Время до ужина еще оставалось, и хотя вставать не хотелось, но я глянул на тюк с одеждой и решил сделать хоть что-то, чтобы ее разместить нормально.

На полноценный одежный шкаф я решил не заморачиваться, но корпус с полками в одной половине и штангой под вешалки в другой осилил. Будет время — приделаю и дверцы. После этого тюк я наконец распотрошил.

Оливарес не пожадничал — одежда соответствовала тому образу, в котором хотел видеть меня проклятийник. Дорогие ткани, вышивка, а на одном камзоле даже драгоценные камни. На тематической костюмированной вечеринке я имел бы оглушительный успех. Наверное. Потому что, на мой взгляд, надев что-то из этого, я больше буду похож на клоуна, чем на принца. Мой старый камзол, пусть и потертый до неприличия, нравился мне куда больше.

Нашлась в тюке и чародейская мантия. Или не чародейская, а ученическая? Она была куда скромней той, что я привез с Сангрелара, зато новой и неприметной. И уж точно не была снята с трупа. Сплошные плюсы, короче говоря.

Шарик бухтел, что я напрасно трачу отведенное мне время на ерунду, хотя мог бы тренироваться в лаборатории. Для него комфорта было достаточно в любой коробке с мягкой подушкой, и он искренне не понимал, почему я не могу последовать его примеру. Мне же комфорта было мало.

Где бы еще плафонов для освещения набрать? В Дахене ничего подходящего не водилось, но каждый дополнительный каталог на почте стоил денег, и не факт, что там найдется что-то для меня. И доставка опять же. Тут поневоле задумаешься, не начать ли чародейским способом плавить стекло, если уж научился делать это с камнями.

Конечно, можно было читать, подсвечивая себе чарами, чем я и собирался заняться после ужина, но их нужно постоянно подновлять, что сильно отвлекало от чтения. В учебниках второго курса я уже почти ничего нового для себя не находил, потому что по подсказке Шарика постоянно использовал разные чары и их сочетания. Единственным слабым местом у меня все также оставалась алхимия: она требовала сосредоточенности и времени.

Незадолго до ужина внезапно появилась донна Сильвия, расточавшая мед и патоку.

— Дон Оливарес вы совсем не следите за здоровьем своего ученика, — укорила она. — Посмотрите, как он осунулся с того времени, что вы тут появились. Вам обоим нужен отдых.

— Всевышний, — скривился Оливарес, — говори прямо, что тебе нужно. Не надо этих расшаркиваний и запудриваний.

— Грегорио был бы счастлив, если бы вы завтра появились у нас дома, — заворковала она. — Ваш последний с ним разговор в присутствии свидетелей породил множество ненужных слухов о том, что вы к нам плохо относитесь.

— Почему слухов? Разве я к вам отношусь хорошо? — прямолинейно бросил он. — Глаза бы мои не видели вас обоих.

Злость, промелькнувшую в глазах Сильвии, донна быстро уняла и вполне миролюбиво сказала:

— Не буду спорить относительно вашего мнения о нашей семье, дон Оливарес, но зачем о нем знать посторонним? Это плохо сказывается на авторитете власти в городе. Потому что алькальд — ее представитель.

Оливарес собиравшийся заявить еще что-то неприятное, на этих словах задумался и неохотно сказал:

— Возможно, ты права. Но что ты хочешь от меня?

— У нас завтра прием, и мы были бы счастливы, появись вы у нас вместе с учеником. Это сразу бы показало, что между нами нет вражды, а случившееся — всего лишь недоразумение, которое неправильно трактовали.

Играла она словами красиво и не только словами: каждый жест был выверен. Но цену этому знал не только я, но и Оливарес, который насмешливо хмыкнул и сказал:

— Боюсь, если я появлюсь в вашем доме, то только увеличу количество слухов о моей неприязни к вам. Так что мое слово — нет. Ученик же волен решать сам.

— Дон Алехандро, — умоляюще перевала на меня взгляд Сильвия, — вы же не откажете? Наша семья сейчас переживает нелегкие времена, и мы были бы очень признательны, если вы у нас появитесь завтра, пусть даже ненадолго.

— Артефакт для выявления ядов я выделю, — заявил Оливарес.

Сильвия покраснела от злости, но ничего не сказала, продолжала смотреть на меня, ожидая ответа.

А я подумал: почему бы и нет? Съезжу на часок, развеюсь, отдохну после завтрашних занятий с Оливаресом, которые точно будут непростыми, если учесть тяжесть его характера.

— Непременно завтра буду, донна Сильвия. Благодарю вас за приглашения.

— Ах, это я вас благодарю, — расцвела она. — Вы меня так выручили. Если ученик самого дона Оливареса у нас появится хоть ненадолго, слухи непременно должны утихнуть.

— Только чтобы действительно ненадолго, — недовольно сказал Оливарес. — А то знаем мы вас. Сначала большой прием для всех, потом малый для избранных, а потом совсем крошечный для одного, но зато до самого утра. Так что я ему посетить вас разрешаю, но не больше чем на час.

Сильвия опять проглотила оскорбление и твердо сказала:

— Благодарю вас, дон Оливарес, я сама засеку время и выпровожу дона Алехандро ровно через час.

Если бы я только подозревал, во что выльется эта поездка…

Начинался день даже неплохо. Оливарес, пообещавший с вечера за меня взяться, обещание исполнил и принялся вталкивать в мою голову знания по своей дисциплине с таким упорством, как будто его поджимало время. Странная идея сажать на трон проклятийника. Проклятийника, над которым больше никого не будет.

Знания хоть и с трудом, но укладывались. Проклятия делились на текстовые, жестовые, рунные, ритуальные и наносимые чистым выплеском силы. Последнее случалось независимо от желания проклинающего, непременно чародея, чувства которого оказались столь сильны, что оформились в видимое проявление чародейской силы. Причем самым страшным из них было посмертное проклятие, которое невозможно было снять. О невозможности писалось в учебниках, а Оливарес же туманно намекнул, что могут быть варианты от ослабления до снятия. Зависит от многих качеств. Сила проклятия тоже варьировала и зависела не только от способа, которым его отправляют, но и от личности как проклинателя, так и жертвы. С сильного чародея слабенькие проклятия просто скатывались, а те, что так просто не сбросить, должны были наноситься с помощью какой-нибудь частицы чародея, для чего лучше всего подходила кровь.

Основы я знал из учебников и от Шарика — как-никак, сам готовился проклинать и боялся упустить что-то важное. Но Оливарес, проверив книжные знания, дальше рассказывал то, чего не было в учебниках даже намеками. Наверное, есть специальные отдельные курсы для проклятийников. Или же дон получил все это в результате жизненного опыта методами, так сказать, проб и ошибок. Хорошо, что в случае его профессии весь этот опыт получался за счет других.

— Главное, Алехандро, что ты должен вынести из этого занятия: злить сильного чародея чревато, если ты не знаешь способов снятия таких проклятий. При этом проклятие такого типа может быть незаметным для носителя и неспециалистов. Поэтому следующим пунктом нашего занятия будет выявление проклятий на аурной оболочке человека.

— Чародея? — уточнил я.

— Любого человека. Проклятия не разделяют чародеев и нечародеев, а аурная оболочка есть у каждого и по ней можно сказать очень много. — Оливарес глянул в сторону Хосефы, которая уже несколько раз выглядывала со страдальческим выражением на лице. — Но сначала мы пообедаем и отдохнем. Устал я от тебя.

Заявление было странным при условии, что мне ничего не надо было повторять дважды и ни на один вопрос я не ответил неправильно. Даже Шарик похвалил мои успехи, а этот, видите ли, устал от талантливого ученика.

— Чувствует в тебе конкурента, — неожиданно выдал Шарик.

— С чего ты взял?

— С того, что после каждого твоего ответа его рожа становилась все кислее и кислее. Он, поди, до этого годами доходил, а то и десятилетиями, а ты с ходу выводишь закономерность. Нужно было тебе пару раз ошибиться, ему на счастье.