Воскресным днем, ближе к вечеру, Философ наткнулся в «Персевале» на Барта Кирленда (по-клубному — Молочник), и у обоих тотчас развязались языки. Говорили о сметане, твороге и простокваше. Собеседники во всем друг с другом соглашались, и восторженные речи лились, как сливки из кувшинчика. Суванне надо было отдохнуть на бесконфликтной теме, поскольку давешний теракт в Столбах нагрузил ему голову тяжелыми вопросами. Он попросил обер-лакея просигналить, когда явится А'Райхал (Гвоздодер), — необходимо разобраться, что за фантастический сюжет о террористе Фосфоре А'Райхал дал каналу VII; это прямо касалось престижа BIC, а значит — и самого Суванну. По трэку Гвоздодер уворачивался от прямых ответов, но уж тут-то не отвертится.

В дискуссию о кисломолочных продуктах встрял хмурый и какой-то внутренне озабоченный Григ Ауди (Снежок), еще в пятницу намекнувший о важной встрече, предстоящей в уикэнд. Ну, этому было отчего топорщиться — они в два захода и по нескольку часов заседали, совещались, а Пророк Энрик обошел их, как детей.

— В Северной Тьянгале такого бы не допустили, — брюзжал Снежок. Как всякий убежденный демократ, он втайне мечтал о диктатуре.

— …и нет более естественного источника легкоусвояемого кальция и микроэлементов, чем молоко!

— Барт, мне бы ваш оптимизм. Уступите пару тонн по оптовой цене.

— Джоли, разве Энрик — проблема для вас? Проголосуйте еще раз и слейте резюме муниципальному совету. Они будут рады прислушаться к вам.

— Церковь Друга уже опротестовала запрет.

— А кто судья? — полюбопытствовал Суванна.

— Гарибальд Колт, черти б его разодрали. Вечно он потакает толпе! Куска не съест и не уснет, если не ущемит власти Города в правах.

— Это, кажется, он отклонил иск Сандры Вестон к Хармону?

— Он самый. Он да Хайм Маршалл — два сапога пара. «Народные заступники», — передразнил кого-то Джолион. — Как это манхло резво пробирается к руководящим должностям!..

— Цепкая, живучая порода, — согласился Суванна. — Надо усилить направленность тест-миссии на отбор тех «зеленых», кто от природы наделен высоким интеллектом. Свежая кровь оздоровляет истэблишмент, склонный к вырождению из-за эндогамии.

— Философ, ты отдашь дочь за Маршалла? — напрямик брякнул Джолион.

— У Хайма предвзятое мнение о власть имущих, — Суванна тонко улыбнулся. — Он считает нас козлами и ублюдками и никогда не станет свататься к моей Лакшми. А если попытается — значит, дозрел до вхождения в свет.

— Весьма деятельный депутат, — похвалил Хайма и Молочник. — Его парламентская инициатива о бесплатном молоке для школьников…

Джолион подхватил Суванну под руку и потащил в сторону, кивая и подмигивая Кирленду:

— Минутку, Барт! Мы на минутку…

— …навсегда, — тише продолжил он, отвернувшись. — Ему лишь бы кто — только с молоком. Совсем плох старик — но ты, Философ! Лакшми — и Хайм!

— Успокойся, моя дочь уже помолвлена.

— Пари — с каким-нибудь брамином!..

— Ты выиграл. У нас — традиции.

— …которого ты высмотрел на Старой Земле.

— Ты проиграл.

— Да, полоса невезения!.. У вас с Машталером, я слышал, тоже что-то не ладится…

— Соболезнования я принимаю по четвергам, с 13.30 до 14.00. — Голос Суванны стал подчеркнуто сух и шершав, а чело его омрачилось.

— А'Райхал предоставил «Аналитику» видеоматериал…

— Снежок, почему это интересует ТЕБЯ? Сфера твоих забот не пересекается с нашей.

— Через пять дней они соприкоснутся. Кроме того, я собираю общественный экспертный форум по Энрику — там вопрос о террористе-варлокере зазвучит одним из первых, а пока никто не знает — сам он в уме повредился или благодаря Энрику?.. Нам следует заранее согласовать позиции.

— А, ты о подкомиссии. Дело ясное, и рассуждать не о чем.

— Я пригласил сегодня в клуб Хиллари Хармона.

Суванна остановился.

— Он показал мне документы по проекту…

— Я их видел. Претенциозное самовосхваление, не более того. Дешевый трюк.

— Есть нечто, не упоминавшееся в документах. Это — для разговора с глазу на глаз.

Джолион блефовал. Он и не думал, какие еще могут быть козыри в рукаве у Хармона. Пусть сам выкладывает, если есть, а его дело — поддержать обеими руками. И любой ценой добиться благорасположения Суванны. Иначе можно забыть адрес «Персеваля».

Хотя Суванна не подавал вида, предложение Снежка было ему как нельзя кстати. Машталер всеми силами и способами пробовал наладить контакт с Хармоном — но тщетно, а тут Хармона подают, как на тарелке. Подходящий случай потребовать от шефа-консультанта «Антикибера» объяснений о так называемом киборге-террористе. Это позволит Машталеру скорректировать отношения с прессой, а Хармон… Хармон обречен.

— Что ж, можно поговорить с ним… но недолго.

А при чем тут Снежок? Специалист по морали вдруг вторгается в кибернетику, протежирует Хармона… Это пахнет интригой.

Хиллари пришлось оставить Майрат в вестибюле, хоть она и возражала. В зеркало даже не взглянул — за свою внешность он был спокоен, Жаклин умело загримировала ему ссадину.

Он, по доходам относящийся к «серому» слою, впервые оказался в клубе сильных мира сего. То, что он зарабатывал своими нервами и напряжением впятеро больше Президента, здесь ничего не значило. Критерием приема в «Персеваль» был должностной ранг, а по табелю о рангах Хармон был никем — шеф одного из многих мелких армейских проектов.

Первое, в чем он убедился, шагнув в помещение клуба, — то, что его понятия об интерьере застряли где-то в среднем классе. Это были даже не изыски Эрлы и других богемных творцов Новой Красоты; это было рафинированное, чистопородное величие в любой детали, в каждой дверной ручке, шляпке обойного гвоздя и завитке резного подлокотника. Важные Люди иногда из прихоти покровительствуют новомодным мастерам, но душой тяготеют ко всему имперскому, классическому, староземному. Эрмитаж, Версаль, Эскориал, Букингемский дворец — вот идеалы магнатов космической диаспоры, и они скорее велят расписать плафон в клубе пышными богинями и пухленькими купидонами, чем допустят к росписи Арвида Лотуса с его сдувающими крышу вывертами.

Как и при фараонах, настоящее искусство принадлежало избранным, а низы довольствовались ширпотребом, и реклама каждый сезон меняла вкусы потребителей, словно позиции переключателя.

Белоснежные статуи. Пейзажи на стенах. Дивные вазы, вручную выточенные из малахита и яшмы. Никакой вопль суетливой рекламы не отменит их вечной ценности.

Среди нетленных сокровищ и великолепия слонялись бюрократы и юристы, толкуя о политических дрязгах, которые напрочь забудутся через два месяца. Откуда-то из рощи олеандров вышел Джолион Григ Ауди, делая Хиллари призывные знаки.

— Сюда, сюда. Рад видеть вас. Вы не знакомы с мистером Виная? Я вас ему представлю.

Ладонь Хиллари исчезла в мясистой руке беспощадного лоббиста BIC.

— Весьма польщен.

Из паркета вырос лакей в ливрее с позументом.

— Три коктейля.

— Без алкоголя, — уточнил Хиллари.

Суванна Виная глядел на Хиллари со скрытым осуждением. «Эх ты, гаденыш», — читалось в глазах.

— Господа, а не пройти ли нам в отдельный кабинет? Там очень уютно — вот увидите, мистер Хармон. К слову — у нас принято общаться запросто, по именам и без чинов.

Округлый и грузноватый Суванна казался молотом, способным вбить стройного Хиллари в паркет по самую макушку. Но взгляд Хиллари спокойно намекал: «Не на того напал». И Суванна, смягчив выражение глаз, едва заметно кивнул.

Рассеянный свет опаловых бра был так нежен, что почти не отбрасывал теней; размытая, подавленная темнота таилась в складках мягких кресел, стелилась по полу, впитывалась в переплетения нитей обивки. Джолион стал совсем черен, а Суванна еще гуще посмуглел.

Вежливых вступлений не прозвучало; никакой дани церемониям — все знали, для чего здесь собрались.

— Если верить Дорану, — губы Суванны поблескивали, — ты совершил чуть ли не подвиг — там, на «столбе». Ты удивил Город, а это не всем удается.