У экранов сидело пол-Города — люди страшно любопытны; кого тут только не было — военные и пацифисты, баншеры и киборгофобы, все родные, знакомые и сослуживцы. Террористы тоже — Темный не мог пропустить такой случай. К Эрле Шварц явился Лотус, чтобы ядовито комментировать откровения счастливого соперника.

— Вообще-то замышлялась девочка — Хиллари Томасина, поскольку Х-хромосома усиливает одаренность. Результат — доказательство того, как рискованно полагаться на волю случая. Первое имя решили оставить — наверное, думали, что со временем я изменю пол.

— Ты не доставил маме огорчений вроде рвоты беременных и анемии?

— От меня это тщательно скрыли. В домашних фильмах мама старалась выглядеть счастливой, хотя на вид ее будто вампир укусил. Свои роды я видел в записи — фантастическое зрелище. Я стал больше уважать маму, но долго не мог соотнести свое появление на свет с тем, что было на экране.

— И за это Доран выложил полмиллиона, — обронил Лотус, попивая кофе Кэннана. Самого Кэннана он вежливо попросил смотреть интервью в другой комнате. — Такие лекции врачи читают за пять арги в час.

— А зачем ты скупился их слушать? — уколола его Эрла. — Ума бы набрался и не думал, что женщина — спортивный снаряд. Тебя тоже родила женщина. Задумался бы, чего ей это стоило…

— Подумаешь, подвиг. Одна физиология. Для этого даже мозгов иметь не надо. Творчество роднит нас с богами, размножение — со скотами!

— То-то вы так охотно этим занимаетесь, — невинным голосом пропела Эрла. — И хоть бы один согласился родить.

— Извращение естества, — тоном знатока отозвался Лотус. — Помнишь, как Большой Макс вынашивал в брюхе клона от любовника? Чуть печень не развалилась, еле спасли.

— Не дано вам, и незачем тужиться.

Хармон, подстрекаемый Дораном, понесся вспоминать детство: как он в пять лет сел за компьютер, как в десять сводил отчеты по финансам — ну, не ребенок, а врожденный программист!

— Поговаривают, — Доран гибко подался корпусом вперед, — что подросток Хиллари был шалуном и взлом неприступной Macro Dyke Line в 234-м — дело его умелых рук…

— Это было честное пари с сетевой безопаской компании, — охотно согласился Хиллари. — Я выиграл, и мне заказали придумать защиту. Потом это мне пригодилось в «Нэтгарде».

— Правда ли, что в универе ты хотел набить морду Ленарду Хорсту, ныне ученому на КонТуа, за то, что у него IQ выше твоего?

— Нет, это Ленард Хорст хотел набить морду мне, но вовремя одумался и занялся ридгелистикой, в чем и преуспел.

По низу экрана шевелились три полоски — белая, рябая и черная — текущий рейтинг Хиллари, складывавшийся из сигналов с телевизионных приставок для голосования.

— Ничего так мужик, — сдержанно одобрил его Мячик. — Умеет работать.

Приставок у партизан не водилось — деньги они вкладывали в оружие, — но будь она, Темный нажал бы черную клавишу.

В том возрасте, когда Хиллари помогал фирмачам сводить баланс сверхприбылей, Темный дурел по первым, еще подпольным дискам Хлипа. Помнил он их, и став городским хищником. Эта память добавляла неприязни к Хармону.

Кроме того, Хармон стоял за государство, за Систему, а Систему Темный ненавидел с того дня, как научился думать.

И, наконец, как бы ни повернулось, Хиллари должен стать его противником в новой войне за овладение киберами. Противник не слабый, судя по всему.

— Поэтому я приветствую пожелание подкомиссии, высказанное депутатом Маршаллом, о привлечении новых сил из тех, что не были востребованы обществом. Надо дать людям надежный шанс.

Белая полоска рейтинга тихонько сжалась, черная расширилась.

— Дело говорит, — кивнул Мячик. — Ишь, как буржуев-то скорчило. А ведь богатый, что это он так?

— А мало ли — может, депутатом в Балаган пройти хочет, — Темный был непримирим. — Вот и подпевает Маршаллу. Голосовать-то кто пойдет? Мы, манхло!

Доран забеспокоился; надо срочно поднять настроение публики.

— В студенческих кругах в конце тридцатых циркулировали слухи о том, что ты занимаешься кибер-любовью… правда ли это?

Хиллари ласково поглядел на Дорана. Вот проныра! Все-то он пронюхал…

— Да, был эпизод. Не родился еще тот мужчина, что поначалу не боялся женщин. Как и продажный секс, кибер-любовь привлекает воплощением любых фантазий и покорностью объекта. По существу это — проверка своих возможностей или любовь к себе, неуверенность или эгоизм. Настоящая любовь — взаимная; тот, кто хочет удовольствия лишь для себя, никогда не сможет сделать подругу счастливой. Кто это понял, для того кибер-девушки — пройденный этап.

— Кстати, о киберах; мы вовремя о них заговорили… Есть один вопрос, его хотят задать многие; я сделаю это за всех. Файри. Есть ли Тринадцатый Диск в его памяти?

В Городе стало тихо.

— Следите за моими губами, — Хармон был подчеркнуто серьезен. — Мне это не-из-вест-но.

— Как же так?! Ты же читал его мозг!! Хил, сейчас нечего скрывать. Файри куплен и…

— Сектора отдаленной памяти специально не читались. Я лично это контролировал. Я готов присягнуть, пройти проверку «короной сэйсидов», или пусть в меня заглянет дипломированный телепат из вара. Я чист.

— Хил, ты старый хлипер. Неужели ты не хотел…

— Хотел. Но долг государственного служащего выше личных желаний. Наш девиз: «Порядок и ответственность».

Полоса симпатий заколебалась и стала увеличиваться. Централы росли, жили и старились в атмосфере лжи и жульничества, но любили честных парней. В них надо верить, иначе общество погибнет. Они — гарантия того, что не все так плохо в этом грязном мире.

— Значит, ты согласен на проверку? Прямо здесь и сейчас? Отлично. Я приглашаю в кадр… — Доран следил за лицом Хиллари: «Струсит? Заколеблется?..» Хиллари не изменился. Про собакоголовых вара можно врать что угодно, но ни один их спец по телепатии не станет подрабатывать у чужих в телевизионном шоу.

— …гениального ребенка из театра Фанк Амара — Эрке Нари Донти! Этот малыш с начала передачи наблюдал за нашим гостем и скажет, можно ли ему верить! Те, кто видел его персональный номер «Младенец-телепат», знают, что малыш угадывает без промаха.

Где он прятался, этот глазастик?.. Донти осторожно пробрался к сидящим, оглянулся на камеры, приветственно раскрыл четырехпалые ладошки.

Импровизация Дорана был безошибочна — маленькие, будто игрушечные, ньягончики даже у самого черствого централа вызывали трогательное желание взять на руки и приласкать детеныша. Тех иномирян, что и взрослые — ростом с детей, даже лютые националы не воспринимали как врагов цивилизации.

Ему поверят, что бы он ни ляпнул. А для ньягончика причина всех проблем в театре — Хиллари Р. Хармон со своим проектом. Это неправда — но самообман понятней сложной истины. Хармон схватил директора — и в театре начались большие неприятности. Почему бы не отомстить противному Хармону? Он ведь эйджи, чужой…

«Спокойно, — велел себе Хиллари. — Фиксируемся на синем рефлексе его глаз. И ни о чем не думаем».

— Донти, ты все слышал, — Доран медлил, растягивая ожидание. — Сосредоточься и скажи нам — читал мистер Хармон память Файри или нет?

Малец с тонкими лапками не зря отирался в театре. Время на сцене и за кулисами он провел с пользой. Научился выжидать паузу.

«А если Доран заплатил ему? — мелко прыгали мысли. — Много ли надо иммигранту, чтобы оболгать кого угодно?.. Я говорил только правду, мне нечего бояться».

— Нет, — слово упало тяжелой каплей, и сжавшаяся душа Хиллари птицей взмыла к потолку. — Сия манисо на наоти ка-дерита — клянусь честью клана.

— Спасибо, Донти. Огромное тебе спасибо. Один ты мог нам помочь — и ты помог. Твоя честь тому порукой, — Доран в контакте с нерушимыми принципами ньягонцев сам заговорил на высокопарном клановом языке. — Если ты хочешь, скажи что-нибудь для всех.

Но Донти выбрал иное — уж очень редкий шанс ему выпал, чтобы говорить пустяки.

— Мотаси Хармон, — мгновение назад опасный, а сейчас смешной и забавный малыш каким-то необычным жестом сложил кончики пальцев, — вы, пожалуйста, не обижайте нашего директора. Мы можем надеяться на вашу доброту?