– Мы – лучше! – взвилась Ярина.

– А как же эта… и… палатка? – поинтересовалась я, приводя дословные цитаты.

Ярина смутилась и даже шаркнула сапожком.

– Ну… если она и правда такая? Что теперь делать?

– Научишь девочек ругаться. Чтобы они точно знали, какие у них костры, вода, лапник и прочее, – подсказала я.

Девочки грохнули хохотом.

В этот день мы больше не ругались.

Потом случалось, конечно. И поспорить, и поссориться, но все проходило уже проще. Спокойнее, без накала. Когда с трудностями смиряешься заранее, переносить их намного легче.

Храм Варта мы увидели на восьмой день путешествия.

Драконицы снижались, высаживали нас, почтительно отлетали в сторону.

Я знала, они туда не пойдут. По преданиям, Варт и сотворил драконов… поучаствовал. Девушки тоже переглядывались.

Страшновато…

Бог.

Я оглядела свою команду.

– Девочки, располагаемся рядом с храмом на привал. Устраиваемся поудобнее, вон ручеек мы видели, ставим палатки, готовим обед. До завтрашнего утра мы здесь. Я сейчас иду в храм. Если я спустя сутки – подчеркиваю: сутки! – не выйду отсюда, вы уходите. Виола меня подождет.

– Каэтана, ты не обнаглела? – Мариса уперла руки в бока, не хуже Ярины. – Мы уходим, а ты остаешься?

– Мы тебе что – сволочи?!

– Если я оттуда не вернусь, вы тем более поляжете, – вздохнула я. – У меня есть шанс, у вас его нет.

– Это еще почему?

– Потому что моя мать была посвящена Даннаре. И я тоже, – не стала я скрывать. Эта информация доступная, да и ничем мне это не грозит. – Среди вас еще есть те, кто также посвящены богам?

Девочки переглядывались, но – нет. Мальчиков – тех посвящают. Ортару, Истиону, Сантору, последнее в Санторине прямо обязательно. А девочек… зачем?

– Поэтому послушайте меня. Ждите сутки. Но если меня сутки не будет, послушайтесь и улетайте.

Девочки переглядывались, но не одобряли. Я молча развернулась и направилась к храму.

В быту Варт предпочитал стиль жесткого минимализма.

Белый храм напоминал яйцо. Круглый купол, полукруглый арочный вход, резьба по белой стене.

Когда-то она изображала зверей и птиц, сейчас подстерлась и выглядела грустно.

Это и понятно.

Это вам не эссы драконарии, которых всего сто лет забывали, тут тысячелетиями пахнет. Десятками тысяч лет.

Хорошо еще, какие-то предания сохранились.

Чтобы пройти внутрь, мне пришлось воспользоваться мачете. Эх, раззудись плечо, размахнись рука! И то… могло бы намного сильнее все зарасти, и дерево упасть, и завестись кто…

Повезло. И не завелись, и не заросло.

И я после всего получаса матюгов оказалась внутри храма. Девочки действительно не полезли вслед за мной. Это хорошо. Мне и за себя страшно, а за них еще страшнее. Оказывается, и так бывает.

Мои… кто?

Ученицы?

Да, наверное. Я за них в ответе, потому и страшно.

Вот и статуя. Варт?

Хм, а Аласту я понимаю. Симпатяга такой… статуя сохранилась просто идеально, не считая толстого слоя пыли. Но пыль я смахнула первой попавшейся хвойной веткой, и вот он – Варт, как живой.

Скульптором руководило вдохновение.

Мужчина, лет двадцати пяти, улыбающийся. И сразу видно – добрый. Вот до самого краешка – добрый. И не так важно, какой у него нос или лоб, какие глаза или уши. Красивый – да. Но еще видно в нем нечто такое…

Мужчины – они тоже бывают разные.

Есть те, кто подберет у помойки котенка и согреет, и дом ему найдет или там у себя оставит. А что? Оно живое, ему тоже больно.

А есть те, кто пройдет равнодушно мимо – и взглядом не поведет. Орет и орет там пакость помойная…

Димка, кстати, был из таких.

А вот Варт сразу виден. Не пройдет, и поможет, и поддержит… Аласту я понимала. А дальше-то что? Статуя – она ж памятник! Она молчит! А мне поговорить требуется…

– Ваша божественность? А, ваша божественность?

Нет ответа.

Молитва Варту тоже не дала результата. Оставалось еще одно средство. Вот не хотелось, но придется. Вот он очаг, в котором горит жертвенный огонь.

Вот она – чаша для приношений.

Огонь разжечь было проще.

А чаша… что я могу принести? Да только свою кровь. А самой себя резать – больно. И неприятно, и вообще… кое-как я ткнула ножом в руку, в тыльную сторону предплечья. Тоже больно, но им я не работаю. Перевяжу – и пусть его под курткой.

Красные капли побежали по коже, скатились в чашу, на алтарь… голова закружилась, и я вцепилась в камень, чтобы не упасть.

Меня тянуло куда-то вниз, вниз…

С Даннарой мы разговаривали в потоке солнечного света.

С Вартом – это что-то вроде воронки водоворота. Причем я стою с внешней стороны, а он внутри воронки. Внизу, там, где она тоненькая, неустойчивая. И все равно не прорвешь.

– Дитя… Кто ты и откуда?

– Вы – бог?

Как и с Даннарой, не было страха. Только любопытство.

– Я – один из богов Фейервальда. Меня звали Вартом.

– А сейчас?

– Сейчас меня забыли. Почти забыли, если ты тут…

– Тут. И мне очень нужна ваша помощь. Меня зовут Каэтана Кордова. Эсса Каэтана.

Ответом была улыбка на лице бога. Кстати, очень похожая на ту, что у статуи. Художник то ли его видел, то ли придумал, то ли это вообще мой бред, но Варт – копия. Волосы цвета меха у норки, глаза словно у оленя – большие, влажные, карие.

И улыбка.

Такая добрая. Настоящая…

– Что я могу сделать? Я даже выйти не могу, Каэтана.

– Поделиться информацией, – попросила я. – Почему вы не можете выйти, что произошло, и вообще… я знаю про Аласту, но насколько это правда?

– Правда, – погрустнела божественность. – Нас создают люди, напитывают своей верой. И мы похожи. Действительно, все мои создания рано или поздно попадают к Аласте, и мы были вместе, и… я погас. Так тоже бывает.

Я кивнула.

Бывает.

– Я сказал об этом. А она обиделась.

Учитывая, что и у меня такое было…

– Вы ей сказали ДО или ПОСЛЕ того, как полюбили другую?

– До, – честно ответил бог. Мне на душе полегчало. Не сволочь.

– А Лелея?

Варт не смутился, смотрел мне в глаза.

– Она пробовала меня освободить. Вот нас молва и связала.

Я задумчиво кивнула. В принципе и такое может быть. А вот что дальше?

– Вас этот водоворот не пускает?

– Да. Его подпитывает смерть моих детей. Каждый раз, когда они гибнут от гнева Аласты, водоворот становится прочнее…

– Драконы? Или вообще любые животные? – догадалась я.

– Драконы, – согласился бог. – Мое любимое творение. Ты связана с одним из них, иначе не прошла бы сюда. Я вижу. Ты чадо Даннары, но ты и мне служишь – частично. Через Виолу.

– Не служу. Но помочь попробую, – вздохнула я. – Как можно это снять?

– Тебе – никак. Только Аласта может.

– А она не хочет, – задумчиво кивнула я.

– Я не думал, что так ее обижу.

Это-то понятно. Мужчины о таком не думают, а мы обижаемся. И нам больно.

– Значит, только Аласта.

– Да.

– Я поговорю с ней, – пообещала я. – Это ведь не зависит от храма, правда? К богу можно обратиться где угодно? Вы услышите?

– Я не услышу. Ко мне теперь можно обращаться только в храме. К Аласте, наверное, тоже. Я не знаю точно.

– Кстати! А почему химеры… ну, мы их так назвали, у них есть другое имя?

– Дети боли.

Нет, с детьми у меня эти существа не вязались никак.

– Значит, химеры. Скажите, а почему они ползут или к вашему храму, или к храму Аласты. На любых континентах?

– Догадались?

– Посчитали, – буркнула я, не собираясь раскрывать свои источники.

– Потому что их создала боль Аласты. А я – причина этой боли. Вот их и тянет туда, где они чуют что-то родственное.

– Ага. Поняла… Кстати – создала? Мы думали, открывается нечто вроде ворот и они оттуда лезут.

– Что-то близкое к тому. У вас… – Варт прищурился на меня, словно что-то читая, – есть похожее слово – зомби. И еще одно – биоконструктор.