«Подстилки…»

«Нечистые…»

«Да не мучил я их!..»

«Шеи ломал быстро, и все дела…»

«Сы… сы… сымитировал нежить, ну…»

«Да, граблями садовыми, они ж как когти…»

«Так это… в сарае…»

«Леди не собирался резать. Долго…»

«Не больно им было…»

«Не больно, говорю! Сразу — вжик, и все…»

«Я спасал их души!..»

Несмотря на то что Марко настаивал, чтобы она осталась в комнате и ложилась спать, Диана все равно не смогла усидеть на месте и последовала за ним и охранниками в подвал, куда те потащили еще бесчувственного Корта.

А потом староста получил ведро ледяной воды на голову, пришел в себя и заговорил. И вот тогда в какой-то момент Диана не выдержала, недослушала — вылетела из подвала пробкой.

Блюститель морали, чертов лицемер, оплакивающий односельчанок и тут же идущий за следующей жертвой…

«Грязные шлюхи! Распутницы!» — хриплый голос убийцы так и грохотал в голове, пока она бежала по лестнице, а затем по коридорам.

А ведь тогда, увидев Корта, Себастиана и Ани с разбившимся кувшином молока, Диана решила, что крестьянка боится кузена. Но девушка боялась Корта, а Корт злился вовсе не на хозяйского племянника...

И когда улучил момент и придумал способ оказаться безнаказанным, пришел и свернул бедняжке шею. А потом еще и хладнокровно выпотрошил, пытаясь скрыть свою причастность и сымитировать нападение нежити.

«Так они уже мертвые были, им уже все равно…»

«Им было не больно…»

«Не больно…»

Это свое «не больно» Корт упорно твердил как главное оправдание тому, что сделал. Не больно — значит, не плохо. Если не больно, то это милосердно. А милосердие — дело богоугодное.

На очередном «не больно» Диана и выбежала из подвала. А когда добралась наконец до комнаты, то ворвалась в ванную, где ее несколько раз вывернуло наизнанку.

Не больно… Ему она хотела сделать очень больно. Потому и сбежала, когда поняла, что еще немного — и спалит его к чертовой матери магией прямо на месте, и плевать на последствия.

***

Когда тошнить перестало, пришло опустошение. Диана умылась ледяной водой, почистила зубы и на негнущихся ногах вернулась в комнату. Переступила через сломанную дверцу шкафа, всеми забытую и так и оставшуюся валяться посреди комнаты, и уселась на подоконник. Забралась на него с ногами, подтянула колени к груди и просидела так несколько часов, тупо глядя в темноту за окнами и слушая стрекот кузнечиков.

Должно быть, несколько часов. А может, несколько минут — она совершенно утратила ощущение времени. Кузнечики стихли, но снаружи еще было темно, когда в дверь тихонько постучали. Даже не постучали — осторожно поскреблись, чтобы не разбудить ее на случай, если она все-таки спит.

— Открыто! — крикнула Ди, не меняя позы и так и смотря в темноту, обнимая колени.

Дверная ручка тут же повернулась, и комнату разрезала широкая полоска света из коридора. Впрочем, и она быстро исчезла, а замок щелкнул, закрываясь.

— Подвинься. — Марко подошел к окну.

И только тогда Диана повернулась и свесила ноги с подоконника. А когда он уселся рядом, копируя ее позу, сразу же положила голову ему на плечо.

— Почему не заперлась? — спросил он, обнимая ее за плечи.

— Тебя ждала.

— А если бы я не пришел?

— Значит, не пришел бы.

Внутри все еще было так пусто, так горько. А лица изувеченных девушек перед глазами сменялись раскрасневшейся рожей старосты, с пеной у рта доказывающего, что он спасал души, Сливду и будущее своей дочери. О да, у него самого была дочь-подросток, всего на пару лет младше Ани, но это его не остановило…

— Что с ним будет? — тихо спросила Диана. — Он же раб. Раба нельзя судить по законам королевства.

Марко пожал плечом.

— Зависит, конечно, от решения твоей тетки. Но, думаю, вольная ему теперь обеспечена. Как только леди Гарье его освободит, передадим страже. А там пусть судят.

— Повесят?

— Или отрубят голову.

— Мало.

— Мало, — согласился Марко и замолчал.

Диана даже догадывалась, о чем он думал — о том же, о чем и она все эти несколько часов: могли ли они раньше догадаться о том, кто это делает и зачем, и спасти хотя бы кого-то из жертв.

«Ой, да попробуй найди эти седла в сарае», «я сам схожу за лопатой» — ведь все это было подсказками. Корт на допросе сказал, что хранил свои миниатюрные грабли, которыми изображал когти, именно в сарае. И если бы кто-то из них догадался его обыскать…

А еще, когда в последний раз хоронили Четырехпалого Джо, Диана лично рассказывала, как избавиться от энергии смерти — помыться и постирать вещи в проточной воде. Думала, он боится принести с собой что-то с кладбища.

Конечно же, после этого ни она сама, ни гильдеец Берт ничего не почувствовали ни от самого старосты, ни от его сарая, когда начали искать всерьез, — Корт мылся сам и мыл свои грабельки.

Вот почему однажды он прибежал на одно из мест преступления криво застегнутым, будто только что переодевался.

Столько крючков-подсказок, за которые можно было бы зацепиться…

Не заметили.

— Ты не виновата, — сказал Марко, будто прочтя ее мысли и наконец нарушив повисшую тишину.

Ди вымученно улыбнулась, хотя в темноте, скорее всего, он этого даже не видел.

— Ты тоже.

И тогда Марко повернулся к ней, подцепил пальцами подбородок, вынуждая поднять к нему лицо, и поцеловал.

— У тебя завтра свадьба, — прошептала Диана.

— Уже сегодня, — откликнулся он. — Я помню. — И снова ее поцеловал.

А Ди подалась навстречу, обвив его шею руками и углубляя поцелуй.

Тогда он усмехнулся ей в губы и, спрыгнув на пол, подхватил ее на руки и понес на кровать…

***

Он уходил на рассвете. Наскоро одевался, поднимая разбросанные по комнате вещи, а Диана сидела на постели, укрыв колени одеялом, и просто смотрела на него. Кажется, до рези в глазах.

— Пообещай мне, что будешь счастлив, — попросила, когда он наконец оделся и подошел поцеловать ее на прощание.

Марко усмехнулся, как если бы она сказала очень смешную шутку.

Наклонился и коротко коснулся губами ее губ.

— Обязательно, — пообещал беспечно.

После чего развернулся и вышел.

Хлопнула дверь.

Жнеда в свадебном платье была прекрасна, и никто с первого взгляда не распознал бы в ней служанку — знатная дама, никак иначе. Недаром леди Гарье выложила за этот наряд кругленькую сумму — Жнеда блистала.

Особенно если смотреть издалека. Потому что все, что касалось платья и прически, было идеальным. А вот лицо подкачало. Невеста так много плакала, что от косметики пришлось отказаться. Впрочем, опухшие веки и красный натертый нос мало из кого могут сделать красавицу. И напрасно Диана битый час хлопала по этому носу пуховкой с пудрой — кожа стала светлее, но выглядеть более здоровой так и не начала.

Поведение девушки вызывало у Ди смешанные чувства: одна ее часть хотела бы обнять Жнеду и утешить, а другая — размахнуться и влепить отрезвляющую пощечину.

Естественно, она не сделала ни того, ни другого. Хотя руки чесались, а злость вперемешку с сочувствием так и подкатывала к горлу. А иногда сочувствие, лишь с отголосками раздражения. Но уже через минуту снова возвращались злость и желание отвесить хлюпающей носом девице подзатыльник.

Так и прошло утро. И вот Жнеда стояла перед зеркалом в комнате Дианы и испуганными круглыми глазами пялилась на свое отражение.

— Госпожа, я боюсь, — в очередной раз прохныкала камеристка.

— Чего боишься? — буркнула Ди, подойдя к ней со спины.

Зеркало отразило прекрасную, хоть и зареванную невесту и кого-то лохматого с синяками под лихорадочно блестящими глазами. Нервная, бессонная ночь благоприятно не сказывается ни на чьей внешности. Плюс к этому, когда Жнеда, как вчера было обговорено, пришла в господскую спальню наряжаться, Диана и вовсе едва продрала глаза. И даже спустя два часа до сих пор окончательно не проснулась, а все, что успела сделать, это умыться ледяной водой. Какое там переодеться или расчесаться! Вот и щеголяла до сих пор нечесаная и в ночной сорочке. Привидение, ни дать ни взять.