— Вам не кажется, донна Болуарте, что проявление неуместного любопытства не говорит в пользу хорошего воспитания, в отсутствии которого вы не так давно меня обвиняли?

— Дон Контрерас, это слишком серьезный вопрос, чтобы шутить. Мой отец переживает, да и я не хотела бы обременять вас своим присутствием более необходимого, а то ваша служанка чего только себе не навыдумывала.

Она зло притопнула ножкой, и Жирнянка, которая подобралась поближе, надеясь на еще одну мышку, испуганно отпрянула в противоположный угол.

— Согласен, донна Болуарте: воображение у Хосефы необычайно развито.

— Воображение вашей служанки меня волнует в последнюю очередь. Я хотела бы знать, как скоро смогу передать весточку отцу. И мне не верится, что вы каким-то чудесным образом сообщили своему учителю о том, что вы вернулись домой.

— Иногда, чтобы дать понять знающим людям, что ты на месте, вовсе не нужно выезжать из башни. Я не обещаю, что они появятся сегодня, потому что мой способ довольно своеобразный…

Я не успел договорить, как увидел вдали на дороге экипаж Ортис де Сарате. Верх был откинут, и, хотя разглядеть пассажира на таком расстоянии было сложно, почему-то появилась уверенность, что к нам сейчас приближается Карраскилья.

Стыдно сказать, но мои чары невидимости для Карраскильи оказались совершенно прозрачны. Оставив экипаж вдали от башни, чародей продолжил путь, держа его точнехонько на нас. И это было, мягко говоря, странно.

— Шарик, разве он должен нас видеть?

— Ты используешь простейший вариант, пригодный для маскировки от простых людей и слабых чародеев, — пояснил ками. — Разумеется, такие монстры, как Карраскилья, тебя видят, если хотят. А он захотел сразу, как отправил поиск по аурам.

— Вот с этого бы и начинал, — я немного успокоился. — А от Карраскильи конкретно я смогу закрыться?

— Не в ближайшее время, — остудил мое стремление к самообразованию Шарик.

Понять его я мог — за то время, что Карраскилья к нам шел, я вряд ли бы успел выучить что-то в достаточной степени, чтобы успеть применить. Потому что королевский чародей поспешал к нам с прямо-таки неприличной для него скоростью. Потому что доны, занимающие подобную должность, должны нести себя медленно и важно, иначе люди решат, что в королевстве проблемы. Так-то, конечно, в королевстве наверняка проблемы существовали, но зачем о них знать всем подряд?

— Добрый день, дон Карраскилья, — поздоровался я с ним, не снимая невидимости. Не хватало, чтобы слуга Ортис де Сарате нас заметил. — Решили пограбить чародейский огородик, пока хозяин отсутствует?

— Очень смешно, дон Алехандро, — скривился он. — Мне давно казалось, что у вас весьма своеобразный юмор. Можно было бы, конечно, списать на то, что вы ученик дона Оливареса, вот только…

Сообщение о том, что назвать меня учеником Оливареса можно лишь с натяжкой, было совершенно лишней информацией для Исабель, поэтому Карраскилью я невежливо прервал:

— Кстати, а почему приехали вы, а не дон Оливарес?

— А то вы не догадываетесь дон Алехандро? — проворчал Карраскилья. — Дон Оливарес не может оставить Его Высочество Рамона Третьего.

— А что с ним случилось? А то, знаете ли, мы сидим в глуши безо всяких известий из столиц…

Чародей хохотнул, но как-то невесело:

— Откат с ним случился. Представляете, дон Алехандро, какая-то сволочь бросила проклятье на всех потомков нашего дорого короля, а откат завязала на Его Величество.

— Какой негодяй, — согласился я и сочувственно поцокал языком.

Карраскилья хмыкнул и сказал:

— Снимайте свою кривую невидимость, я накрыл нас всех куполом, никто вас не увидит.

— Шарик?

— Накрыл, накрыл, — подтвердил ками. — Отличный купол. Тонкая работа, тебе пока недоступная.

Заклинание я развеял, и Карраскилья, который уже собрался мне высказать накопившееся, поперхнулся первым же словом и уставился на мою спутницу.

— Донна Болуарте? Быть того не может.

— Неужели, дон Карраскилья, вы могли поверить в то, что я сбежала с Его Высочеством Фабианом?

— Политике вашего отца, донна, это не противоречило, — уклонился от прямого ответа чародей. И еще руками повращал этак загадочно, непонятно на что намекая.

— Политике моего отца не противоречил бы тайный брак дочери, но никак не ее побег, дон Карраскилья.

— Предлагаю пройти в башню и поговорить там, — сказал чародей. — Чувствую, разговор не на пять минут, а шпион ко мне приставлен. Знал бы, кого тут встречу, лучше бы верховую лошадь взял. Хотя не люблю я их…

Я опять набросил невидимость на нас с донной, а Карраскилья развеял свою и притворился, что он что-то там в огородике выкапывал. Жирнянку его присутствие беспокоило, она отодвинулась в самый дальний угол и ощетинилась всеми листьями, намекая, что потеря еще одного произойдет только через труп. Причем не ее, а желающего испортить ее внешний вид. Карраскилья к ней благоразумно не подходил, но успокоилась она, только когда он вышел и запер за собой калитку.

— Почему вы не говорили, донна Болуарте, что лично знакомы с доном Карраскильей?

— А должна была, дон Контрерас? — удивилась она. — Я думала, это само собой разумеется. Вы не спрашивали.

— Чтобы спрашивать о таком, донна Болуарте, нужно хотя бы подозревать, что это нужно спросить.

— Дон Карраскилья — весьма значимое лицо у себя в стране, наша семья — тоже занимает заметное положение. Страны граничат. Разумеется, мы знакомы.

Причем выдала этот спич донна с видом: «Если бы вы, дон, занимали хоть сколько-то значимое положения, то и вы бы мне были знакомы». Очень уж, как оказалось, донну испортили сословные предрассудки. Но может, это и к лучшему: сплавлю ее Карраскилье, пусть дальше он решает, что делать с донной.

В башне Хосефа сразу разохалась, что не готова к приему столь важного гостя. Карраскилья сразу отмахнулся от ее суеты заявив, что ему вполне достаточно будет, если она на вопросы ответит, что приезжий чародей искал какие-то бумаги, после чего попросил служанку уйти на какое-то время к себе и не мешать.

Хосефа поджала губы и удалилась с видом вдовствующей королевы, которую оскорбил кто-то из новых сановников, но Карраскилья, понятное дело, даже отвлекаться на нее не стал — Хосефа не то что не королева, но даже знатной родней похвастаться не может. Разумеется, если не считать Сильвию, но и та положение получила не по праву рождения, а по праву брака.

— Итак, дон Алехандро, жду рассказ о том, что с вами случилось.

— Сначала я хотел бы услышать рассказ о том, что случилось с нашим милостивым королем Рамоном Третьим, — указал я на очередность.

— Не хотелось бы говорить в присутствии представителя посторонней державы…

— Так вы уже почти все сказали. А что не сказали — добавят газеты. Да и кажется мне, что этого будет не скрыть.

— А как такое скроешь, дон Алехандро, если Его Высочество скончался? В очень неудобное время скончался для нас. Не могу сказать, что он был бы идеалом правителя, но пока у нас нет никакого наследника.

Слово «пока» Карраскилья старательно выделил голосом, намекая, что с моей кандидатурой еще не решили, что делать. Надеялся, наверное, что я преисполнюсь благодарности к заговорщикам, когда те сообщат что на троне буду сидеть именно я.

— Всевышний, — вздохнула Исабель. — Это какой-то мор, направленный на уничтожение принцев.

На вопросительный взгляд Карраскильи я пояснил:

— Гравида тоже осталась без принцев. Старший отдал душу Всевышнему при нас с донной Болуарте, а младшего, скорее всего, приговорил старший.

— Его Высочество Фабиан был глуповат, позволял собой вертеть как старшему брату, так и Болуарте, — заявил Карраскилья. — Так что такой итог его жизни закономерен. Но для нас эта информация открывает интересные перспективы. И с тем большим нетерпением я ожидаю вашего рассказа, дон Алехандро. Как получилось, что вы пропали?