Ближе к вечеру Айболит сообщил, что меня настойчиво хочет видеть Игорь. Он несколько раз даже порывался встать и отправиться на поиски, но доктор пригрозил, что привяжет его к постели, и пообещал, что сам приведет меня.
А я-то за всеми хлопотами и не вспомнил о едва не погибшем от когтей свирепого хищника первом встреченном мною на Эрлике человеке. Теперь поспешил навестить его. По пути доктор спросил о моей отбитой груди, о которой я тоже давно забыл думать, сняв еще утром стягивающую повязку. Демонстративно несколько раз вдохнул полной грудью и постучал себя по ребрам. Айболит заявил что-то о напичканном регенераторами организме.
– Привет! – разглядел я в прохладном полумраке рыжебородого Игоря. – Как ты себя чувствуешь?
– Привет, – улыбнулся тот и попытался машинально привстать, однако тут же откинулся на подушку, непроизвольно морщась от боли.
– Нет, я тебя точно привяжу! – возмущенно воскликнул Айболит. – Вот только пошевелись еще раз!
– Все-все, Захарыч, больше не буду, – продолжая морщиться, парень старался растянуть губы в улыбке и изобразил нечто похожее на оскал.
Поворчав еще немного, доктор вышел, и мы остались вдвоем.
– Извини, – сказал я Игорю, присев рядом, – не было времени проведать тебя. Завтра утром я отправляюсь дальше.
– Я знаю. Лешка рассказывал. Эх, если бы не это, – парень указал взглядом на забинтованную грудь, – я отправился бы с тобой.
– Спасибо. Но вряд ли тебя отпустили бы. Говорят, путь безнадежно опасен.
– Безнадежно опасно встречаться с мраморным котом. Однако ты прижег ему задницу, остался жив сам и спас меня. Я теперь обязан тебе жизнью.
– Ну, тут неизвестно, кто кому обязан. Думаю, благодарить надо твоего Вулкана. Меня котик тоже приласкал прилично. Сам бы я тебя тащить не смог, да и не знал куда. Тем более что от удара накрылась система микроклимата в комбезе, и я едва не сварился.
Еще с четверть часа мы говорили о всяком разном, почему-то не касаясь предстоящего мне путешествия. Создалось впечатление, будто больной здесь не Игорь, а я, причем безнадежно. И мы старательно обходили в разговоре мою болезнь, ибо оба понимали, что ни словами, ни чем-либо другим уже не поможешь.
В конце концов забежала растрепанная девчушка и сообщила, что я зачем-то понадобился профессору.
– Олег, – произнес Игорь, когда я, попрощавшись, уже направился к выходу, – мы с Лешкой решили сделать подземную мастерскую с металлическими инструментами. Как только мои раны заживут, сразу начнем копать. Леха пока подыщет подходящее место.
– Удачи, друг! – я поднял сжатую в кулак правую руку.
Утром снова проснулся засветло от крика петуха. Вчера так и не удосужился узнать, как выглядит это крикливое животное, имитацией голоса которого интернатовский коммуникатор заставлял вскакивать русских сирот в резервации на Кинге. Странно, что в детстве мне не приходило в голову узнать о нем в сети.
Завтрак. Последние напутствия от профессора и Айболита. Крепкие рукопожатия местных мужчин и пожелания удачного пути от женщин. И вот мы уже отправились к плоту. Меня сопровождали Михаил, Семен и Алексей. Мустанги были навьючены объемными сумками с провизией, бурдюками с водой и связками жердин, среди которых я заметил два весла с широкими лопастями.
Прибыв на место, мы скатили плот в воду. Общинники закрепили в специальных отверстиях жердины, сооружая из них навес. Верх застелили такими же длинными мясистыми листьями, которыми прикрыты навесы, крепящиеся над седлами мустангов. Листья предварительно вымочили в воде. Семен объяснил, что на самом деле это сухопутная водоросль с труднопроизносимым названием, место обитания которой – жаркие пустыни одной из планет с окраин галактики. На родной планете водянка – так называют водоросль поселенцы – большую часть года представляет собой тонкую полупрозрачную пленку, носимую ветром по пустыне. И лишь во время короткого сезона дождей водоросль оживает, набираясь влаги и, благодаря уникальной возможности эффективно отражать тепло, растет и размножается долгое время после наступления засухи. На родной планете водянка редко превышает полметра в длину. На Эрлике ее листья могут вытягиваться до трех метров. Внутри прикрытого такими листьями навеса всегда сохраняется комфортная прохлада.
Эх, знал бы про эту водоросль раньше, намотал бы ее на голову во время путешествия по местным зарослям вслед за везущим раненого Игоря Вулканом.
И вот все было готово к отплытию. Установили навес. На его крыше закрепили запасные шесты и весло, а также разделенные на отдельные вязанки дрова. Под навесом надежно привязали остальной груз. Особое место, так, чтобы всегда были под рукой, заняли оружие и вязанка факелов из обмотанных просмоленной веревкой толстых палок. Кормовое весло крепилось в рогатине с помощью синтетического шнура. В очаге дымил через специальные дырочки накрытый крышкой широкий глиняный сосуд с тлеющими углями.
Столкнув плот с мелководья, мы забрались на него.
– Ну, с Богом, – произнес странную фразу Михаил и, уперев шест в дно, налег на него, отталкивая плот дальше от берега. Я также налег на свой шест.
Как только оказались на стремнине, Михаил заработал кормовым веслом, выравнивая плавсредство носом по течению.
Оставшиеся на берегу мужчины забрались в седла услужливо опустившихся перед ними мустангов и вскоре скрылись в подлеске.
Закрепив весло в центральном положении и взяв факел, Михаил вышел вперед. Проследив, как он столкнул крышку с горшка с углями, я спросил:
– Ты собираешься зажечь факел?
– Возможно, придется. Сейчас будет заводь. В нее каждый год приходят для кладки яиц панцирные игуаны. Пока молодняк не вылупится, самки охраняют кладку. Если посчитают, что мы представляем угрозу, набросятся.
Я взял топор и, положив длинное топорище на плечо, встал рядом с Михаилом. Левый берег поднимался невысоким обрывом, стремнина сместилась почти вплотную к нему, а слева приближалась большая, но мелкая заводь, заросшая буро-зелеными водорослями. Песчаный берег порос редкими кустами, между которыми валялись валуны странной расцветки – в серо-зеленую поверхность вкраплены крупные ярко-желтые пятна.
Я невольно вздрогнул, когда один из валунов пошевелился. Раздался визгливо-клокочущий звук, и в следующее мгновение все валуны, числом не менее дюжины, пришли в движение, вытянули массивные шеи с тупомордыми головами, покрытыми костяными наростами, похожими на бесформенные каски. Вздыбились мощные хвосты, потрясая костяной колотушкой на конце. Покрытые пятнистым панцирем полутораметровые тела приподнялись на по-крокодильи широко расставленных лапах с длинными суставчатыми пальцами, на кончиках которых под крючками когтей находились дискообразные подушки, являющиеся, как я узнал позже, ядовитыми присосками.
Свирепо клекоча, с виду неуклюже переваливаясь, но на самом деле стремительно, монстры ринулись к воде. При этом болтающиеся из стороны в сторону хвосты порой били колотушками по панцирям соседей, и, судя по звуку, силы удара хватило бы, чтобы раздробить в мелкие кусочки человеческий череп.
Я с сомнением посмотрел на свой неуклюжий топор, затем попытался найти у монстров уязвимое место. Вряд ли я смогу пробить костяные пластины, покрывающие шею. Получалось, у игуаны практически нет уязвимых мест. Разве что в глаз попасть дротиком. Но над выпуклыми глазами торчат костяные козырьки. Значит, дротик должен лететь либо снизу, либо строго горизонтально. А головы на вытянутых шеях не поднимались выше полуметра над землей.
А игуаны уже шлепали по заросшему водорослями мелководью. Судя по скорости их передвижения, они вполне успевали перехватить наш плот. В открывающихся во время клекота пастях я увидел множество мелких, но по-рыбьи острых зубов. Такими зубами кость не перекусить, но мясо можно обглодать начисто.
Михаил уже поджег факел и выставил его в сторону приближающихся монстров. При этом он боязливо поглядывал на мой топор, будто опасаясь, что тот вдруг расплавится и стечет огненной массой к его ногам.
