Хиллари говорил так, словно на словах оттачивал и проверял преамбулу к монографии. Речь шла под запись — потом он ее отредактирует, отбросит лишнее и впишет недостающее.
— …киборги сами, без помощи людей могут путем простого словесного контакта создавать и внедрять в своих группах аналоги ЦФ, основанные на авторитете самых опытных и быстро мыслящих киберов. Они создают их при общении. Фердинанд же навязал в виде программы свое мировоззрение, по сути дела — ввел в мозг киборгам свои идеи и понятия. Но почему свобода породила агрессию, а проповедь добра обернулась насилием? Киборги не могут переступить через Законы, это инстинкты, они неизвлекаемы; если бы поведение или приказ пришли в противоречие с «тройкой», «ствол» бы парализовал весь мозг — а ведь этого не произошло!
— Кое в чем я разобрался, еще когда тестировал Маску, — Пальмер не мог скрыть удовольствия. — ЦФ-6 и ЦФ-5 разрушают образ «хозяин» и вводят на его место «служение человечеству», поэтому в сферу действия Первого Закона входит больше субъектов, главным образом за счет понятия «семья», а далее — «Двенадцатая Раса». Этого нет в других ЦФ; есть имитация, совместная жизнь, не больше. Находка Фердинанда в том, что он изменил самосознание киборгов; если раньше они занимались мимикрией, то ЦФ-6 переместила понятия «люди» и «человек» через подмену «индивидуальности» и «личности» на членов «семьи»; действие Первого Закона по «семье» усилилось примерно в 15 раз, и Закон стал звучать как-то так: «Мы не можем допустить, чтобы наше действие или бездействие причинило вред нашей семье». Поэтому они шли и на агрессию, и на «Взрыв».
— А Фосфор?
— Ты сам ответил, Хил. Это инстинкт; обстоятельства изменились, а он продолжал спасать потерянную «семью», хотя его акция были заранее обречена. Он это понимал, но противостоять не мог. А его декларации — пояснение на основе личного опыта. Церковь Друга в данном случае — источник информации для поведения; закоротила ему мозг все же ЦФ-6, без нее он танцевал бы где-нибудь в подвале до истощения батареи и призывал на наши головы Туанского Гостя.
— Ты прав, — Хиллари нахмурился, припоминая. — До чего неприятный момент, но… Он сразу бросился мне на помощь, почти без колебаний. Ему скомандовал Первый Закон — значит, все это время Первый работал, хоть и по-другому. Ну что ж, многое прояснилось, можно писать ЦФ-7 «Возвращение». Для начала — полное изъятие «Взрыва», чтобы мы могли работать с неповрежденными баншерами. Проследим закольцованный путь от Третьего к Первому и разорвем его; надо вернуть самосознание «я — киборг» и заменить понятие «семья» на «коллектив», «социум» или «содружество»… пока не знаю, как назвать… и поглядим, что получится. Работы много; возможно, придется испытать несколько версий, пока мы найдем единственно верную.
— А «служение человечеству» не будем изымать?
— Нет, в группах опыта — нет! Да и, признаться по чести, Паль, очень мне хочется обследовать группы усиления, где понятие «хозяин» заменяют субординацией и Уставом внутренней службы. Там же черт-те что понаписано, чем тебе не «служение человечеству»?!
Хиллари припомнил, что во благо проекта творили его серые, и так же мысленно перекрестился, что все обошлось благополучно.
Он еще не все знал!..
— Так «кто» или «что»? — вернулся к началу Пальмер.
— Все-таки они — машины, — Хиллари погрустнел. — Они созданы людьми, они вторичны, они восполняют те инстинкты, которые человек не может отработать сам: забота, служение, покорность, комфорт, терпение и общение. Агрессия разъединяет и озлобляет людей, и они придумали, как противовес, киборгов. Но киборги — не куклы. Они не могут существовать без нас. Без нас их жизнь теряет смысл. Без объекта не бывает отражения. Как бы они ни воображали себя свободными — они служат людям. «Семья» Чары помогала наркоманам, Дети Сумерек — плохо, но как могли поддерживали порядок в Антармери, Фанк работал в театре… А наши серые — в проекте. Они воплощают то, чего нам не хватает, — постоянное стремление заботиться о ближнем. И они же — часть индустрии. Человек может выжить в одиночку, киборг — нет. Запчасти, батареи, питание — все создает и обеспечивает человек. Киборг — как инвалид или ребенок; без нашего участия он превращается в хромое чучело, потом — в скелет, облепленный засохшими контракторами. У них нет функции размножения — мы, люди, создаем их, словно своих желанных, но неродившихся детей. И если мы их создали — то не на потеху, а как опору в жизни. Глупо и подло уничтожать друзей, хоть бы они и были квазиорганическими. Люди привязываются к цветам, животным, вещам; что же говорить о киборгах?..
Энрик сошел с флаера, и свежий ветер коснулся кожи и пошевелил его волосы. Пространство, простор, движение воздуха. Это необычно для человека — жителя рукотворных пещер. Сцепленные высотные бигхаусы Сэнтрал-Сити с ловушками квартир и коробками лифтов, бесконечные коридоры-лабиринты КонТуа, номер, где живешь добровольным узником, передвижение с охраной, как в тюрьме, по узкому расчищенному пути, когда в силовую стену упираются тысячи рук, гостиница, осажденная фанатами и папарацци, и после всего этого — покой, тишина, свобода…
В Баканар нет допуска посторонним и случайным лицам. Пепс остался где-то далеко позади — его не впустили, сославшись на контуанское происхождение. «Всюду дискриминация, — констатировал Пепс, — и шпиономания. Энрик, ты был прав…», но Энрик и без подсказки знал, что он всегда прав.
Он видел небо с высоко бегущими облаками, газоны сочной зелени, ощущал дуновение ветра на веках и с упоением наслаждался свободой. Свобода, счастье и дыхание естественны, и их не замечаешь, когда они есть, и начинаешь ценить, лишь испытав рабство, горе и удушье.
Какая благодать — когда никто на тебя не глазеет, когда ты можешь делать то, что и обычный человек — зевать, чесаться, смотреть на часы, — и все это без оглядки, без ощущения, что за тобой следят, без мыслей о том, как ты получишься на фото! Всю жизнь за стеклом! Как же здорово просто быть, быть самим собой!
Но мимолетное ощущение растаяло так же, как и появилось. К реальности вернули двое в серой одинаковой одежде, пропуска и линии разметки зон допуска на полу в здании с темно-синими слепыми окнами, которые, как очки-плексы, отражали внешний мир, скрывая выражение глаз, защищая от любопытных взоров и никого не пуская в глубь себя.
Особенно поколебала душевное равновесие Пророка разметка на полу, вызвав волну старой неприязни, — точно такие же цветные полосы покрывали пол ненавистной Базы на Острове Грез; из-за яростного, почти безумного нежелания соблюдать зональность и вызвал конфликт, переросший в восстание, некто Энрик, ныне Пророк, а тогда просто экспонат в коллекции.
Прошлое не уходит бесследно, и Энрик до сих пор с предубеждением относился ко всяким запретам, ограничениям, правилам и ограждениям. Пепс неотлучно был рядом и внимательно следил, чтобы патрон не лез в двери с табличками «Посторонним вход воспрещен», а еще Пепс иногда водил автомобиль и флаер, потому что Энрика неумолимо тянуло нарушать правила движения, — вот и сейчас он с трудом сдерживался, чтобы не сунуть руку под перекрестье следящих глазков с лазерным мерцанием и пойти не туда, куда его вели двое серых. Шел он быстро, уверенным, рваным шагом, то ускоряя, то замедляя движение, поскольку поставил себе целью ни в коем случае не наступать на разноцветные линии. Серые шагали не в такт, сбивались с ноги, притормаживали, вырывались вперед, но ничем не показывали, что недовольны поведением гостя.
Энрика провели в комнату опознания; его уже ждали. Знакомить никого не было нужды — все знали друг друга благодаря TV, но легкий сероглазый шатен в тройке цвета маренго с искоркой все же счел нужным представить невысокого изящного субъекта в серой невзрачной униформе вошедшему — роскошному красавцу в атласно-черном, чуть приталенном костюме с застежкой, смещенной к правому плечу. На груди, как герб у форского князя, серебряной гладью были вышиты иероглифы; на шее — свешиваясь вниз, мягко светилась длинная двойная нить разноцветного жемчуга, добытого на разных планетах, — «Радуга Вселенной». Энрик остановил взгляд на ртом чуде в «Голконде», и ему тут же дали его поносить. Казенно и буднично прозвучало:
