Смотреть на это было выше моих сил, и я передал прибор Шацкому, более привычному к такой картине, хотя по возрасту не сильно отличающемуся от меня. С другой стороны, он мой воевода и участвовал в крупных сражениях как бы не на порядок больше моего. То есть у него было время привыкнуть к ужасам войны, очерстветь.

Несмотря на то, что после удачного начала сражения нас всех едва не развеяли на молекулы (и я ничуть не преувеличиваю), закончилось оно нашей победой. Боевая химия, что была создана в мире с высочайшим техническим развитием в сравнении с этим, где «рулит» магия рука об руку с мечом, оказалась настоящей вундервафлей. Девяносто процентов амулетов и личных защитных чар не смогли задержать ядовитый газ. А уже отравленные им люди не нашли в себе силы принять лечебные зелья и универсальные антидоты, у кого таковые имелись. Или приняли, но эликсиры не помогли. Магические щиты, которые останавливали мины и снаряды оказались бессильны против газа.

— Так в вашем мире сражаются, граф? — задал мне вопрос принц, когда впереди не осталось ни одного живого врага: те, кто не сбежал, сейчас бездыханными лежали на мёрзлой земле, заметаемые мелким колючим снегом, внезапно начавшим сыпать из низких туч.

— Да, ваше высочество. Наши солдаты прячутся в укрытиях вроде тех, которые мы отрыли для своих машин. Там, где войска остановились надолго, создаются более сложные и мощные укрытия, почти что маленькие замки и крепости из дерева и камня, только спрятанные в земле. А во время наступления сотни осадных машин забрасывают эти укрепления снарядами в течение многих часов. Потом в руины идут простые солдаты и добивают выживших. Или отступают назад, если укрытия не удалось разрушить и врагов выжило слишком много.

— Бесчестные сражения, — произнёс кто–то из свиты принца, какой–то молодой щёголь.

— Наверное, у вас давно не было войн, — сказал принц. — Иначе бы просто вскоре некому было бы воевать.

— Увы, войны идут по всему миру, не прекращаясь. А большие войны происходят раз в двадцать лет, эм-м, в среднем где–то так выходит. А самые большие войны раз в полвека.

— У вас так много солдат? — искренне удивился монарший отпрыск. — Одного же сражения хватит, чтобы армия погибла!

— Не очень, если сравнивать с простым населением. В последней очень большой войне погиб каждый шестой или седьмой человек от общего числа, живущих в моей стране.

— Удивительно, как вы вообще ещё там живёте, — пробормотал коннетабль, который стоял рядом и внимательно слушал нашу с принцем беседу.

— Для такого оружия придумана и особая тактика, а также защита, — ответил я.

— Граф, по твоим словам, сейчас туда идти нельзя, — задал новый вопрос принц. — А когда можно?

— По такой погоде нужно подождать несколько дней, ваше высочество. Позиции вражеской армии можно обойти поверху или выйти из каньона с другой стороны.

— Возможно, маги помогут в этом деле, — сказал коннетабль принцу, потом вопросительно посмотрел на меня.

А что я? Будто разбираюсь в том, насколько эффективны чародеи в деле дегазации местности после применения химического оружия. Поэтому я просто невразумительно пожал плечами.

Всего по примерным подсчётам в каньоне навсегда остались лежать порядка трёх тысяч человек. Полегло почти всё «пушечное мясо», которое не обладало амулетами. Это дворяне, маги и наёмники из тех, у кого защитные чары оказались слишком слабыми, чтобы остановить отраву, распылённую в воздухе. Мансор Яростный удрал с поля боя (или бойни, это куда как ближе будет для описания) со своей свитой, гвардией, архимагами и магистрами со старшими магами, всеми теми, кто не попал под снаряды и мины. Ещё около полутора тысяч человек так же избежали смерти в газовом облаке, которое повисло над позициями ликанонцев. Но свою дозу отравы они всё равно получили и далеко не ушли. К тому моменту, когда их нагнали отряды кавалерии, отправленные принцем вдогонку, четверть из них была уже мертва. Прочие же не имели сил убегать и сдались на милость победителя.

Нам достался весь обоз вражеской армии и… восемь храмовых алтарей, из которых аж два были главными. Их судьбу возложили на меня. Ну, а как же ещё, ведь я в их глазах самый натуральный безбожник! Всё–таки, несмотря на то, что в этом мире религия не имела той власти, как на Земле, совсем уж плевать на богов местные опасались. Да и старались не сильно ссориться со жрецами, так как первожрецы по мощи превосходили архимагов и однажды могли дать такого «леща» обидчикам, что даже их потомкам аукнется в будущем. А я как бы уже обеспечен путёвкой в местный Ад для богохульников и еретиков, мне всё можно.

И я согласился, но стребовал за их уничтожение дополнительную долю из трофеев. Она, доля, и так была немалая за то, что мой вклад в победу был больше других. Но больше — это же не меньше, хе–хе.

В основном я взял амулетами: небольшими, для личного ношения и теми, что накладывали защиту на определённую площадь. Последние идеально подойдут для бронетехники и грузовиков.

А потом мне отвесили оплеуху. По–другому я и не скажу.

— Граф, мы вам благодарны за вашу помощь и службу. За то, что не стали прятаться за права рубежников и со своей дружиной отправились защищать своё королевство, — речь принца текла ровно, была возвышенной и проникновенной, словно парень был искренен. — Многие из вассалов моего отца оказались не способны на такой высокий поступок. Я награждаю вас комплектом доспехов и вот этим перстнем, — наследник снял один из перстней и протянул тот мне.

Перстень мог означать то, что меня простили (хотя за что?! Принц сам повел со мной неправильно) или как минимум в наших отношениях возникло перемирие. Или не означал ничего, обычный широкий жест на публику для укрепления впечатления, что я ещё крепче влился в королевскую свиту, а чувства у принца ко мне остались прежними — холодными и с желанием ещё не раз насолить, указать моё место.

— Благодарю, ваше высочество, — принял я королевский дар и низко поклонился. Другого мне не оставалось, хотя я подозревал, что последует дальше. И это мне не нравилось.

— Я так же выражаю вам личную благодарность и отпускаю вас домой. Вы славно повоевали, так дайте теперь совершить подвиги другим, граф, — весело подмигнул он мне. — И ещё мне будет спокойнее, если границы моего дома вновь окажутся под надёжной защитой одного из лучших воинов королевства!

«Вот же сволочь», — подумал я после его фразы. Но сделать я ничего не мог, увы. Оставалось в ответ улыбаться, принимать поздравления окружающих и всем своим видом показывать, как же я доволен, что вскоре окажусь в более мягком климате у родного очага и под тёплым бочком жены.

— Жадные, — вынесли вердикт Шацкий и Цезарь, когда я покинул принца и вернулся в расположение своей дружины. — Не захотели делиться будущими ништяками.

И я был полностью с ними согласен. Уже завтра армия астанирийцев перейдёт границу и вторгнется на земли Ликанона. Неполных три тысячи человек, но с большим штатом магов. Тем более, ни один наш архимаг не был убит в недавнем сражении в отличие от их коллег в армии ликанонцев. Ещё и весь костяк вражеского войска был уничтожен. Многие дворяне, жрецы и маги Ликанона оказались на погребальном костре со своими приближёнными и дружинами. Сейчас ситуация у соседей едва ли не хуже, чем была в Астанирии после злополучного похода в Пустое королевство. И этим собираются воспользоваться принц со своими полководцами.

Вглубь страны сильно забираться никто не станет, не с таким войском, но ближайшим к границе феодам достанется. А ведь сравнительно недавно был убран урожай, амбары и кладовые ломятся от припасов, приготовленных для зимы. Налоги пополнили казну в замках правителей. При этом астанирийцам будут противостоять лишь старые и больные дружинники да ополчение. Их потуги даже не заметят, гвардейцы и маги пройдут сквозь них, как игла сквозь кружева.

С другой стороны, я даже рад тому, что возвращаюсь назад. По крайней мере, не буду ощущать себя виноватым за смерть сотен или даже тысяч людей. Простых людей — крестьян и горожан, которые будут обобраны до нитки. Многие из них не дотянут до весны, умрут от голода и холода, когда из их амбаров захватчики выгребут всё до последнего зёрнышка. Это прямые смерти. А будут и косвенные, когда разорённый люд выйдет на большую дорогу с дубиной и самострелом, чтобы забрать чужие жизни и чужое добро ради жизней своих.