— Вам дадут все, о чем просите. А вы, барышня?

— Можно подумать?

— Только недолго, я спешу, — поторопил принц, стоя уже в дверях.

— Хочу станцевать.

— Да ради бога! Музыка нужна?

— Если позволите.

— Осмелюсь доложить, — напомнил принцу вахмистр, — оркестр Вашего Высочества вооружен и послан в караульные наряды.

— Обеспечьте барышне хоть что-нибудь. Желание приговоренного — закон.

— Есть горнист, флейтист и барабанщик.

— Вот, пусть они и сыграют. Вас устроит, милая?.. Прощайте.

Профессор, все время разговора топтавшийся снаружи у двери, поспешил за принцем, бормоча в расстройстве:

— Но как же, Ваше Высочество… Мы останемся без медиумов в столь ответственный момент! А исследования по черному эфиру? Они близки к завершению, я собирался отправить туда ученицу…

— Я уже ее отправил. Скоро она там окажется. Если хотите, то возьмите ее труп себе и повлияйте на него катодными лучами или электричеством. Может, мертвая расскажет вам, как выглядит пространство черного эфира. Кстати, гере Картерет — удалось ли разбудить Вербу? или Хлыста?

Старик замолчал и отстал. Прежние ныряльщики в мир тьмы не просыпались. Трудно сказать, живы ли они в привычном смысле. Сердца их бились редко, как падают капли с пещерных каменных сосулек. Ни удары током, ни вливания, ни призрачный свет лучевой трубки на них не действовали. Держать их в холоде, около точки замерзания, стоило недешево, но профессор не терял надежды вернуть окоченевшие тела к жизни.

— Эти не очнутся, — убежденно заявил вахмистр, пользуясь случаем уесть ученого брюзгу. Раз сам принц над ним язвит, то и мелкой сошке можно. — Их души давно в темном царстве.

Картерет взорвался:

— Помолчите, вахмистр! Знайте свою службу, а наука не для вас!

— Куда уж нам… Мы одно знаем — если мясо залежалось, надо его вон.

— Ваше Высочество, — залебезил профессор, — распорядитесь, чтобы ученицу пулями не портили. Велите выдать ее мне живой и целой.

— Я приговор не отменю. Берите, что дают. А что касается живой… — Цересу явилась мысль, на что употребить дочь Бертона. — Я подыщу вам экземпляр для опытов. Чуть позже.

Выйдя из дворца, он обратил внимание, что небо — с утра ясное и голубое, — начали затягивать облака, похожие на стелющийся дым. День разгорался, наполняясь летним жаром. Ветер слегка шевелил верхушки парковых деревьев.

«Попутный. Он прибавит скорости, когда пойдем к столице. Заодно облачность поможет скрыться, если за мной увяжется морской разведчик. Кто прислал дирижабль ВМФ для слежки?.. Ничего, скоро они поймут, кто хозяин в империи — когда я захвачу их наземные базы».

— В Большой дворец, — сказал принц, забираясь в коляску.

Подъезжали с южной стороны, где конный и машинный двор, жилье челяди. Карета без гербов не волновала публику, можно незаметно проследить — не паникует ли прислуга?.. На беглый взгляд беспокойства не видно. Встретив свитского штабс-капитана, принц передал с ним приказ: «Отделению из штурмового эскадрона пешим ходом — к эллингу, ждать меня».

По аллее двое жандармов вели под руки третьего, с виду ошалевшего — его карабин повесил себе на плечо один из провожатых.

— Что такое? — выглянул Церес.

Увидев принца, служивые остановились и откозыряли, даже безоружный:

— Здравия желаем! Вот, рядового к лекарю ведем.

— Почему, кто приказал?

— Солнечный удар, Ваше Высочество! Видит неведомо что, по кустам палит, три патрона в пустоту истратил… В уме повредился. Не ровен час, еще убьет кого-нибудь.

— Ну-ка, братец, расскажи — что наблюдал, в кого стрелял?

— Осмелюсь доложить, Ваше Высочество, — залопотал ошалевший, вытаращив честные глаза, — стоял я в карауле на посту, согласно распорядку… Вдруг — вот светом молнии клянусь! — рядом по лужайке вскачь несется голая и размалеванная девка верхом на хвостатой свинье.

— В лазарет, — отмахнулся принц и велел водителю: — Трогай!

— Верьте слову, Ваше Высочество! — взмолился сумасшедший вслед коляске. — Свинья пегая и восьминогая, а хвост как морковь, длиной с руку…

«Что за нескладный день в Бургоне? — злобно думал принц. — Все с ума посходили, ведьмы летают, свиньи скачут!»

Броневик напролом пробил живую изгородь, снес резную белую беседку, наискось проехал по лужайке и, с хрустом смяв шпалеру, покатил прямиком к старой роще.

Там он глухо стукнул, вписавшись передком, и принялся упрямо рыть землю колесами, словно пытался лбом свалить вековое дерево.

Причудливая сеть дорожек и аллей, пронизывавшая Бургонский парк, преграды смыкавшихся рощ и лабиринты шпалер, пруды, каналы и мосты — здесь было где запутаться, и все суматошно путались.

Огонек слушал советы Эриты, оба глядели сквозь зеленоватое бронестекло смотровых щелей, машина виляла и бросалась из аллеи в аллею. Прямо из-под носа еле вырулил жандармский самокатчик, чуть не упал и, оглядываясь через плечо, что есть сил, погнал прочь от черной бронемашины.

— Я могу водить, — откашлявшись, заявила Эрита. — Кадет, сядьте за пулемет, надо пробиться через заставу!

Паренек помотал головой, не отрываясь от дороги:

— Нас там ждут. И пушку развернули, как бог свят. Влупят, мокрое место останется.

— А вы с разгона!

— На таран, что ли? Капонир из камня, башня железная — в блин сомнемся. Это ж… Ваше Высочество, броневик — против пехоты! или конницы…

— В объезд, — подлезла Лисси.

— В первый пруд, ан! Я тут дорог не знаю.

— Вспомните, вы смотрели сверху, — настаивала Эрита.

— Да дьявол их не разберет, парк старый, кроны сомкнуты. За большим дворцом дома какие-то…

— Это службы.

— Мачта, труба дымовая…

— Телеграф и электростанция.

— Чуть к юго-западу — эллинг, дирижабельное поле и ангары. Дальше дворец — шпилястый, маленький…

— Дом Птицы-Грозы, там принц наукой занимается.

— Он разве ученый?

— Он все на свете. — Эрита, морщась, терла помятое горло. — Пловец, авиатор, наездник, под парусом ходит.

— Справа жандармы! — предостерегла Лисси, взглянув в бортовую щель. — Трое с велосипедами, таились за шпалерой.

— Куда им, с шилом на пулемет, — злорадно процедил кадет. — Но долго кружить нам не дадут… В общем, благородные барышни, слушать меня и делать, что я говорю. Приказ ясен?

…Когда броневик уперся в дерево — стволы его картечницы смотрели в рощу, — самокатчики осмелели, хотя по-прежнему хоронились за живыми изгородями. Прискакал взвод из штурмового эскадрона, брякая гранатами в сумках, а за жандармами — расчет с полевой реактивной пушкой в четверной упряжке. Быстро спешиваясь, стрелки, пригнувшись, разбегались вдоль шпалер и занимали позиции, а артиллеристы разворачивали свою адскую трубу и открывали зарядный ящик.

— В корпус не бить! — Штабс-ротмистр метался между пушкой и стрелковой цепью. — Только под колеса! Гранаты — дымовые, осколочных не брать! Первое отделение, бегом в рощу, отрежьте им путь!.. Сдавайтесь! — закричал он в рупор. — Выходите из броневика, подняв руки! Считаю до тридцати, потом открываю огонь! Раз! два! три!..

Броневик тупо жужжал мотором, башенка не шевелилась, дверцы оставались закрытыми.

— …тридцать! Орудие — пли! Удальцы, в атаку!

Пушка взревела, выплюнув хвостатую ракету, у колес броневика взметнулись дым с огнем, полетели гранаты, лопаясь пухлыми белыми облачками, а жандармы с нестройным «Уррра!» кинулись со всех сторон к машине.

— Сейчас старший скажет: «Нас надули». — Огонек, подобрав юбки, ломился через заросли вдали от поля боя. Девчонки спешили за ним. — Потом скомандует: «В седло!» Верхом они быстрее нас. Если я не ошибся… — он встал на цыпочки, стараясь заглянуть поверх кустов, — …до жилья челяди мер сто. Или добежим, или нас сцапают как кроликов. Пригнитесь!

— Что нам, на полусогнутых бежать, по-черепашьи? — сердито спросила принцесса.

— Все ваш фасон долгополый! — прошипел в ответ парнишка. — С ним на ровном месте спотыкнешься. Носили б юбки покороче… или верховые брюки!