— Знаний этих двоих нам будет достаточно, чтобы посадить вас с Контрерасом на трон.

— Оливарес сказал, что Карраскилья выступил против нас. На нападавших была мибийская форма.

— Чушь! — пренебрежительно фыркнул Болуарте. — Форму при желании можно достать любую. И выдать себя за кого угодно тоже можно. Никакой придворный чародей не согласится играть против своей страны и променять временную выгоду на постоянную, если он не совсем дурак. А Карраскилья — совсем не дурак. Нет, напали на башню не мибийцы. Я уверен, что напали наши, чтобы заставить тебя замолчать. Но Фернандо просчитался. Мы, конечно, промолчим, что вы выжили, но ему это не поможет. Потому что молчать мы будем недолго.

Болуарте хищно усмехнулся. Он не собирался прощать попытку убийства себя и своей дочери. Король Гравиды заплатит за все.

Карраскилья ничего хорошего от будущего не ждал. Конечно, король начал поправляться, но планируемый ритуал по объединению стран гарантированно сведет его в могилу. И тогда придворный чародей окажется не у дел и отправится в отставку. При гравидийском королевском дворе был свой, не столь умелый, но придворный чародей — должность больше статусная, позволяющая приглашать на отдельные задания высококлассных специалистов. Для него главное не чары, а умение лавировать в придворных потоках и организовывать комфортные условия для королевской семьи, из которой в обеих странах нынче осталось только по королю. А после ритуала, возможно, останется только наследник объединенной страны. И он точно будет из Гравиды, потому что мибийский король окончательно потерял интерес даже к собственной жизни, что говорить об интересах страны? Он уже мысленно передал ее другому. А если из двух стран получается одна, то и количество рабочих мест для придворных чародеев сокращается вдвое, и Карраскилья был уверен, что сокращение пройдет за его счет. Больше всего бесило, что повлиять в этом вопросе придворный чародей не мог ни на что. Рамон Третий, после того как ему подарили надежду и почти сразу отняли, отстранился наглухо. Вернуть былую доверительность было бы возможно, если бы хватило времени. Но времени больше нет.

При мысли о том, что с утратой последнего сына Рамона Третьего упущен прекрасный шанс на светлое будущее, Карраскилья окончательно впал в депрессию, для лечения которой всегда использовал старый надежный метод: хорошее вино под хорошую закуску. Вино у него было, а вот за закуской пришлось отправить слугу на дворцовую кухню. Пить не закусывая Карраскилья считал дурным тоном — ведь он же не напивается, а лечит душевные травмы и плохое настроение. А если их лечить не закусывая, то поутру все проблемы мира покажутся ерундой по сравнению с накатывающейся волнами головной болью.

Бокал Карраскилья все же наполнил и сейчас сидел, покручивая его в руках и размышляя, в какой момент он свернул не туда. Нет, конечно, всего предугадать невозможно, но уж приставить к наследнику охрану посерьезней было его обязанностью, которой он пренебрег.

Дверь открылась, но впустила на слугу с закусками, а Охеду.

— Ортис де Сарате поют как птички, — сказал он.

— А толку-то? Даже если устроим им показательную казнь, сделанного не вернуть.

— Донна утверждает, что в одном из доносов соврала о том, что в башне находится наследница Болуарте.

— Почему соврала? — удивился Карраскилья. — Она там была.

Дверь опять распахнулась и пропустила на этот раз слугу с подносом, уставленным тарелками. Слуга начал выставлять закуски на стол и добавил бокал для гостя. Все это время доны молчали, не желая говорить на столь щекотливую тему при постороннем. Слуга закончил и застыл у стола в ожидании распоряжений, Карраскилья махнул ему рукой на выход и спросил у Охеды, кивнув на бутылку:

— Разделите ли вы со мной боль утраты, дон?

Охеда заговорил, только когда слуга вышел и тщательно прикрыл за собой дверь. Но и этого дону показалось мало — он поставил чары, надежно защищающие от посторонних ушей.

— Разделю, но только бутылку вина. Об утрате говорить рано. Я сегодня был в Обители…

— В самом деле? — равнодушно сказал придворный чародей, которого проблемы церкви всегда интересовали очень мало.

— Да. У них там знаменательное событие произошло. После исчезновения падре Хавьера ни на одно лицо не сходило благословение Всевышнего, а тут внезапно на одну пару сразу два: Благословение на Счастливый Брак и Благословение на Исполнение Замысла.

— В Обители наверняка праздник, — заметил Карраскилья, только чтобы поддержать разговор. Церковные Благословения его волновали столь же мало, как и сама Церковь.

— Не то слово. Монахи до этого дня были уверены, что Благословение тесно связано с реликвией, которую носил падре Хавьер и которая пропала вместе с ним. Но почему-то не обратили внимания, что оба благословения получила только одна пара.

Карраскилья потер подбородок и отставил бокал, который почти поднес ко рту.

— Вы намекаете, дон Охеда, что реликвия в этот момент находилась в Обители?

— Есть у меня такое подозрение, — кивнул Охеда и протянул два листа с портретами. — Вот, полюбуйтесь парочкой, которую благословили, но которая была этим ужасно возмущена, потому что приходила в Обитель очистить тайник.

Карраскилья сложил два и два, но результат ему показался столь невероятен, что он поверил выводам только после утвердительного кивка Охеды.

— Не может быть! — Карраскилья подскочил с кресла. — Их нужно срочно найти и привести к королю!

— А нужно ли?

— Что значит, нужно ли? — возмутился Карраскилья. — Наследник жив. Король об этом должен узнать.

— Это пока всего лишь предположение, дон Карраскилья, потому что эта пара отбыла на Сангрелар в сопровождении еще троих, в том числе весьма странной дамы, по описанию очень похожей на дона Оливареса. Я было усомнился, но тут из Гравиды пришла информация, что камера, в которой держали дона Болуарте, взорвалась, разнеся при этом половину тюрьмы, причем взрыв был подстроен проклятийником. Наверняка наша парочка подсуетилась: вытащила отца донны и заодно дала Оливаресу спустить пар и замести следы.

— Что? — Карраскилья заразительно расхохотался. — Выжил, старый пройдоха. Но я давно говорил, что он нас всех переживет. Зато будет о чем с ним поговорить при встрече. Нужно немедленно поставить в известность Его Величество.

— Дон Карраскилья, мне кажется, от радости вы перестали просчитывать последствия своих действий, — укорил Охеда. — Его Величество нужно информировать очень аккуратно — узнает еще кто-то, и тогда это известие долетит до наших гравидийский друзей, который вовсе нам и не друзья, исходя из того, что ими была сделана попытка убить наследника, и не одна.

— Везучий он все-таки, этот Алехандро, — восторженно сказал Карраскилья. — Три раза его почти убили — и три раза он ускользал от противников. Но я, признаться, не понял, почему эту информацию нужно скрывать от Его Величества. Или вы хотите сначала найти юношу, а уже потом радовать?

— Не скрывать, а донести в правильном ключе. Я хочу ускорить ритуал объединения стран, в чем вы, дон Карраскилья, должны мне поспособствовать: убедить Его Величество провести ритуал как можно скорее. Потому что Его Величество может заартачиться и заявить, что непорядочно не поставить в известность о наличии наследника соседнюю страну, если уж мы собрались объединяться. Я не уверен, что гравидийская сторона согласится на нашего наследника и не постарается его опять уничтожить. Поэтому, признаться, я в раздумьях, сообщать ли Его Величеству о том, что Алехандро выжил, до ритуала. А после ритуала мы разовьем бурную деятельность по поискам наследника, в смерти которого мы были уверены в точности так же, как и соседняя сторона. То есть в своей неудаче они будут виноваты сами.

Охеда злорадно ухмыльнулся и отсалютовал собеседнику бокалом, из которого отпил пару глотков и одобрительно кивнул. Однако придворный чародей знает толк в вине.