, — довольно пригладил свою бороду Илья Муромец.
— Ну, нет! — заспорил раззадоренный своим успехом Персиваль. — Это чудовище унесло в своей лапе мое копье! Я не могу этого так оставить!.. Я намерен поехать к Черным горам, добить эту птицу Рух в честном поединке и вынуть из ее ноги свое копье!
— Если мы не уберемся отсюда немедленно, то, думаю, в следующий раз птичка унесет тебя самого, — попытался отрезвить рыцаря Добрыня. — Посмотри. Во-он там, — он указал пальцем на чернеющую на юге горную гряду. — Видишь там птички вьются над ущельем? Похоже, что они сродни нашей гостье. Тут целая стая живет.
— Но ведь тогда получится, что мы струсили! — всплеснул руками Ивейн. — Уж лучше погибнуть в честном бою, чем прослыть трусом!
— Верно!
— Правильно! — подхватил Гавейн.
— Да они же вас склюют, словно зернышки! — всплеснул руками Илья. — Эти птицы — твари бестолковые. Им плевать на честь, да удаль молодецкую.
— Илья прав, — подхватила Алена. — Нельзя показывать себя трусом перед лицом разумного противника. Но не отступить сейчас — это все равно, что не отступать перед наводнением или камнепадом. Это уже не доблесть, а глупость! И ради этой глупости вы готовы рисковать собой и своими товарищами?..
— Если ум помутился у рыцарей, то пускай идут, сражаются с птицами. Но одни, уже без нашей помощи. Без коней, без луков, без товарищей… — подытожил Добрыня. — Кому жизнь не мила, пусть идут себе. Ну а нас ждет дорога далекая, и без птичек нам хватает ворогов. Верно я говорю, Илюшенька? — повернулся он к Илье Муромцу.
Тот нахмурился, но, подтверждая, кивнул.
— Да как вы не понимаете?.. — обиделся Персиваль. — Я же почти убил ее! — и он, глубоко вздохнув, отвернулся от гор.
Рыцари еще немного поворчали, но пешком идти на верную смерть никому не захотелось. Добрыня свернул самобранку, и все снова вскочили на отдохнувших коней, чтобы продолжить путь. Алена попыталась вызвать Горыныча, чтобы рассказать ему про птицу Рух, но он опять не откликался. А тут еще к ней с расспросами пристал Ивейн. И Алена принялась рассказывать ему то немногое, что она знала об этих птицах из книжек, да из американского фильма про Синбада-морехода.
— Питаются они слонами, ну и остальной живностью, что помельче. Там, коровами, лошадьми, огромными змеями…
Остальные путники тоже стали внимательно прислушиваться к Алене. Лошади теперь неслись синхронно, одновременно касаясь земли и снова взлетая. Путешественники скакали так близко, что могли сквозь свистящий в ушах ветер расслышать друг друга. Вдруг Алену прервал обеспокоенный Добрыня:
— Уж не за нами ли они летят?
Все оглянулись направо, к Черным горам. Там виднелись три птички, кажущиеся пока что еще очень небольшими из-за огромного расстояния… Первое время было не понятно, приближаются они или нет. Но уже через час стало очевидно, что птицы Рух неотрывно летят следом за ними. Расстояние до них, правда, почти не сокращалось, но и не увеличивалось. А Черные горы, тем временем, все тянулись, ограничивая с юга великую степь. Ущелье, в котором, видимо, гнездились птицы Рух, уже давно пропало из виду, но птицы не отставали. Солнце начинало клониться к закату.
— Надо что-то делать нам, братушки, — подал голос Алеша. — Не отстанут от нас птицы упрямые. А лошадки наши утомляются. Им нужна уж не погоня горячая, да не битва, а место для отдыха.
— А что делать? — удивился из-за спины Алены Ивейн. — Когда нас догонят, придется останавливаться и принимать бой. Только теперь мы, по вашей милости, бежим от этих чудовищ, как трусы. Ведь сразу было видно, что они нам враждебны. Сразу и надо было нападать!
— Мы сейчас в положении выгодном, — вмешался Добрыня. — Коль в погоню они за нами бросились, так мы выберем место удобное, где нам лучше с врагами встретиться. Не нужно нам место открытое. Нужно нам найти в горах ущелие. Да такое глубокое и узкое, чтоб там было неудобно летающим. Вот тогда-то мы с птичками справимся, и коней укроем понадежнее.
Богатыри стали понемногу поворачивать коней на юг, приближаясь к Черным горам. И вскоре горы эти оказались совсем близко. Однако подходящего ущелья все не попадалось. Но, в конце концов, уже почти на закате, когда с конских губ хлопьями падала пена, Илья и Добрыня сошлись во мнениях, и все путники разом свернули к горам. С богатырского скока перешли на галоп. Потом, въехав в само ущелье, лошади пошли шагом. Стены ущелья постепенно сужались. Все всадники спешились, чтобы облегчить участь животных. Под ногами спотыкающихся от усталости коней то и дело попадались острые камни. Рваные черные тени наползали на алеющий в закатных лучах гранит скал. Клекот гигантских птиц разнесся вдруг над ущельем. Птицы стали кружить, то появляясь над путниками, то скрываясь снова за нависающими над головой скалами. Пару раз они пытались спикировать над ущельем и схватить кого-нибудь когтями, но острые скалы мешали птицам приблизится.
— Посмотрите! Вот место хорошее! — указал товарищам идущий впереди Илья Муромец и повел своего Чубатого к узкой расщелине, из которой в ущелье вливался небольшой ручеек. — Там поставим лошадок для отдыха. Место узкое, враги туда не сунутся.
Но одна из птиц, почуяв, что добыча сейчас может уйти прямо из-под носа, приземлилась на скалу прямо над входом в расщелину. Оглядев отрезанных от укрытия путников, птица Рух издала громкий, торжествующий крик, от которого сердце Алены ушло в пятки, и угрожающе защелкала клювом.
— Теперь уж мы от драки не отвертимся, — проворчал Гавейн и потянул меч из ножен.
А две другие птицы, кружа над ущельем, снова попытались спикировать на путников. Одна из них чуть было не подхватила Огонька, но Алеша, замахнувшись рукой, дико, по степняцки, завизжал, и птица в последний момент, испуганно одернув выставленные когти, пролетела мимо.
Добрыня, тем временем, вынув из саадака лук, ни слова не говоря стрельнул в голову преградившей им путь птице. Стрела уверенно вошла в глаз по самое оперенье, и птица Рух, издав оглушительный, исполненный боли и страха крик, забила огромными крыльями. Поднялся ветер. Пыль и каменная крошка полетели путникам в лицо. Все испуганно попятились от упавшей прямо в проход и бьющейся, пытаясь подняться, птицы. Лишь Ивейн, упрямо наклонив закрытую горшковидным шлемом голову, двинулся на врага с копьем на перевес. Его перехватил Персиваль. Что-то крикнув Ивейну в шлем, он вырвал у рыцаря копье и метнул им в чудище. Копье глубоко вошло в самый центр огромного птичьего тела. Крик птицы Рох перешел в хрипение, а из глубокой раны на камни брызнула густая кровь. С яростным ревом все трое рыцарей бросились мечами добивать врага, телом заслонившего вход в спасительную расщелину.
— Что ж они такие бестолковые? — через секунду возмущенно взмахнул руками Илья Муромец. — Надо эту тушу оттаскивать, или, коль такая уж тяжелая, прорубать в ней проход до расщелины… Ну-ка разойдись, добры молодцы!
Илья, растолкав рыцарей, врубился своим мечом в переставшую уже биться в агонии тушу, и парой ударов отсек от нее огромную, как дубовый ствол, лапу, а затем, отбросив эту лапу в сторону, расчистил, таким образом, узкий проход к расщелине. В этот проход едва могла протиснуться лошадь, но путникам и этого было достаточно.
