— Один клубень она утащила, — загрустил Серхий. — Просто шла и ела по дороге.

На лице Хосефы опять проступило сильное сомнение.

— Растение из Сангрелара? Сильвия? Не поверю. Она не дурочка какая-то. Не будет есть непроверенные вещи.

— Значит, я, по-вашему, дурочка? — внезапно вспылила Исабель.

— Что вы, донна, — испугалась Хосефа. — Вы-то проверенное ели. Уже знали, что дон Алехандро не помрет. Во всяком случае сразу. А Сильвии-то это откудова знать? У нее из знакомых никто не станет есть такое.

— И мы тоже не станем есть сейчас, — постарался потушить страсти я. — Предлагаю всем разойтись и хорошенько выспаться.

— А утром, дон Контрерас, мы можем рассчитывать на порцию этой вашей жареной картошки?

— Утром будет видно. Мелкие клубни слишком молодые для жарки. Их варить нужно.

— Сковороду мне испортили, теперь кастрюлю хотите? — всполошилась Хосефа.

— Я ничего не хочу портить, хочу только спать.

Но похоже, в этой компании спать хотел только я. Хосефа начала с пристрастием допрашивать Серхио а Исабель наклонилась над корзинкой как будто задумалась, насколько благородной донне пристало чистить сангреларские клубни самостоятельно. Я махнул рукой и отправился наверх, оставив внизу Шарика на случай, если потребуется мое срочное вмешательство. И все время, что я поднимался, из кухни доносилось «бу-бу-бу»: то возмущенное Хосефы, то успокаивающее Серхио, то властное Исабель. Последнее перекрывало всех. Уверен: умела бы Хосефа жарить картошку, припрягли бы ее немедленно. Но мне сейчас даже картошки жалко не было, настолько хотелось спать. Стоило добраться до матраса, как я сразу отключился и даже выспался, потому что сигнальная паутина больше не срабатывала: Сильвия на вторую попытку кражи не решилась, а кроме нее на нас нападать было некому.

Утром корзина с картошкой так и стояла нетронутой, более того, Хосефа задвинула ее как можно дальше под стол. Не иначе как надеялась, что мы про нее забудем. Сама же хлопотала у плиты, что-то обжаривая. Кстати, на той самой сковородке, которую называла испорченной.

Корзину я выдвинул и рассмотрел клубни уже при дневном свете. Мелких там было не так много, как мне вчера показалось, но все же бо́льшая часть клубней выглядела так, что хотелось засунуть их в землю и дать дорасти. К сожалению, провернуть это было невозможно даже с чарами. Разве что вырастить из них новые кусты? И все же это слишком расточительно — тратить целый клубень на один куст…

После завтрака я хотел запереться в лаборатории и поотрабатывать зелья из учебника теперь уже за второй курс, но запереться не получилось, потому что со мной увязалась Исабель. Под руку лезть советами не стала, устроилась на табуретке с Бестиарием и усиленно делала вид, что книга ее увлекла настолько, что пойти в другое место донна никак не может.

— Боится, что ты пойдешь жрать картошку без нее, — проницательно заметил Шарик.

На мой взгляд, боялся этого исключительно Шарик: не того, что я пойду жарить и есть картошку без Исабель, а того, что сделаю это без него. Поэтому он как с утра отчитался, что разбежался народ из кухни быстро и ничего не решив так и не слезал с моего плеча, притворяясь, что тщательно контролирует мою работу. Похоже, картошка — это наркотик, на который я подсадил, не считая себя, еще троих. Причем привыкание возникает с первой дозы и не только у людей, но и у ками…

— Думаешь?

— Уверен. Чего бы ей здесь еще сидеть? Бестиарий она наверняка наизусть знает.

— Не допускаешь мысли, что она сидит тут ради меня?

— Не в ее случае. Ты мешать не забывай, а то вонять начнет. Донна и тогда не сбежит, только напрасно страдать будем.

— Тогда не отвлекай меня пустыми разговорами.

Взгляды Исабель я временами чувствовал, хоть и не подавал виду. И действовали они на меня отрезвляюще, как ни странно. То есть все силы я прилагал исключительно к тому, чтобы делать все правильно и точно по учебнику. Если доведется сдавать экзамен, хотелось бы нареканий поменьше. Хотя последнее уже казалось маловероятным: не дадут мне спокойно тут жить и практиковать чары по своему выбору. Поэтому от нынешней спокойной жизни хотелось взять по максимуму. Выучить все, что успею, к тому времени, когда придется срываться с места. А что срываться придется — тут без вариантов.

К обеду явился Оливарес. Причем в этот раз и он использовал транспорт Ортис де Сарате и наверняка телепорт Дахены. Кучера он отпустил повелительным движением руки и, только дождавшись, когда тот развернется, величаво направился к башне. И первыми его словами было не «Алехандро, как я рад видеть тебя живыми и здоровым», а:

— То, что ты обновил защитный контур, — это хорошо, а вот то, что не включил в него пристройку, — никуда не годится. И проход нужно сделать в нее из башни. Займешься сразу после обеда.

Сильвия Ортис де Сарате вернулась от проверенной башни злющая как стая бродячих собак, от которой сбежала почти загнанная дичь. И вся эта злость в одночасье вылилась на супруга, который засел в библиотеке и при ее появлении неуклюже попытался спрятать почти полный графин и полупустой бокал.

— Все пьешь, Грегорио? — прошипела она как кошка, которая раздумывает: сейчас вцепиться когтями в противника или подождать и выбрать место поуязвимее.

— Дорогая, я можно сказать только пригубил и только для того, чтобы скрасить беспокойство от твоего отсутствия, — попытался оправдаться алькальд. — Всевышний, что с тобой случилось? Ты грязная, как шахтер после работы.

Сильвия посмотрела на свою одежду, скривилась, содрала испорченные перчатки и прошлась по одежде очищающими чарами. Потом глянула на руки и прошлась чарами для очищения тела. Все это она делала молча под пристальным вниманием супруга, который напрочь забыл о том, чем занимался до ее появления. Зато Сильвия не забыла. Закончив наводить чистоту, она подошла к столу, наклонилась, резким жестом выхватила графин и, не размениваясь на жалкие бокальчики, сразу присосалась к горлышку.

— Дорогая?..

— Почему я? Почему все я?! — оторвавшись от выпивки, выкрикнула Сильвия. — Почему ты не можешь оторвать свой зад от мягкого кресла, взять лопату и отправиться извлекать то, что нужно твоим гравидийским друзьям? Нужно тебе, а пачкаюсь я! Где справедливость?

— Прошу тебя, потише, — заволновался алькальд. — Вдруг кто услышит?

Он заворочался в кресле, озираясь с испугом на запертую дверь.

— Кто услышит? Про чары на библиотеке ты благополучно забыл?

— Они могут слететь в самый неподходящий момент.

Ортис де Сарате потянулся за графином, но сделал это столь неловко, что Сильвии не составило никакого труда увернуться. Для надежности она отпила еще: то, что окажется в желудке, супругу точно не достанется, а ей хоть немного поднимет настроение.

— У тебя все моменты неподходящие. Почему всегда самая грязная работа достается мне? А ты сидишь здесь такой красивый и дуешь… — Она с сомнением глянула на бутылку. — …ратафию в свое удовольствие.

— Тебя поймали? — догадался Ортис де Сарате, сообразивший, что если бы все прошло гладко, то супруга сейчас не изливала бы желчь на окружающих.

— Не то чтобы поймали… — Она всхлипнула. — Но обнаружили за неблаговидным занятием и в неблагородном виде. Хорошо еще, Хосефа не явилась, а то бы, гадина, поиздевалась бы в свое удовольствие. Но и так мало приятного. Явился слуга этого щенка и отобрал лопату, заявив, что что дозволено Карраскилье не дозволено Ортис де Сарате.

— Каков нахал! — возмутился супруг. — Это неуважение к нам лично! Прикажу его завтра же арестовать.

— С ума сошел, Грегорио? — ласково спросила Сильвия. — Хочешь, чтобы, когда туда в следующий раз приедет Карраскилья, он узнал, что слугу арестовали, потому что семья алькальда хотела обворовать Контрераса? А именно так и будут говорить. Ты представляешь, что он скажет в столице? А какие слухи пойдут в Дахене?