В уютном и тихом дворце Меделиц, стоявшем в отдалении от главных зданий Этергота, Чёрному Барону не доводилось бывать. Туда приглашали других – сановных вельмож, близких друзей царственной семьи, иностранных гостей, – а военврач-полковник вряд ли мог удостоиться такой чести. Тем более полковник с репутацией живодёра.
Докладные записки, которые барон Данкель составлял для генштаба, попадали к штабс-генералу Куполу – тот читал их с удовольствием, делал выводы, рассылал инструкции и циркуляры. Остальные питались слухами о Чёрном Бароне и его научной тюрьме, где потрошат заживо. Единственно, где Данкеля радушно принимали – в академиях и университетах; там публика тоже безжалостная, ради истины на всё готовая.
Поэтому барон был удивлён, получив вызов к императору. К вызову прилагалось письмо от второго статс-секретаря Галарди – приказ взять с собой опытных медиумов, крепких санитаров и фургон без окон.
«Почему заодно не велено прихватить коллекцию зародышей в банках с формалином? или пяток анатомических атласов?.. Раз уж государь – в кои веки! – решил убедиться, что не зря содержит пресловутую научную тюрьму, я готов отчитаться по всем статьям расходов», – думал барон в раздражении. Теряясь в догадках, Данкель надел новый – с иголочки, – парадный мундир и отбыл в путь мало что не кортежем, как за трофеями к кратеру.
Явно его вызвали не затем, чтобы вручить орден Двойного Дракона (хотя барон втайне ожидал какой-нибудь награды как признания своих заслуг) или присвоить звание лазарет-комиссара, первое генеральское для военврачей.
С императором он виделся раз пять-шесть за всю жизнь – когда заканчивал кадетский корпус, потом военно-медицинский факультет, когда производился в штаб-комиссары и когда получал в своё ведение крепостцу Гримор. От свидания к свиданию юный барон рос и мужал, а в волосах императора мало-помалу пробивалась седина. При последней встрече ДангероIII удостоил его продолжительной беседы, пожалел успеха и вручил ключи от крепости. Но званием кастеляна не удостоил – только назначил директором.
«Похоже, тогда он меня и запомнил, – размышлял барон. – И кто-то ему доносил о моих работах, раз он решил меня призвать… но зачем?»
В Меделиц! с командой вещунов! с силачами-санитарами и фургоном для перевозки кротих!..
Цокали копыта упряжных коней, экипаж мягко покачивался на рессорах, дорога была почти неощутима под каучуковыми шинами, тесный воротничок мундира раздражал и натирал шею.
Кортеж Чёрного Барона без задержек проследовал прямо к уединённому дворцу, по тенистой липовой аллее. Данкель обратил внимание на то, что возле Меделица как-то многовато лейб-полиции. Прямо под каждым кустом по сизому мундиру. А вон и белогвардейцы похаживают!.. да с примкнутыми штыками.
У площадки перед парадным залом Данкеля встретил мрачный Галадри – запавшие от усталости глаза его недобро поблёскивали под круглыми очками:
– Добро пожаловать. – Тут же он взял барона под локоть и повёл к Банному корпусу, на ходу полушёпотом объясняя ситуацию.
За каких-нибудь двадцать шагов барон узнал пару величайших тайн и дал обет молчания.
– …то же касается ваших людей. Ни устно, ни письменно, ни через эфир – ни слова!.. Распорядитесь обследовать этого штабс-капитана Вельтера – что дьяволы вложили ему в голову, всё ли он рассказал, не осталось ли в мозге каких-то мин с секретом. А девица… Барон, вы который год кротих анатомируете! никто лучше вас не знает, как они устроены и на что способны. С ней не всё ясно…
– Конкретно – в чём проблема? – Достав папиросу, Данкель принялся неторопливо разминать табак.
– Она покинула резиденцию Цереса почти три месяца назад, а… наедине с принцем последний раз была в прошлогодний день Зимней Радуги. За сутки я налетал и изъездил миль семьсот, принял с полсотни шифрограмм, чтобы убедиться в этом. Лейб-медик и лейб-акушер клянутся светом молнии, что её… плоду никак не больше четырёх месяцев; она же клянётся своими бесовскими звёздами, что была нерушимо верна Цересу.
Зимняя Радуга… Данкелю почудился любимый вкус румяных яблок. Ко дню зимнего солнцестояния их – крепкие, налитые сладким соком осени, восково блестящие, – достают из погребов, из древесных опилок, или из деревянных ящиков, где они ждут праздника, засыпанные золой… В морозном стужне – душистый яблочный сок на зубах… от детских воспоминаний барон даже сглотнул слюну.
Но от Зимней Радуги до нынешнего дня – полных восемь месяцев!
– Угощайтесь, гере Второй. Это бодрит. Мне набивают вейским сортом с мятой и шалфеем.
– Благодарю, барон… Если считать от солнцеворота, её живот должно быть видно за сто мер, даже в тумане, – проворчал Галарди, приняв любезно протянутую бароном папироску. – Полагаю, она приписывает отцовство принцу из корысти… Государь желает слышать ваше мнение.
– Сначала я должен увидеть девушку.
– Она здесь, в Банном корпусе, под стражей. Всё металлическое мы оттуда удалили или заземлили. А штабс-капитан – в гостевом флигеле, с противоположной стороны.
Сама беседа с любовницей Цереса заняла у Чёрного Барона меньше трети часа. За годы научных работ он достаточно насмотрелся на существ этой породы, чтобы делать умозаключения быстро и точно. Образчик, достойный внимания принца, отменно дрессированный, почти вписавшийся в чужую жизнь, однако… от своей природы не уйдёшь. Держалась она чуточку нервно, но чинно, говорила довольно смело… похоже, почти верила в свой успех. Ну как же! её не выкинули за ворота, не заточили в подвал, камер-лакеи носили ей кушанья, кланялись и называли её «ан Бези», как подобает – значит, она принята при дворе. Ждёт, когда государь оттает и смягчится.
Заглянул барон и в гостевой флигель, где медиумы изучали незадачливого «письмоносца». Этот случай куда любопытней! Со времён первой звёздной войны не бывало, чтобы дьяволы обращались прямо к правителям!.. Но вещуны из Гримора пока не преуспели, несмотря на все усилия – выложив послание господаря, штабс-капитан забыл его напрочь, он был опустошён и вял.
– Гере барон, второпях мы не справимся. Тут работы на два дня. Перевезти бы офицера к нам в крепость…
– Если будет позволено.
В кабинете Меделица его ожидал государь, сидя за письменным столом. Напряжённый, прямой, он выжидающе смотрел на Чёрного Барона – с чем тот явился?.. Поприветствовав военврача кивком, указал на резной стул красного дерева с высокой спинкой:
– Рад видеть вас, Данкель – хотя повод для встречи далеко не радостный. Надеюсь, вы вникли в суть дела и сможете развеять мои опасения.
Временами – то в докладах графа Бертона, то в бумагах от Купола, – он встречал фамилию этого родовитого дворянина, посвятившего себя кровавому ремеслу вивисектора. Не могло быть и речи, чтобы посетить барона в Гриморе. Пусть делает свою мрачную, но нужную работу там, в крепостных стенах, дожидаясь производства в генералы…
Кто мог подумать, что придётся звать его сюда!
– Я весь к услугам Вашего Величества, – глуховато ответил высокий лобастый медик, отдав положенный поклон. – Что вам угодно знать, государь?
– Известная молодая особа… – Дангеро перебирал пальцами по тёмно-синему сукну на крышке стола, – …утверждает, что беременна от моего сына. Это возмутительно, однако следует признать это или отвергнуть. Научно! на основании строгих доказательств. Ваше слово, барон.
– Вы хотите услышать, – начал Данкель, рассеянным взглядом рассматривая портрет Галориса Дракона, висевший в простенке позади императора, – что кротиха затяжелела от лакея, от жандарма из полка или гвардейца свитской роты…
Глаза Дангеро прямо-таки просили: «Да, скажи это! Мне нужен твой авторитет, чтобы скрепить им высочайшее решение – и избавиться от девки!.. Зародыш в её чреве – не моей крови!»
Основатель обеих династий тоже смотрел на барона с портрета – тяжко, угрожающе. Как на деле выглядел Галорис, за века забылось – остались мощи в гробнице, аляповатые профили на полустёртых серебряных монетах и топорные изваяния, напоминавшие пучеглазых идолов. Здесь, на полотне галантного XVIII века, первый из осиянных молниями был кудрявым красавцем, воинственно усатым, в стёганом кафтане цвета индиго, в мушкетёрском шлеме и панцире с золотой насечкой, с мечом на плече, на фоне грозовых туч, гор, крепостей, марширующих пикинёров и скачущих кирасиров, над которыми в тучах реял Громовержец, венчающий Галориса сияющей короной. Всем своим видом Галорис намекал, что не потерпит в роду маленьких кротят.
