– А у баб-то прорези для хвоста нет, – шепотом, будто женщина могла понять, сообщил о своем наблюдении Курт.
– Может, им его купируют по самый копчик, – так же тихо выдвинул предположение Логрэй.
В отличие от лесного лагеря, здесь нас потчевали двумя блюдами. В первом было нечто вроде вермишели с тем же маисовым вкусом, во втором – политые пряным соусом куски мяса, похожего одновременно и на птицу, и на рыбу. В пластиковые кружки аборигенка разлила напиток, напоминающий по вкусу простую воду, слегка подкисленную «лимонкой». В целом ужин получился вполне приличным, даже несмотря на преследовавшее меня ощущение, что нас обслуживает восставший мертвец.
– Как думаете, парни, мы уже прибыли на место? – отодвинув пустые миски, задал я беспокоивший меня вопрос.
– Наверное, просто на ночевку остановились, – предположил Феликс. – В видеоэкскурсе показывали совершенно другие места. Завтра поутру дальше покатим.
Дальше мы не покатили, а полетели, и не поутру, а сразу после ужина. Загрузили нас в серый четырехмоторный самолет из тех же исторических хроник, что и доставивший сюда грузовик, и после получасовой болтанки мы приземлились на маленьком аэродроме, где нас уже поджидал настоящий автобус, салон которого был оборудован вполне приемлемыми лавками, обшитыми мягкой, возможно даже натуральной, фиолетовой кожей.
Утро встретили в морском порту. Впервые в жизни наяву увидел море, и, надо сказать, особо не впечатлился. Здесь не было золотого пляжа, омываемого лениво набегающими пенными волнами, искрящимися на ярком солнце и шепчущими что-то гипнотически-умиротворяющее. Не было склонивших в разные стороны зеленые шапки листьев пальм. Не было ничего из того, что рекламировали компании, продающие туристические путевки на курортные планеты.
Распростертая перед моим взором серая мрачная гладь, сливающаяся на горизонте с низким, покрытым густыми, темно-фиолетовыми облаками небом, посылала к берегу нескончаемую череду холодных, увенчанных грязными пенными шапками, волн, которые, исходя фонтанами злобных брызг, с глухим ворчанием разбивались о каменную пристань.
Всего лишь одно небольшое суденышко терлось бортом о причал, покачиваясь на волнах. В общем, абсолютно никаких ассоциаций с красивыми девушками в бикини.
Вероятно, из-за раннего утра в порту было безлюдно. Лейтенант Хилл сел в небольшой автомобиль рядом с оператором и куда-то уехал. Взвод, сопровождаемый мастер-сержантом и парой аборигенов, проследовал в одно из строений, судя по всему, являющееся вещевым складом. Здесь нам выдали новое обмундирование и, к общей радости, более привычную обувь. Вполне приличные черные комбинезоны отличались от привычной одежды лишь тем, что, как и предыдущая форма, застегивались на петельки с крючками. Зато на ногах у нас теперь были то ли кожаные чулки, то ли полусапожки. Подошва на них отсутствовала, потому ходить было легко, но существовала вероятность поранить ногу обо что-нибудь острое. У меня даже появилась мысль, не прихватить ли с собой сандалии в дополнение к новой обуви. Однако на мой вопрос Ратт пояснил, что паччи – так называлась эта обувь – изготовлены из выделанной особым способом кожи сертчхана, которую не у всякого хватит силы проткнуть ударом ножа. Пока я размышлял, стоит ли спрашивать, кто такой серпчхан, мастер-сержант отвлекся на проблему Логрэя, который никак не мог подобрать комбинезон на свой рост.
Снаружи нас уже ждал лейтенант. В тот раз я удивился, как он общается с местными без Ратта. Но как впоследствии оказалось, Хилл сносно знал один из наиболее распространенных языков планеты. Ратт же знал язык племени, два представителя которого нас сопровождали и на территорию которого наш взвод направлялся, якобы в качестве братской помощи от одной из местных сверхдержав.
– Сейчас нас доставят на рыболовное судно под видом рабочих, – объявил лейтенант, после того как удовлетворился осмотром внешнего вида подчиненных. – Если в море сейнер остановит для досмотра военный корабль, то вы должны изображать из себя испуганных, безвольных аборигенов, которые обычно батрачат в море. Не вздумайте отвечать на зуботычины, ежели получите их от досмотровой команды. И, хоть ни один из имперских языков здесь слыхом не слыхивали, держите рот закрытым, дабы не вызвать подозрение незнакомой речью. Также запрещено общаться с командой. Все вопросы решать со мной или Раттом. На этом все. Надеюсь, повторять не нужно?
– Взвод, нале-во! – отдал команду мастер-сержант, повинуясь кивку лейтенанта. – Бегом – марш!
Далее последовала погрузка на приземлившийся неподалеку геликоптер, который доставил нас на судно. Сейнер стоял довольно далеко от берега и, как только мы спустились на борт, тут же поднял якорь и отправился в открытый океан. До сих пор я представлял подобные суда какими-то гораздо более огромными, что ли. Этот же был всего метров тридцать в длину и около десяти в ширину. Подробно рассмотреть судно не получилось, так как нас сразу проводили в кают-компанию, где мы благополучно страдали морской болезнью целую неделю, покидая помещение лишь для посещения гальюна. Кормили здесь же, доставляя пищу в больших бачках и раскладывая ее в мятые жестяные миски.
– Подъем, Олег, – растолкал меня Сол. – Похоже, мы куда-то приплыли. Ратт приказал всем подниматься на палубу.
Вокруг уже почти все были на ногах. У дверей молча стояли сопровождающие нас аборигены.
– Слышь, братья по разуму, – обратился к ним сонным голосом Курт, остановившись в дверном проеме. – А здесь, куда мы приплыли, помыться по-человечески можно будет? А то от нас же потом уже несет, как от лошадей.
Аборигены, как обычно, промолчали. Лишь отступили дальше от дверей.
– Передвигаться бесшумно, не разговаривать, – встречал нас шепот Ратта на абсолютно темной палубе.
Мастер-сержант дотрагивался до каждого, будто считая, и легким толчком отправлял в сторону, где какие-то люди так же толчками направляли дальше. На корабле не горело ни единого огонька, и глаза некоторое время ничего не различали в кромешной тьме. Вот кто-то требовательно потянул за рукав вниз. Я пригнулся и уже слегка адаптированным зрением увидел спускающийся с борта металлический трап. Внизу на волнах выделялась длинная тень, очертаниями напоминавшая большую лодку. Судорожно цепляясь за поручни, пополз вниз, где меня буквально приняли на руки двое дюжих аборигенов, чьих лиц в темноте было не разглядеть. Волны, которые на сейнере практически не ощущались, раскачивали лодку довольно чувствительно, время от времени обдавая брызгами находящихся в ней. Когда все свободные места заполнились, один из принимавших нас с трапа оттолкнулся веслом от борта, и четверо гребцов дружно налегли на весла, направляя лодку в ночную темень.
Я заметил, как на наше место подплыла другая лодка, но тут в борт ударила волна, и мои руки непроизвольно вцепились в скамейку, как будто таким образом смог бы удержать суденышко от переворачивания.
Плыли бесконечно долго, и сердце замирало каждый раз, когда в борт ударялась более-менее приличная волна. Комбинезоны промокли насквозь от обрушивающихся дождем соленых брызг. Но, надо сказать, было непривычно тепло.
В моей голове не было вообще никаких мыслей, кроме ужаса перед ночной стихией, играющей нашей лодкой. Однако гребцы продолжали уверенно работать веслами, и, наконец, дно зашуршало по прибрежной гальке. Набежавшая волна на миг оторвала лодку от грунта и тут же вновь опустила, отступив. Выбежавшие из темноты аборигены вцепились в борта. Гребцы начали толкать нас, что-то лопоча на своей абракадабре, указывая жестами, что надо выпрыгивать.
В десяти шагах правее уже можно было различить очертания второй лодки.
– Живо выгружаемся! – донеслась сквозь прибой негромкая команда подошедшего от нее лейтенанта Хилла.
– Давай, ребята, шевели поршнями, – послышался рядом голос Ратта.
Небо со стороны океана начинало светлеть, из темноты проступили неясные очертания подступавших к берегу скал. К ним мы и направились трусцой, подгоняемые тревожным лопотанием встретивших нас аборигенов.
