— Заверено, — вздохнул Герреро. — Но, дон Контрерас, я бы не советовал вам рассказывать кому-то в этом городе, что вы тут родились. Вызовете множество подозрений.

— Дон Контрерас сюда вряд ли вернется. Давайте уж закончим с нашими делами, и мы пойдем.

Герреро заполнил бланк. К нему тоже пришлось приложить палец, после чего бланк был приложен к книге записей, которая завизировала правильность документа заметной вспышкой. Карраскилья довольно заулыбался.

— И что, всех так регистрируют? — поинтересовался я у Шарика.

— Это ритуал только для благородных. С книгой записей обычно приходят на дом, где есть новорожденный и проводят эти процедуры там. Так что Карраскилья все сделал правильно — теперь у тебя есть легальный документ. Но терять его не советую — без королевского чародея этот тип тебя либо пошлет, либо запросит очень много. Хотя мы его все равно собирались убивать…

Герреро закрыл чернильницу, захлопнул книгу и убрал ее в стол. Потом посмотрел на нас. Присутствие свидетелей должностного преступления его сильно тяготило.

— Надеюсь, вы уйдете точно так же, как появились? Не хотелось бы, чтобы вас кто-то видел, доны. Еще пойдут разговоры…

— Разумеется, дон Герреро, разговоры нам совершенно не нужны.

Я не понял, что сделал Карраскилья, но Герреро вдруг захрипел и свалился головой на стол. Придворный маг к нему подошел, отвязал кошелек и совершенно спокойно сказал:

— Продажность должна быть наказана, не так ли, дон Алехандро?

— Не думаю, что суд присудил бы ему казнь.

Герреро был не самым приятным человеком, но смерти за выполнение просьбы Карраскильи не заслуживал.

— Он мог проболтаться. Выбирая между одной смертью и десятком, я выберу одну, особенно если среди десятка предполагается моя. И ваша, дон Алехандро.

И он так на меня посмотрел, что если я раньше сомневался в собственном участии в госперевороте, то сейчас все сомнения отпали. Ибо если мне придет в голову блажь отказаться от столь заманчивого предложения, закончу как дон Герреро.

— А он мне нравится. Вот так и должен действовать чародей, Хандро. Без сантиментов и не оставляя свидетелей.

Грегорио Ортис де Сарате был в бешенстве. Его, алькальда не самого последнего города, прилюдно унизили. И пусть унизивший был такого уровня, что не дотянуться, но на ком-то сбросить свою злость было просто необходимо. И лучше всего для этого подходила Сильвия. Сильвия, которая сидела в кресле своей лаборатории и подпиливала ногти, как будто не нашла другого места для этого.

— Чего они так носятся с этим мальчишкой?

— Кто они и с каким мальчишкой?

— Не придуривайся. Я про Контрераса и опекающих его чародеев. Почему ты ничего о нем не узнала?

— А я должна была?

Улыбка Сильвии больше напоминала оскал, но ее супруга это даже не насторожило, и он продолжил в том же духе:

— Разумеется, должна была. Это твоя задача — обеспечение информацией. И заметь, я никогда не интересуюсь, какими путями ты ее получаешь. Неужели ты, с твоими способностями… — последнее слово он проговорил на редкость презрительно, — не в состоянии вытрясти из щенка подноготную?

— Неужели? — Сильвия гибким движением поднялась, придвинулась к супругу и положила ему руки на плечи, но не ласково и нежно, а тяжелым, совсем не женским хватом, напоминающим о том, что она чародейка. — Я кому-то что-то должна? Грегорио, я уже давно сполна с тобой расплатилась. И теперь долги только с твоей стороны. Сам вытаскивай из щенка подноготную.

— Сильвия, что с тобой? — вытаращился он, больше удивленный, чем испуганный. — За сбор информации у нас всегда отвечала ты.

— А теперь не отвечаю. — Она скорчила презрительную гримасу и отвернулась, сделав вид, что ее привлекли книги в книжном шкафу. — Напряги мозги, Грегорио, если ты их еще не все пропил, и придумай что-нибудь сам.

— Что я могу придумать? Ты с ним общаешься — тебе и карты в руки.

— Он весьма неразговорчивый молодой человек.

— Неужто обычный способ не сработал? — издевательски сказал алькальд. — Стареешь, Сильвия, вот и первая ласточка того, что мужчины скоро перестанут тобой интересоваться вовсе.

Донна резко к нему развернулась, и никто, кто видел бы ее раньше, не узнал бы обычно милую и улыбчивую чародейку. Лицо было перекошено от злости, а на кончиках пальцев зажглись опасные огоньки, способные если не умертвить супруга, то доставить ему значительные болезненные ощущения.

— Не забывайся, Грегорио, — прошипела она как гадюка. — Я с тобой только ради дочери. И покрываю твои промахи тоже ради дочери. Но так будет не вечно. И я не всесильна, к сожалению.

Перемены в жене настолько испугали алькальда, что он отшатнулся и испуганно заблеял:

— Сильвия, любовь моя, я вовсе не хотел тебя оскорбить. У меня был ужасный день, вот в голове и полнейшая сумятица. Я бы рад сделать все сам, но даже не представляю, за что браться.

— Для начала можешь написать кузине в Стросе. Не может такого быть, чтобы никто в столице не знал про ученика Оливареса.

— Сильвия, душа моя, я никогда не сомневался в твоей светлой голове, — с воодушевлением ответил алькальд, уже прикидывая выражения, в которых он составит письмо. Нужно было это сделать так, чтобы обязанной за информацию почувствовала себя кузина, а вовсе не он. Это было сложно, но осуществимо.

— Только я в толк не возьму, зачем тебе вообще узнавать про Контрераса?

— Как зачем? К нему ездит придворный чародей.

— Не к нему, а к Оливаресу.

— Сегодня Карраскилья воспользовался телепортом, чтобы переместиться куда-то с Контрерасом. Причем, сволочь, даже следов не оставил куда, — пожаловался алькальд. — Настройки сбил сразу.

— Интересно, — протянула Сильвия. — Но это так же может быть выполнением просьбы Оливареса. А что телепортом — так у Карраскильи времени лишнего нет, а пользование для него бесплатно, ведь так, дорогой?

— Разумеется. Разве я могу запросить плату с Карраскильи, в нашей-то ситуации? — затосковал алькальд.

— Сам виноват. И что с Оливаресом связался, и что с гравидийцами связался, — проворчала Сильвия.

— Они обещали помочь с проклятием, — обреченно свздохнул алькальд.

— И что? Помогли? Только дал им в руки поводок для шантажа. Всевышний, когда это все закончится? Нужно скорее выдавать замуж Алисию, пока скандал не разразился.

— Может, и не разразится? Не согласись бы мы поучаствовать в захвате Оливареса, на нас бы вообще внимания не обратили.

Сильвия благоразумно умолчала, что провал произошел на стадии попытки убить Контрераса — слишком характерными были следы на башне, чтобы не понять, что там прошел чародейский бой. Оливареса перед этим могли уже захватить. Но Грегорио она этого, разумеется, не скажет, потому что убрать мальчишку было ее предложением. Тогда казалось, что это прекрасная идея. А все почему? Из-за недостатка информации. Но кто мог представить, что нищий дон — ученик Оливареса?

На обратном пути от портальной, который мы проделали опять в экипаже алькальда, Карраскилья помалкивал и поглядывал испытующе: не начну ли истерить или еще как-то показывать несогласие с линией партии. В этом случае я не исключал, что от меня избавятся сразу, как и от Серхио. Показное равнодушие к смерти мелкого взяточника был необходимым минимумом. А вот Шарик, напротив, болтал непрерывно, как будто у него там плотина прорвалась с давно запасаемыми словами. Хотя откуда у него запасы, если он щедро тратит слова в течение дня?

— Вот об этом я тебе и говорил, — торжествующе вещвл он. — Чародей должен ставить свою жизнь выше всего остального. Потому что людей много, а сильных чародеев очень и очень мало. Они должны себя беречь.

— Сколько ни береги — конец один. Дон Леон все равно умер, а совесть у него была…

— Чистейшей, — с упорством фанатика настаивал Шарик.