Издали Златоград казался золоченой игрушкой. Компактный, аккуратненький городок раскинулся вокруг холма с белым дворцом на вершине. Весь город был окружен невысокой стеной из белого мрамора. Стена эта, похоже, вовсе не была предназначена для обороны от врага, а служила исключительно украшением города. Дорога, по которой шли друзья, прямиком упиралась в настежь распахнутые ворота. У ворот этих, на резном стульчике сидел, скучающе оглядывая входящих, страж в черненой кирасе, изукрашенной золотым узором. Золоченый протазан стража был приставлен к стене, каска висела на спинке стула. Сам стражник был чуть лысоват и весьма добродушен на вид. С купцом солидной внешности, который шел впереди друзей, ведя за собой двух груженых тюками мулов, страж поздоровался за руку и, проводив его внутрь ворот, приветливо помахал вслед. Потом он утер со лба выступивший пот и с интересом уставился на приближающихся друзей.

— Хотели обойти Златоград стороной, но теперь, похоже, не получится, — обеспокоено вздохнул Алеша Попович. — И что этот стражник на нас так уставился? Теперь не зайдем в город, так он точно забеспокоится, начальству доложит…

— Да что ты, Альеша, раньше времени боишься? — удивленно глянул на него Ивейн. — Разве здесь, в этом райском уголке нам может грозить хоть какая-нибудь опасность? Может, у этого замка просто очень радушный хозяин?

— Ну, а если нет, так все равно, поздно теперь сворачивать, — махнул рукой Добрыня.

Они уже почти подошли к воротам Златограда. Только тут Алена заметила, что воротами в полной мере это сооружение назвать нельзя. Створки ворот представляли собой ажурную золотую решетку, с узором столь тонким и замысловатым, что, пожалуй, можно было бы провести тут целый час, разглядывая эти хитросплетения.

— Видно люди тут совсем не воинственные, — прошептал Гавейн. — Такие ворота не то что тараном, одним топором за четверть часа выломать можно.

— Выломать… — Персиваль укоризненно посмотрел на Гавейна. — Да как у тебя язык-то повернулся? Такую красоту не то что выламывать, ее даже руками трогать страшно.

Стражник, тем временем, нахлобучил на себя шлем и, взяв в руки протазан, вытянулся перед гостями по стойке «смирно».

— Приветствую доблестных путешественников на гостеприимной земле Златограда! — гаркнул он, радостно улыбаясь, и отсалютовал протазаном. — Позвольте поинтересоваться, уважаемые, из каких стран вы идете и каковы ваши имена?

— А это что, обязательно? — с подозрением спросила Алена.

Стражник смущенно кашлянул.

— Простите, уважаемые гости. Я, наверное, недостаточно понятно выразился…

— Отчего же, весьма понятно, любезнейший, — приветливо улыбнулся ему Горыныч. — Просто ваши порядки вызывают у нас некоторое удивление. Когда мы входили, например, в Мореград, то никакие стражи имен у нас не спрашивали.

— Так то Мореград, — махнул рукой стражник. — Мореград город большой, торговый. Там оно конечно… А у нас городок маленький. Я всех местных знаю в лицо.

— А если мы, к примеру, не захотим называть своих имен, — с вызовом в голосе спросил Гавейн.

— А как же тогда вас будут объявлять на вечернем приеме у госпожи Златеники? — ошарашено уставился на них стражник.

— На каком еще приеме? — спросили хором Алена и Горыныч.

— А как же! — стражник повесил каску на спинку стула и прислонил протазан к мраморной стене. — Вы иноземные гости, а царица наша, госпожа Златеника, всегда приглашает гостей на прием с ужином…

«Похоже, этой царице просто скучно», — подумала Алена. — «Городок-то маленький, вот она и рада каждому гостю».

— Меня зовут Горыня, — первым решился назвать себя Змей. — Богатырь Горыня, к вашим услугам, — учтиво поклонился он стражнику.

— Очень приятно. А меня зовут Иван Тимофеевич. Я тут всю жизнь стражником работаю. И отец мой, Тимофей Иванович тоже сторожил… Сейчас я запишу вас в книжечку, чтоб не забыть…

— Богатырь Илья Муромец, — представился следом Илья. — А это вот Добрыня Никитич и Алеша Попович. Тоже богатыри.

— Сэр Ивейн, рыцарь круглого стола, сын короля Уриена.

— Сэр Гавейн, рыцарь круглого стола, племянник досточтимого короля Артура Пендрагорна.

— Сэр Персиваль, рыцарь круглого стола, сын короля Гамурета.

— Уф, — тяжело выдохнул страж. Он уже давно уселся на стульчик и торопливо строчил пером, занося имена гостей в толстую книгу с золоченым переплетом, лежавшую прежде в небольшом сундучке у его ног. — Как бы всех вас не перепутать… — дописав имена, он принялся делать какие-то пометки. Наконец, взгляд его остановился на Алене. — А вы, сударыня, еще не представились?

— Алена, — девушка улыбнулась стражу.

— А этот кот, стало быть, с вами, — кивнул Иван Тимофеевич, отмечая что-то в книге.

— Нет! Я не с ними! — возмущенно взвизгнул Баюн. — Я сам по себе кот! Никакого стола не рыцарь. Гуляю сам по себе. Путешествую с ними за компанию.

— Ну, хорошо, хорошо, — примирительно заулыбался Иван Тимофеевич. — Сам, так сам. Кто же спорит… Вы пока, дорогие гости, пройдите прямо по дорожке во-он до того двухэтажного дома с зеленой дверцей. Это гостиница, — страж убрал чернильный прибор в сундучок, подул на исписанную страницу книги и, положил книгу на стул сушиться.

На пороге гостиницы путешественников встретила радушная хозяйка — толстенькая тетка Маланья. Для друзей нашлись три комнаты. В одной поселились Горыныч, Илья и Алена, в другой — рыцари, а напротив них — Добрыня с Алешей и Баюн — уж больно ему понравился пушистый персидский ковер лежавший в этой комнате на полу.

— Вот, на нем я спать и буду, — заявил кот, как только зашел внутрь.

— А может, ты к нам сперва зайдешь? — предложил ему Ивейн. — А то у нас тоже коврик… лежит.

— Вы теперь что, всякого коврика бояться будете? — фыркнул кот. Однако старательно обошел все комнаты, прислушиваясь к собственным ощущениям. После чего авторитетно заявил:

— Чисто. Даже клопов и тараканов нет, не говоря уже о мышах… Всех того, — он сделал жест когтем по горлу, — колдовством убило.

— Как колдовством? — уставился на него Гавейн. — Опять колдовство?

— А чего ж ты, милый хочешь? — кот снова уселся на полюбившийся ему коврик и принялся вылизываться. — Тут, в Златограде, сплошное колдовство, аж в носу свербит. И царевна колдует, и придворные ее все приколдовывают. Так что вы тут особо мечиками не машите, а то без рук останетесь…

Речь Баюна прервал мелодичный звон, доносящийся со двора. Товарищи дружно прильнули к окну. Звон доносился с часовни, над которой реял белый флаг вечерней четверти. Под высокой крышей четырехугольной башни с каждой из сторон висел круглый циферблат, разделенный на десять частей. Когда звон прекратился, стрелка немного сместилась в сторону. И, одновременно с этим, белый флаг над часовней опустился и к небу поднялся зеленый. Наступила зеленая четверть, девятый, последний день середы.

— Ой! Часы! — обрадовалась Алена.

— Опять колдовская штуковина, — всплеснул руками Илья Муромец.

— Это как же оно гудит и вращается? Что ли там сидит кто-нибудь и изнутри стрелку крутит? — полюбопытствовал Добрыня у тетки Маланьи, принесшей гостям чистое белье. — Или наоборот, самоиндукция?

— Вот эта самая, как ты, мил человек, сказал. То есть исключительно механически. По простонародному говоря — само собой крутится, — с гордостью заявила она. — Это наша госпожа Златеника такую вот механизму придумала. Для точного счета времени. Одним колдовством такой штуковины не изладить. Специального механикуса из столицы выписывали, чтобы он помогал ее величеству часы строить…

— Кругом одна бесовщина, — осуждающе покачал головой Гавейн, и все рыцари истово перекрестились.

— И давно они у вас работают? — поспешила загладить неловкость рыцарей Алена.

— Часы? Да уж третий год… Страсть какая удобная штука! Стрелка каждую четверть круг дает. И часы боем сами извещают, что четверть сменилась. А эти десять делений — сразу видать, давно ли четверть началась, скоро ли кончится. У нас, в Златограде теперь время не только четвертями, но и десятинками исчисляют. Такой строгий порядок наладился, никто не опаздывает никуда… почти. Правда, придворный часовой, тот, что прежде на часовне время измерял и флаг менял каждую четверть, сперва запил от горя. Работы-то лишился. Но потом механизьма поднятия флагов сломалась. Уж больно он сложная была. И хрупкая. Вот умные люди ее и раскурочили. Без хозяйского-то глазу хош какая механизьма в негодность придет. К тому же флаг поднимать человеку сподручнее. Так что часовой у нас теперь тоже при деле. Сидит себе, слушает, как часы тикают. Маслом на шестереночки капает. А когда механизьма звенит, он, как и в других городах, флаг меняет.