- Чушь, - отмахнулся от него Ганс.
Между тем на улице становилось всё темнее и – вдруг в разных местах на аэродроме появились бледно-голубые светящиеся шарики. Особенно много их повисло на концах крыльях и хвостовом оперении.
- Огни святого Эльма, - прошелестело по столовой.
- Не к добру.
- Впервые их вижу. От кригсмарине слышал…
Шум голосов прервала ослепительная вспышка молнии, и практически одновременно с ней людей оглушил громовой раскат. Кое-кто из лётчиков упал на пол, поддавшись инстинктам, выработавшимся на войне, которые требовали: грохочет – залегай.
С промежутком в пару секунд «взорвалась» новая молния, ударившая в шпиль на вышке. А потом полил дождь. Да какой! На землю рухнула стена воды, уменьшив видимость до двадцати-тридцати метров.
- Хорошо, что взлётные полосы из бетона, - сказал кто-то. Ему приходилось буквально перекрикивать шум ливня.
Разряды пошли один за другим. От громовых раскатов дрожали стёкла в окнах, посуда, тревожно мигали лампочки. После очередного бело-голубого зигзага освещение в столовой погасло. Через минуту лётчики стали доставать спички и зажигалки, кто-то нашёл несколько свечей, повара принесли две «летучих мыши».
Где-то в крыше вода нашла прорехи и стала затекать в обеденный зал, разделив людей на неравные группы, что жались друг к другу и старались держаться подальше от холодных струек с потолка. А на улице вода поднялась до щиколотки. Ещё глубже было там, где имелись ямки, рвы, впадины и так далее.
Спустя полчаса вода стала затекать в помещение. Появилась угроза затопления части полкового имущества, которому вода могла сильно навредить. Из-за этого пришлось выбираться под ливень и аврально трудиться. Впрочем, личный состав полка пикирующих бомбардировщиков только-только взялся за работу, как с неба на них посыпался крупный град. Буквально за минуту из туч повалили бесформенные куски льда и самый маленький был с полтора раза крупнее голубиного яйца. Немцы взвыли!
- Шайзе!
- Ахтунг!
- Нуттэ!
Повезло охранной роте, которая носила стальные каски. А вот лётчикам в их фуражках и пилотках пришлось совсем несладко. Закрываясь руками, люди бросились искать укрытие, но до того, как территория аэродрома опустела, град успел собрать свою жатву. Дюжина тел осталась лежать в лужах, окрашивая грязную воду свежей кровью.
Через пять минут люди оглохли от шума градин, ломающих всё и вся, разбивающихся о бетон, сталкивающихся друг с другом на земле. Оглохли от грома, ослепли от молний. Несколько попаданий последних подожгли бочки с горючим, находящихся вне склада. Авиационное топливо горело жарко, даже не смотря на дождь.
Лётчики с ужасом думали, что же сейчас происходит с их боевыми машинами. Они видели, как куски града размером с кулак легко проламывали доски крыш зданий и вышек. Все, кому не повезло найти крепкое убежище, уже лежали мёртвыми или тяжелоранеными. У многих от осколков льда на телах имелись крупные порезы и ссадины.
Спустя два часа непогода стала усмирять свой буйный нрав. Но не успели лётчики обрадоваться, как увидели несущейся на аэродром огромный столб воды и грязи, закручивающийся, словно юла, вбирающий в себя любой предмет. Он вырывал с корнем деревья, столбы, поднимал камни. И всё это неслось на аэродром и людей, что выжили после ливня и града.
Немцы вновь взвыли!
Сентябрь выдался жарким во всех смыслах. Сухая жаркая погода пришлась на начало наступления Красной Армии на Воронежском и Юго-Западном фронтах. Войска гитлеровской коалиции не ожидали, что советские дивизии ударят сразу в нескольких местах и везде с одинаковым размахом. Только в районе Орла Красная армия отправила в бой четыре танковых корпуса, перевооружённых на новые машины. В небе их поддерживали три бомбардировочных и целых пять истребительных полков.
- Гремит-то как, а? – негромко произнёс Марат Сафиулин, гвардии сержант, механик-водитель новейшего танка КВ-100М, только-только поступившего в войска и уже успевшего полюбиться всем танкистам без исключения.
- Гремит, - подтвердил лейтенант Морошкин. – Скоро и мы погремим.
Канонада гремела с семи часов утра. Сначала три часа позиции немцев обрабатывали дивизионные гаубицы и миномёты. Потом к этому хорошему делу подключилась авиация. К слову, истребители устроили круговерть в воздухе намного раньше, когда с немецких аэродромов поднялись «бомберы», чтобы подавить советские батареи. Как только огненный вал покатился вглубь нацистских позиций, то вперёд с яростным «ура» бросились красноармейцы, поддерживаемые тяжёлыми танками, которые собирали на себя весь смертоносный свинец, уберегая от него пехоту. Стоило им ворваться на вражеские позиции, как к ним на помощь приходили лёгкие и средние танки, которые расширяли и закрепляли прорыв. Мощное оружие, непробиваемая броня, высокая скорость и манёвренность новых советских боевых машин напомнили гитлеровцам лето сорок первого года, когда две трети их танковых и артиллерийских орудий были бесполезны против КВ и Т-34. Сейчас врагам они не подставляли уязвимые борта, а новая трансмиссия не отказывала прямо на поле боя, превращая машину в неподвижную мишень.
За день боёв Красная Армия приблизилась к Орлу вплотную и принялась перемалывать стальными зубами мощные укрепления, созданные захватчиками.
- Командир, команда! – из люка высунулся наводчик, сидящий у рации в ожидании приказа на выступление.
- По местам, - бросил лейтенант и первым вскарабкался на броню. Краем глаза он увидел, как те его товарищи что, как и он сам находились рядом со своими танками, торопливо забираются в бронированные машины. Один за другим загрохотали двигатели «мощных», выплюнув чёрные клубы гари от недогоревшего соляра. «Мощный» - так назвали танкисты новую машину, использовав последнюю букву в официальном «имени». И танк оправдывал своё прозвище на все сто. Ни одно вражеское орудие не могло пробить лобовую броню или башню КВ-100М. Даже противотанковые пушки калибром сто пять миллиметров пасовали перед этим танком, когда он появлялся точно перед ними. Его броня, будто бы пружинила в момент удара, заставляя отлетать назад тяжеленые тупые и остроносые болванки. Зенитки «ахт-ахт» не пробивали броню даже с двухсот метров при стрельбе в борт. А от лобовой плиты и башни её снаряды рикошетила даже при стрельбе в упор. Среди танкистов ходили слухи, что были случаи, когда «стопятые» со ста метров не могли поразить бортовую броню «мощного».
Пусть броня и пушка были на самом первом месте, но и прочее не стоило сбрасывать со счетов. Новый двигатель, коробка передач, приборы наблюдения были выше всяческих похвал. Ни разу не случилось поломки по вине этих узлов, только из-за кривых рук мехводов. Да и то, таких мгновенно убирали из экипажа, так как сломать настолько качественный механизм – это нужно быть безруким балбесом и откровенным вредителем. А радиостанция? А внутренняя связь – танковое переговорное устройство? Никаких помех, шумов, обрывов связи, легчайшее и удобное переключение каналов. Благодаря этому взаимодействие между танками и членами экипажа подскочило на порядок.
А скорость и подвижность танка? Советские инженеры сумели сделать из обычного В-2 какой-то прямо самолётный мотор, заставляющий КВ-100М разгоняться до скорости вдвое большей, чем его предшественник КВ-85.
Морошкин привычно занял свою седушку, подсоединил штекер к ТПУ, несколько раз глубоко вздохнул и замер в ожидании новых команд. Последние долго ждать не пришлось и уже скоро армада тяжёлых танков стала разгоняться, набирая разбег, чтобы стальным катком раздавить сопротивление агрессоров.
Выстрел. Выстрел. Выстрел. Запах сгоревшего пороха. Струйки пота под комбинезоном. Скользкий от пота наглазник телескопа. Звон вылетающих гильз. Мат, крики боли, тяжёлое дыхание в наушниках. Тряска танка и удары всеми частями тела о выступы башни, в которой места осталось для членов экипажа очень мало после установки стомиллиметрового орудия. Именно этими моментами можно описать ощущение боя для Морошкина.
