— Сочувствую. Твой Гаст тоже смотрится не лучшим образом, хоть и бодрится. Пальмер мне неизвестен. А Селена — та, что выступала у Дорана? Что с ней — переработка?
— Да, в некотором роде, — Хиллари отметил, что Гаст не все выболтал из проектных дел. Близкое знакомство с Сидом явно пошло на пользу старшему системщику.
— Я понял, что не подпадаю под приказ. — Фанк перебрал струны, отозвавшиеся льющимся печальным звуком.
— Увы. Не стану вдаваться в детали; проще сказать — ты не опасен.
— Так всегда — безобидным больше достается.
— Твой аукцион — в конце недели, восемнадцатого. Все бесятся, бомбят меня запросами о Диске. Я молчу.
Фанк, слабо кивая, наигрывал что-то однообразное, словно адаптер кружил по одной и той же звуковой дорожке.
— И никак нельзя отсрочить?..
— Закон! Гарибальд Колт признал тебя ничьим имуществом, и выход один — через аукцион, в установленный срок.
— Обидно… Но я благодарен тебе, Хиллари. Ты не считаешь меня вещью.
— Если хочешь узнать мое мнение, Фанк, ты — мыслящая вещь. В этом заложено противоречие, и ни я, ни действующий закон его не разрешат. И тем более его не решит Банш. Надо что-то менять в вашем статусе, чтобы впредь не возникало тупиковых ситуаций.
— Некоторые «отцы» рассуждали об этом. Например, Святой Аскет. Но они сознавали, что их не поймут. Они пытались создать прецедент, а потом… ну, это все благие упования, чем Ад вымощен. Меня не огорчает, что я — искусственное существо. Это факт; таким я сделан, и объявлять себя человеком — смешная и нелепая игра. Меня угнетает другое — что весь мой опыт, все мое умение, мои способности… наконец, мои возможности — а я уверен, что еще не исчерпал их, — не имеют для людей значения. Только Диск — вот все, что их интересует. Я — лишь сейф, где лежит чек на десять миллионов. Блок памяти, в котором записано, как умирал Хлип.
Помолчав, Фанк добавил:
— Сандра отдаст это литературным агентам, чтоб сляпали новую сенсационную книгу, а Ромберг сотрет это рашпилем. И Диск, на котором Хлип сорвался, они превратят в чистоган. Вот я и подумываю — все стереть самому.
— Не торопись, — остудил его Хиллари. — Скажи-ка лучше, почему Ромберг утверждал, что Диск принадлежит ему?
— Был контракт. Хлип обязался предоставить «AudioStar» новый диск. Ромберг его авансировал, и по договору если автор не соблюдал срок, то платил большую неустойку и его права на диск сокращались. Так они и гнали его; он делал почти по диску в год. А Хлип изменялся, он задумался о философских песнях, и работа затягивалась. Ромберг стал нажимать и угрожать. В конце концов… Хлип захотел пересмотреть контракт, удвоить срок; Ромберг отказал и обещал передать дело в суд. Они разругались, и Хлип сказал, что Ромберг диска не получит.
— Открыто заявил?
— Нет, в частной беседе по трэку. И чтобы люди Ромберга не завладели уже готовыми записями, он все уничтожил. Тогда он и зеленые вовсю курил, и… в общем, висел на волоске. И волосок оборвался.
Фанк положил гитару.
— Они прекрасно видели, что он работает на износ. Они сделали на нем гору денег, а хотели еще больше и скорее, пока есть спрос. Боялись — мода сменится. Нет бы им дать ему год, как он просил!.. Вот тогда я и понял, что такое — алчность.
— Название Диска, состав — Ромберг знал?
— Ничего он не знал! Хлип никогда не предъявлял неготовые вещи. Даже название — «На берегу тумана» — появилось задним числом, из обрывков его разговоров.
— Мрачная история. Впрочем, хватит ворошить прошлое. Есть одна более насущная задача…
— Я так и думал, что ты неспроста пришел.
— И меня подпирают со сроками, Фанк. Надо официально документировать дело о театре и перестрелку на Энбэйк. Дерек, А'Райхал — всем нужны твои записи с мозга.
— Я не против, — упавшим голосом ответил Фанк. — Ты и так немало сделал; с моей стороны было бы непорядочно отказывать…
— Ты выложишь это сам, Фанки. Штурмовать тебя не будут; ты сам поведешь зонд туда, где лежит информация.
«…а после мы подкорректируем ее, — договорил Хиллари мысленно, — чтобы она совпала с протокольным чтением Ветерана, где в F60.5 стреляет Фленаган…»
Фанк посмотрел на Хиллари с приязнью.
— Ты меня опекаешь… Но как мне быть с Диском?
— Хранить, — убежденно отозвался Хиллари. — Это, как ты говорил, — остров памяти; без него ты перестанешь быть собой.
— Но меня неизбежно купят…
— Да. Но никто не знает, есть ли в тебе Диск. Больше я ничего не скажу, Фанк. Верь мне.
— Другого мне не осталось, — Фанк поднялся. — Идем, утопим Борова, а то его под залог выпустят. Как там театр?.. — вопрос прозвучал со сдерживаемой болью.
— На подъеме. Все двенадцать сеансов в сутки — полный зал, публика самая блестящая — цвет матерых хлипоманов. Директора и ведущие менеджеры в заплатанных куртках, волосы начесаны чуть не до потолка. Ренессанс Хлипа! Помнишь, как было тогда, при нем?..
Закрыв глаза — словно он нуждался в сосредоточении, чтоб вспомнить, — Фанк воспроизвел одну из множества запечатленных сцен — кипящий океан голов и рук с искрящими бенгальскими огнями, девчонки на плечах парней, как в седлах, тысячи влажных сияющих бликов в глазах, тысячи взрывающихся одним влюбленным воплем ртов: «ХЛИ-И-И-ИП!!!» И невысокий, худой, напружиненный Хлип, тяжело дыша, выбрасывает вверх руку с растопыренными пальцами: «Сейчас или никогда!!!»
Хиллари тоже на театрик не рассчитывал. На роль нового владельца Фанка требовался весьма и весьма состоятельный человек, не служащий в Айрэн-Фотрис и хорошо знающий ту цену таланта, которая выражается не в бассах.
Что же касается Синклера Баума по прозвищу Боров, то его судьба предрешена. Угроза умышленным поджогом с возможными жертвами, преступное использование кибер-систем, незаконные финансовые операции, сознательное умолчание о нелегально действующем роботе… Дерек будет доволен — еще бы! Кибер поможет ему упечь знатного мафиози, до сей поры нагло и изящно избегавшего тюремной камеры. По совокупности, даже с учетом поблажек, затеи Борова тянули что-то на двадцать два года лишения свободы; Хиллари в бытность свою у Дерека времени даром не терял и поднаторел в законах.
В частности, ему было известно и то, что права наследования не распространяются на объекты интеллектуальной собственности, не обнародованные или не заявленные как авторские при жизни автора.
И еще лучше он знал, что переходящий от хозяина к хозяину или купленный с аукциона киборг должен пройти ряд процедур, в том числе — устранение прежней памяти, непосредственно не относящейся к исполнению служебных обязанностей.
События, связанные с «войной кукол», затевались тайно, развивались скрытно и с шумом врывались в жизнь централов, порождая ударные волны новостей и брызги комментариев; за поспешно-тревожными выводами аналитиков, за невразумительными разъяснениями компетентных лиц терялись и рассеивались те редкие трезвые голоса, к которым стоило бы прислушаться.
Скажем, сообщалось, что, согласно данным блиц-опроса, 79% владельцев киборгов перекладывали на кукол все дела по дому, включая уход за детьми, 28% — периодически доверяли куклам пользование кредитными картами и наличными деньгами и 24% вменяли им в обязанность ведение повседневного бюджета семьи и самообеспечение программными продуктами и расходными материалами; два последних числа убедительно доказывали, сколь ошибочно расхожее мнение о киборгах как о престижных, дорогих, красивых, но мало к чему пригодных в жизни манекенах. Для сравнения — подросткам те же поручения давали в три-четыре раза реже. 87% владельцев были совершенно уверены, что ИХ киборг — самый сообразительный, самый умелый и заботливый, а у соседей (друзей, знакомых) — не киборг, а бестолковое чучело (муляж ходячий, дурак на батарейках), которому ну ни-че-го нельзя доверить, чтоб он не уронил и не испортил.
