Когда-то, в незапамятную эру, бурная река проточила в плоскогорье этот каньон, но воды иссякли – осталась длинная извилистая прорезь в камне, ставшая царской дорогой. Подъём в пути был почти незаметен, но когда выехали из тесноты каньона, Ларион увидел, что их маленький караван поднялся мер на пятьсот – с высоты открылся простор слабо волнистого бурого и желто-серого каменного моря, изрезанного долинами, терявшегося в жаркой дымке у горизонта. Только полоса из плит песчаника впереди – ни сторожевых постов, ни колодцев, вообще ни единого строения. Дыхание весны словно не коснулось этих унылых мест – трава еле пробивалась меж камнями, в долинках едва зеленели кривые тощие кусты.

– Предки нынешних черноголовых, – указал вперёд Мосех, придержав коня, – выложили эту дорогу для царя. Отсюда до его дворца нет пищи и воды. Пеший и незваный здесь не пройдут, а если пройдут… – Жрец недобро усмехнулся. – …то обратная дорога им не суждена. Поспешим! мы сможем вновь наполнить бурдюки лишь на царском дворе.

По мере того, как они удалялись от выхода из каньона, на горизонте понемногу вырастала из дымки тень чёрной конической горы, схожей с муравейником. Стучали подковы, отмеряя плиты под копытами, но марево вокруг горы не рассеивалось – коническая вершина оставалась окутанной сизой пеленой. Так казалось, пока Ларион не понял, что дым сочиться прямо из склонов горы, словно она – вулканическая.

– Опасная горка!.. Не хотел бы я жить у её подножия – в любой день может лавой спалить…

– Это не гора. Это дворец.

Чем ближе они подъезжали, тем сильней Лариона терзали сомнения. Все фаранские дворцы, которые он видел с реки, выглядели совершено иначе – белостенные и плосковерхие, с множеством колонн. Резиденция царя-бога походила скорей на пирамидальные гробницы, высившиеся в стороне от городов. Сложенная из черно-бурого камня, она курилась восходящими дымами, а когда село солнце, на склонах дворца стали заметны багровые огоньки, будто десятки пламенных неусыпных глаз.

И вышина её… Подъехав к первому посту у дворцовой стены, он мог смотреть на вершину конуса, лишь вскинув голову.

«Могут ли люди построить такую громаду?..»

Не один он испытывал нарастающий страх – люди из эскорта Мосеха тоже примолкли, разговаривали между собой редко, коротко и шёпотом, как-то сутулились и выглядели подавленными. В ночной тьме, под звёздами, кавалькада втянулась в ворота – стражи-привратники пропустили приехавших молча. В шлемах-колпаках и длинных накидках, с закрытыми лицами, они смотрелись зловеще, а их оружие – копья, имевшие кроме наконечника серповидное лезвие, – напомнило Лариону старые поверья.

«Вылитые могильные духи с крюками… Гром небесный, куда я заехал?.. Прямиком на север, во мрак, на другую сторону Мира – осталось перейти порог, и нет обратного пути…»

– Устал? – Мосех спешился. – Отдыхать некогда. Бог не любит ждать. Испей воды – и отправимся к нему.

– Но час поздний… Уместно ли тревожить вашего правителя, когда пора ко сну?..

– Он никогда не спит.

В тусклых неверных отсветах багровых глаз-огней они вдвоём торопливо шли к дворцовому порталу, подобному пасти чудовища. Никто не отправился вслед за ними, словно перед порталом проходила незримая черта, за которую нельзя ступать незваным. Рука Мосеха сжимала свёрток с частями ключа, в другой – сумка, данная ему безмолвным стражем.

Коридор-тоннель тянулся и тянулся, под его высокими чёрными сводами в полусотне мер одна от другой тлели лампы-капли, излучавшие вялый голубоватый бестеневой свет. Промежутки между лампами спутники проходили в почти полной темноте, от чего Лариону становилось совсем не по себе и временами хотелось повернуть, броситься назад. Но и под лампами было не лучше – в их бесплотном сиянии даже здоровая кожа Мосеха казалась неживой, холодно-серой. Улыбка на его лице была неуместна, будто улыбка мертвеца.

– Уже рядом. Чертог близок. Остановись-ка… Ты должен надеть вот это. – Он достал из сумки белую рубаху с рукавами и деревянную маску на всё лицо. Или не деревянную?.. пористый материал маски напоминал пробку или пемзу. В прорези глаз вставлены слюдяные пластинки, прорези ноздрей обращены вниз, словно носящий маску должен быть защищен от ветра в лицо.

– Теперь ты готов. Отступать поздно. У тебя есть право на один вопрос царю – не раньше, чем он обратиться к тебе.

Ободряюще тронув Лариона за плечо, Мосех обратился к стене, перед которой они стояли:

– О, Владыка Неба, повелитель мой, мы пришли с дарами, чтобы сложить их к стопам твоим!

Стена дрогнула и расступилась – половины её начали уходить в стороны, открывая ярко освещённый зал со сводом-куполом и ступенчатым возвышением посередине.

Но освещали зал не лампы.

Свет шёл от гигантского человека, стоявшего на возвышении.

Сквозь слюдяные очки маски этот великан представлялся Лариону отлитым из железа. Всё тело его покрывала вязь раскалённого узора, мерцавшая огненными переливами, словно внутри тела, как в фонаре, пылало неугасимое пламя, но мало того – еле видимая огневая аура окутывала тело на три меры от него, как колеблющийся кокон. Со стороны великана веяло жаром. Ларион почувствовал, что ноги подкашиваются, воздуха не хватает, а рот пересох.

– Ближе, – громом раскатился по залу медленный голос гиганта.

Мосеху пришлось вести Лариона за локоть, к клубящемуся средоточию огня.

«Вот оно и пламя царя тьмы, что грехи выжигает, – мелькали мысли, словно мотыльки перед тем, как сгореть на палящем язычке свечи. – Чистое вознесётся, нечистое в угли осыплется… гореть, пока белым пеплом не станет… Я виновен… простите меня – отец, Даяна…»

– Дай, – прогремело совсем рядом.

Сквозь муть в глазах Ларион видел, как Мосех протянул гиганту куски звёздного металла – великан не взял, а притянул их, они вылетели из ладони жреца и порхнули к железной длани, как к магниту. В руках гиганта секторы кольца с гравировками черепа и рыбы вмиг срослись, ало вспыхнув на стыке, а в следующую секунду великан приставил к ним третий сектор – алый блеск, и он уже держал кольцо с выемками по наружному краю, сложенное на три четверти.

– Три власти – мои! – загрохотал голос, и дрожь прошла по полу. Затем аура огня чуть померкла, фигура гиганта стала яснее различима, а голос его зазвучал тише: – Мосех, какой награды ты хочешь?

– Повелитель мой, – склонился жрец, – твоих щедрот рабу не счесть, я наделён ими сполна. Если пожелаешь, дашь то, что соблаговолишь, по бесконечной милости твоей.

– Будет дано, – ответил бог тьмы и огня. – Что за вещун с тобой?

– Ларион Кар его имя. Он своим самоотверженным старанием вырвал обе принесённых тебе части из рук наших соперников по поиску. Я свидетельствую о нём – сей смертный не жалел жизни, чтобы служить тебе.

Медные глаза уставилась на Лариона, взгляд их почти осязаемо давил, но вместе с тем он нёс тепло, как огонь печи в морозный день. Жар, исходивший от гиганта, больше не мучил.

– Говори.

– Я хочу знать… – начал Ларион, но осипший внезапно голос изменил ему. Он болезненно ощутил себя мелким и жалким перед лицом воплощённой мощи, но собрался с духом и громко выпалил:

– …имя моей матери!

Воцарилось молчание, нарушаемое только едва слышным шелестом пламенной ауры. Гигант поднял десницу ладонью к Лариону – из неё лучом изошёл свет, плотный как ветер, а сквозь сияние выбросились нити огня, будто спицы. Боясь опустить лицо, Ларион испытывал слабые уколы, перебегавшие по груди, потом по щекам, по лбу… Нити проходили сквозь него, не встречая преграды.

Потом рука плавно опустилась.

– Имя скажет твоя сестра.

«Сестра?.. разве у меня есть..»

– Повелитель… – запинаясь, он всё-таки дерзнул продолжить, – как найти эту сестру?

Мосех зашипел под маской:

– Ты уже спросил!.. Берегись божьего гнева!..

Однако великан остался спокоен:

– Ты найдёшь. Она скажет. Но имя принесёт боль.

– Пусть. Я готов увидеть мать, обнять – и умереть.