Гальвэр был рад не меньше остальных прибытию Элвара и Шин Зе. Ему было некомфортно проживать в замке в их отсутствие. Пары мимолетных встреч с Клариссой Зарзо хватило художнику, чтобы чаще отлучаться на прогулки. Он не понимал, чем мог вызвать неприязнь столь знатной особы, но ее взгляд на него все время сочился пренебрежением. Едва завидев леди Зарзо в конце коридора, северянин тут же менял свои планы и направление соответствующе. Однако, про нее все говорили исключительно в уважительном ключе без всякого намека на страх. Возможно, она просто не любила живопись, а присутствие Гальвэра в замке считала излишним. В любом случае все должно было прийти в норму.
На пирах, посвященных блистательной победе императора, художник занимался развлечением гостей, рисуя довольно грубые карикатурные портреты (чего он раньше никогда не делал). Мужчины были просто в восторге. Особенно воины. Они заливались хохотом, тыча пальцем и кивая головой на очередную жертву северянина, подтверждая этим его талант подчеркивать самую суть человека. Дамам же это развлечение пришлось совсем не по вкусу. Никто из них даже не улыбнулся. Они лишь перешептывались между собой, заслоняя нижнюю часть лица раскрытыми веерами. Гальвэр не стал искушать судьбу обрести в высшем свете империи себе врагов, и переключил все свое внимание на более благодарную публику.
Император с его верным доблестным были единственными не вовлеченными людьми на празднествах. Золотые глаза Небесного избранника, казалось, потускнели и смотрели безразлично сквозь все. Шин Зе стоял рядом, но будто находился в другом месте. Взгляд хайши равнодушно скользил по лицам всех гостей, словно он их просто пересчитывал. Между ними что-то произошло. Это Гальвэр ощущал интуитивно. Люди, сидевшие ближе всех к Элвару, не смотрели в его сторону и заметно нервничали. Разве что леди Зарзо умело сохраняла хладнокровие. Художнику очень хотелось узнать причину их разлада, но подойти к ним и спросить на прямую он не решался. Северянину вскоре пришлось признать свою потерю связи с ними обоими тоже. Пиры стали единственным местом их пересечения. Из рассказов подвыпивших воинов он смог узнать только то, что император непобедим и принес наконец-таки мир в их страну. Конкретных описаний событий выведать не удалось.
С тех пор прошло несколько недель, а Гальвэр все еще ощущал гнетущую обстановку в замке, которая очень контрастировала с настроениями в столице. Он никогда не замечал в себе, как сильно на него влияет окружающая атмосфера. Аппетит пропал, сон стал нестабильным, сил хватало сделать только пару мазков кистью в день.
Благодаря своим карикатурам он обрел еще большую известность в Элваране. Заказы сыпались горой, а желания их выполнять не было. Северянин имел достаточный запас денег, который он тратил с большой неохотой. Может в нем все же было что-то от его отца? Живя в замке императора, художник ни в чем не нуждался. О таком положении многие могли только мечтать. Но это никак не способствовало творческой инициативе. Каждый раз, когда он подносил кисть к холсту его обуревало странное чувство тщетности усилий. Гальвэр не знал какую картину хочет нарисовать. Неожиданно для себя художник стал чаще вспоминать отца, снег, теплоту стен его родного дома. Хонкс отправлял ему по одному письму в месяц. Содержание каждого было всегда стандартным: спрашивал нравится ли ему в империи, нужны ли ему деньги. Северянин отсылал отцу такие же однообразные ответы. Он не думал, что на островах Бахума происходят какие-то интересные события, но с удовольствием бы послушал байки моряков. К несчастью, до Элварана добирались только купцы.
«Если хочешь вернуться на родину, в этом нет ничего постыдного».
Ганс с прибытием в империю стал через чур рассудительным собеседником.
— Здесь мне лучше. Просто из-за Элвара я не могу чувствовать покой.
«Ты сблизился с ним достаточно, но любой необдуманный шаг может грозить большими последствиями. Он правитель, а не твой друг».
Сегодня у художника снова был сон. В нем император бился в Лайдреке с дикарями. Северянину захотелось изобразить это на холсте, но что-то внутри мешало начать. Он должен хотя бы попытаться поговорить с Элваром, тогда все тревоги покинут его сердце, и он снова сможет рисовать с удовольствием.
В тронном зале присутствовал только Небесный избранник. Его глаза все так же испускали тусклый золотой свет. Одной рукой он поддерживал свой подбородок, а пальцами другой ритмично постукивал по подлокотнику трона. Император даже не заметил появления художника перед собой.
— Ваше величество, вы меня слышите? — обеспокоенно произнес северянин.
Взгляд Элвара стал осмысленным.
— Гальвэр.
Имя далось ему с трудом, словно он провел в молчании уже целую вечность.
— Я давно не видел вас и Шин Зе… Может у вас есть какие-либо пожелания, относительно моей работы?
Элвар зацепился только за первую часть предложения. Он повернул голову влево на пустое место, которое должно быть занято его доблестным и произнес:
— Шин Зе выполняет мое поручение.
Это была ложь. Художник сразу это почувствовал, как и напряжение в воздухе, появившееся после слов императора. Гальвэр уже успел пожалеть о приходе сюда. Было бы слишком наивно рассчитывать на откровенный разговор теперь.
— Может мне расписать стены в коридорах? Не всякой ерундой, а вашими подвигами.
Золотые глаза вновь засияли.
— Мне нравится. Тебе предоставят все необходимое, — изменившимся голосом сказал Элвар.
Северянин глубоко поклонился. На продолжение разговора он уже не надеялся.
«Возможно стоило поговорить сначала с Шин Зе…»
Следующие несколько дней Гальвэр провел в попытках застать неуловимого хайши в замке. Тот умудрялся буквально промчаться у художника за спиной, и стремительно скрыться в неизвестном направлении. Такой расклад только раздражал северянина. Он решил устроить засаду Шин Зе, которая по совместительству являлась основной деятельностью художника. Гальвэр начал расписывать дальнюю от тронного зала часть коридора.
«Рано или поздно ему придется здесь пройти».
Затея сработала быстрее, чем ожидалось. Северянин бросился к хайши, как только он попал в его поле зрения.
— Можно с тобой поговорить?
Холодный взгляд зеленых глаз выражал явное непринятие этой затеи. Доблестный хотел просто обойти Гальвэра, но художник перегородил ему путь и выставил вперед руку с кистью.
— Будешь меня игнорировать, получишь парочку плохо отстирываемых пятен на своей форме.
Угроза была детской и глупой. Северянин сразу о ней пожалел, представив как его затейливая голова катится по полу. Он опустил руку.
— Пожалуйста, — использовал последний аргумент Гальвэр.
Шин Зе пристально посмотрел ему в глаза, явно оценивая, чем обернется для него этот разговор.
— После встречи с императором, — сдался хайши.
Художник быстро раскидывал по углам рамы с пустыми холстами, пытаясь добиться хотя бы видимости порядка в своих хаотичных покоях. Доблестный терпеливо ждал. Когда Гальвэру удалось договориться со своей совестью, он наконец-то обратил внимание на своего гостя.
— Можешь присаживаться… — оглядел комнату, — где угодно.
Хайши не двинулся с места.
— Хорошо. Тогда сразу к делу. Я знаю, точнее, мне кажется что-то произошло между тобой и Элваром. Вы оба изменились после Лайдрека. Это меня беспокоит. Очень, — быстро протараторил северянин.
— Почему тебя это беспокоит?
Шин Зе искренне не понимал художника. Они не были настолько близки, чтобы вызывать такую реакцию.
Гальвэр вспомнив с кем имеет дело, задумался как объяснить сложные чувства такому непробиваемому человеку.
— Наверное, из-за Лейны я чувствую с вами связь. Она столько про вас рассказывала. Поэтому ты и Элвар для меня, как друзья.
Доблестный подошел очень близко к северянину.
— Тебе лучше покинуть Эларис, или хотя бы этот замок. Император не в себе.
