Матиас огляделся, потом выбрал местечко поудобнее, встал на колено – и протянул мне букет.

– Эсса Кордова! Каэтана! Я прошу вас стать моей женой!

– Нет, – мгновенно ответила я.

– Я обещаю, что сделаю вас… ЧТО?!

– НЕТ.

Матиас воззрился на меня так, словно я по нему велосипедом проехала. По чувствительным местам.

– Н-но… Каэтана!

– Предлагаю поговорить о более интересных вещах, – мило заметила я. – Начнем с того, что вы получили в награду за мою идею?

– Ничего, – помрачнел Матиас. – Мне зачеты проставят, вот и все.

– А, это пусть. – Я махнула рукой. – Зачеты я и сама прекрасно получу. Но замуж за вас, эс Лиез, я все равно не выйду. Не хочу.

– Почему? – Матиас прищурился, поднимаясь с колен и пристраивая на стол роскошные алые розы.

– Потому что вы мелкий подлец и домашний тиран, – спокойно сообщила я. Черт с ней, с дипломатией, за такого замуж выходить – лучше сразу помереть.

– Я?!

– Не я же! Эс Лиез, я своего мнения не изменю.

– Правда? А если я попробую тебя убедить?

Матиас сделал шаг ко мне и протянул руки.

Я честно дала ему шанс. Целый один. Ради Марисы.

– Не переубедишь. Но если выйдешь сейчас за дверь сам – останешься цел и невредим.

И когда дураки к умным людям прислушивались?

Да никогда!

Вон он, растопырился, лапы тянет, и в глазах видно желание повалить меня на кровать, ну и… поубеждать.

Наивный… Я увернулась, обходя стол.

– Каэтана… хуже будет.

– Будет, конечно, – согласилась я, добираясь до нужного места.

Разбирать, чего ему там хочется, я не стала. Есть такое понятие – превентивно. Вот, я не нападала, я защищалась. Просто я сделала это ДО того, как мне причинили вред.

Зря Лиез со мной связался.

Дважды зря, потому что в качестве знака восхищения он выбрал розы. Герберами было бы не так больно… тот, кто получал букетом по лицу, знает.

Я ведь не махала кое-как. Я лупила с душой и наотмашь, благо розы были завернуты в какое-то кружево, чтобы руки не кололи. Мне и не кололи, а Матиас взвыл.

Может, он бы сосредоточился, он бы со мной справился, но…

– Каэтана?!

На пороге стояли все подруги, кроме Марисы. Та задерживалась на занятиях.

Но и так…

Зрелище расцарапанного Матиаса с бутонами роз на ушах заставило подруг открыть рты.

– Эс Лиез? – первой опомнилась Олинда.

– Эс уже уходит. – Я ловко впихнула Матиасу в руки остатки букета. – И больше свое предложение не повторит.

Матиас сверкнул глазами – и хлопнул дверью.

Попытался. Не вышло, девушки не дали, так и проскакал по коридору, в лепестках роз.

– Чего ему надо было? – Олинда решила сразу сработать «на публику», а то половина этажа на шум вышла.

– Предложение делал.

– И что?

– И его не приняли. – Я пожала плечами. – Матиас попробовал меня убедить более активно, я защищалась… розы пострадали.

Девушки переглянулись – и закивали.

– Матиасу не надо… дополнительных объяснений? – прищурилась Олинда.

– Думаю, с него хватит, – сказала я чистую правду. – Пусть его… кто и с кем идет на бал?

У меня-то все было решено, мне составит компанию Эстебан Гил. А вот остальные подруги… хотя они тоже не растерялись. Даже Мариса уговорила Эдгара Молину. А почему нет? Все равно они «встречаются», можно и на публику поиграть с полгодика.

Бал?

Сказано громко.

В этом году никого со стороны не приглашают, все происходит исключительно внутри академии. Сначала ректор произносит речь о мире и дружбе. Потом небольшая культурная программа: ученики представляют номера. Да-да, и здесь не без художественной самодеятельности.

Я точно знаю, что есть один танцевальный номер, две «сценки», Мариса вообще должна петь… она одна из последних. Голос у нее красивый, слух есть, так что санторинцы не будут разочарованы. И сама Мариса…

Сейчас она сидит рядом со мной. Так ей спокойнее. Держится за мою руку, поглядывает на санторинцев. Никуда-то ее влюбленность не делась, даже не подтаяла.

Концерт смотрят отдельно. Так, чтобы сидеть вперемешку, парни с девушками – такого здесь нет. Борьба за нравственность… ясно же, когда свет в зале погаснет, начнется разврат. Такого допускать нельзя, поэтому парни сидят отдельно, поглядывают на нас, девушки отдельно.

Санторинцы – почти посередине, как то самое в проруби.

Ладно! В кого бы девушки не влюблялись… уедет через несколько дней этот импорт – и забудем. Тем более у нее Эстанс есть. Драконица ведь лучше санторинца, правда?

Ректор квакал со сцены про мир и дружбу и приглашал санторинцев приезжать еще. Мол, в этом году не повезло, так может, в следующем повезет? Или еще… лет через пятьдесят?

Наконец его речь закончилась, и Мариса поднялась с места.

– Девушки, вы меня проводите?

Конечно, мы не отказались. За кулисами интересно, уж точно лучше, чем здесь.

Только вот…

Наш путь к кулисам пролегал неподалеку от кресел санторинцев. И внимание мы привлекли.

Его высочество окинул нас насмешливым взглядом, задержался на мне, потом на Марисе, которая выделялась среди нас, как лилия среди кувшинок, и что-то сказал. Буквально несколько резких гортанных слов.

И еще добавил.

Мариса побледнела.

Сжала мою руку так, что я едва не взвыла, и почти опрометью метнулась за кулисы. Вслед нам полетели несколько смешков. Таких, сугубо мужских.

За которые хочется смеющемуся оторвать что-то ценное. Вместе с головой.

– Мариса?

– Каэ, ты не поняла, что они сказали?

– Никто не понял. – Олинда сверкнула глазами. – Девочки?

Нет, никто. Ни Фати, ни Севилла. Кайа так вообще на бал не пришла – от греха подальше.

– Я поняла. – Мариса казалась удивительно несчастной и от этого еще более красивой. – Он сказал, что не доверил бы нам даже полы в гареме мыть. Потому что мы не женщины, а жалкие их подобия.

Я скрипнула зубами.

Вот даже не сомневаюсь, что стрела была пущена в меня. И то больше со злости, что планы по изведению драконов обломались. Сейчас принцу тут и потолки низкие, и море бесцветное. А Мариса просто попала под раздачу. Но… как ей сейчас об этом сказать?

Пока я подбирала слова, Мариса вытирала слезы. Это мне на принца плевать с колокольни, а ей-то каково? Она ж эту пакость любит… ну или образ, который на него повесила. А какая разница? Розовые очки все равно бьются стеклами внутрь. И ранят очень больно.

– Каэ!

– Да, Мариса?

– Каэ, а ты можешь выступить вместо меня?

– Я?!

– Конечно! Ты, и только ты!

– Мариса, я петь не умею.

Врала, конечно. Петь я могу. И в этом мире у меня даже слух есть. В родном мне его не досталось, так что я перевирала даже «Калинку-малинку». А здесь – и ничего получается, мухи на лету не падают.

– А я тебя не петь прошу.

– Да? А что тогда?

– Они говорят, что у нас нет настоящих женщин! Каэ, помнишь, ты нам показывала танец с креслом?

– Да. – Я уже поняла, куда идет дело. Дело шло к пропасти и пахло песцовой шубкой. В которой меня и закопают.

– Каэ, станцуй для них!

Угадала.

– Каэ!

Девочки смотрели умоляющими глазами.

Я повертела пальцем у виска.

– Рехнулись? Все?

– Каэ, это ты одна можешь…

Я могла, спора нет. Но зачем мне это надо?

– Каэ, пожалуйста… я этого просто не вынесу!

Мариса смотрела так умоляюще. Я даже головой помотала.

– Тпр-р-ру, Зорька! Мариса, ну подумай сама! Мне нужен шест, стул… да хоть что!

– Я поставлю стул! Выдвину.

Он там действительно стоит. Для выступления. Хотя я могу его и сама подвинуть – нетрудно.

– И переодеться.

– Мы поможем. – Лин сверкнула глазами.

Нахамив Марисе, принц явно нажил себе трех врагов. Врагинь… Или четырех?

Но мне-то не девятнадцать лет! Куда я, дура, лезу?

– И музыка.

– Ты говорила – ритм. Я возьму барабан, – подскочила Сив. – Я смогу, ты знаешь.