Сохраняя на своем лице скептическое выражение, Монтегрейн тем не менее лег и распахнул рубашку, оставшись в рукавах. Подумал и закинул руки за голову.

При виде обнаженных мужских груди и живота Амелию на мгновение взяла оторопь, но она запретила себе думать о лежащем перед ней иначе, как о пациенте, нуждающемся в помощи.

— Ваш целитель, вероятно, очень силен, — сказала она, протирая тряпицей место магического ожога и стараясь не смотреть мужчине в лицо, — но явно не домашний лекарь.

— Какой есть, — отозвался Монтегрейн через крепко сжатые зубы. Должно быть, она надавила слишком сильно.

— Военный? — Бросила быстрый взгляд.

— Да.

Амелия поджала губы. Так она и думала. Спасать умел, но мелочами не заморачивался. Хорошо, что были такие, как она, лишенные дара, но знающие подручные средства для исправления подобных ошибок.

— Простите, что назвала его болваном. — Ей вдруг сделалось стыдно.

— Я сам его так называю, — усмехнулся «пациент». — Он необидчивый.

Мэл не стала уточнять подробности. Бросила на поднос использованную материю, взяла отрез ткани, окунула его в молоко с корнем вирны, слегка отжала и вернулась к дивану.

— Будет щипать, — предупредила серьезно.

— Молоко-то?

— Вирна. Соприкасаясь с оставшимися частицами магии. — В следующий момент мужчина дернулся от прикосновения ткани к его груди. — Я предупреждала.

Хозяйки использовали засушенный и затем измельченный корень вирны в качестве специи в пище. И далеко не все знали, что в больших количествах это растение имело сходство с антимагическими камнями, в браслеты с которыми заковывали одаренных преступников. Все дело в объеме: от щепотки корня вирны не было никакого вреда. Но если кому-нибудь взбрело бы в голову съесть за раз пару целых корней, каждый размером с крупное яблоко, то он лишился бы магического дара на несколько суток. К счастью, вирна была слишком острой, и есть ее в больших количествах не пытались.

Мэл с сожалением посмотрела на диван, на который с бока мужчины скатывались розовые струйки пропитавшего тряпицу раствора. Однако сильнее выжимать ткань было нельзя.

Выждав несколько минут, она убрала этот компресс и приготовила новый.

— Обязательно менять?

В лазарете раненые чаще были без сознания, и это спасало от лишних вопросов. Увы, здесь пришлось объяснять.

— Да, держать не более пяти минут. И каждый раз новая ткань. Вирна вытягивает остатки магии.

Монтегрейн покосился на нее с сомнением.

— Знаете, я всю жизнь изучал магию, но никогда не слышал ничего подобного.

Ничего удивительного.

Мэл равнодушно пожала плечом.

— Вы — боевой маг.

— Был.

— Были, — согласилась она, но извиняться за оговорку не стала.

Когда Амелия сменила третий компресс, некоторое время молчавший мужчина снова привлек к себе ее внимание.

— Откуда вы все это знаете? От бабушки?

Уставшая стоять Мэл опустилась на краешек кресла, выжидая время для следующей смены ткани. Позволила себе грустную улыбку — хотела бы она почерпнуть от бабушки больше знаний, но, к сожалению, та ушла из жизни слишком рано.

— От одного знахаря с юга. Он был главным в лазарете, где я работала во время войны, и многому меня научил.

— Вы?! — Забывшись, Монтегрейн приподнялся, вероятно, чтобы иметь возможность видеть ее лицо.

— Лягте, пожалуйста, — шикнула на него Амелия. Пришлось снова вставать, чтобы поправить компресс. — Я. Что в этом удивительного? Во время войны всем пришлось несладко. — Супруг посмотрел на нее так задумчиво, что она смутилась и снова отошла к креслу. Правда, не села, а облокотилась на спинку. — Надеюсь, вы не думаете, что я хочу вам навредить? — вдруг посетила ее ужасная мысль.

Монтегрейн больше не пытался ни приподняться, ни повернуться, так и лежал с одной рукой за головой и смотрел в потолок.

Хмыкнул.

— Маслом для жарки, молоком и специей? — уточнил он. — Не думаю. Я видел, что вы брали и что сыпали. А если бы меня хотели всего лишь убрать, то нашли бы способ попроще.

Не сказал «если бы вы хотели» — просто «хотели». Значит, прекрасно понимал, что если бы Амелия вознамерилась причинить ему вред, то только по приказу этих «их», кого он не назвал вслух.

— Последняя замена, — вздохнула Мэл, подойдя и снова меняя тряпки. — Сильно жжет?

— Терпимо.

Впрочем, она и не думала, что тот признается. Жечь должно было довольно сильно, учитывая красноту и размер отпечатка.

Не желая стоять над душой, Амелия отошла к столику, сложила все на поднос, чтобы можно было унести за один раз, и, выждав положенные минуты, вернулась назад.

— Вот и все, — объявила, кинув использованный компресс в таз. — Сегодня не принимайте ванну. Завтра не останется и следа. Зуд тоже исчезнет.

Стоило ей отойти, Монтегрейн тут же сел. Ругнулся вполголоса, когда понял, что теперь сидит в луже. Амелия с трудом сдержала смешок. Что поделать? Дивану предстоит серьезная чистка, чтобы отделаться не только от пятен, но и от въедливого запаха специи.

— Я позову кого-нибудь из девочек, чтобы забрали поднос, — сказала она, направляясь к двери.

Рэймер вздохнул, чуть скривившись.

— Лучше Криста, — попросил явно нехотя. — Сам не доползу до постели.

Верно, не в луже же ему теперь лежать.

— Позову, — пообещала Мэл и собралась уйти. — Доброй ночи.

— Постойте. — Она остановилась. — Вон там на стуле мой сюртук. — Амелия сразу же нашла названную вещь взглядом. — В правом кармане. Возьмите.

Она пошла в указанном направлении, опустила руку в карман. Тряпичный мешочек, внутри что-то… хрустящее. Мэл вышла с небольшим предметом на свет — стандартная упаковка лечебных трав, на ней красными чернилами указана дозировка: нарисованы три листика в ряд и стакан с изображением пара над ним — заливать кипятком.

— Я успел заскочить к знахарю, — сказал Монтегрейн. — Это поможет от кошмаров. Проверено.

Амелия замерла, к счастью, стоя к нему боком, и он не мог в этот момент видеть ее лица.

Это было так странно. Не забыл. Заехал сам.

И тут между лопаток пробежал холодок: а вдруг там совсем не травы для сна?

Супруг словно прочел ее мысли.

— Если бы я хотел вас убить, то достаточно было столкнуть вас сегодня с лошади. Вы сами сказали, что не умеете падать.

Мэл мучительно покраснела.

— Спасибо, — сказала, так и не повернувшись к мужчине лицом. — Доброй ночи.

И поспешила покинуть комнату.

5 лет спустя после Бала дебютанток

Циннская военная академия

Мальчишки бились вяло. Один во время поединка то и дело пытался глазеть по сторонам, любопытствуя, как реагируют зрители. Второй взмок ещё на первых секундах и теперь еле ворочал тяжелым для его тонких рук мечом.

В «зрительном зале» начался галдеж.

Пора заканчивать этот цирк.

Рэймер оторвался от стены оружейной, которую подпирал плечом, наблюдая за ходом тренировочного боя, и махнул рукой.

— Достаточно!

Один, тот, который следил за реакцией аудитории, понял сразу и резко опустил оружие. Второй же настолько ушел в себя и тратил все силы только на то, чтобы не выронить меч, что голоса наставника не услышал — замахнулся, обхватив эфес обеими руками, намереваясь обрушить на противника колющий удар сверху.

Действуя скорее инстинктивно, чем обдуманно, Монтегрейн выбросил вперед руку и выбил меч из рук недотепы-курсанта потоком воздуха. Тот охнул и схватился за запястье.

— Был приказ остановиться! — рявкнул на него Рэймер. Сам шагнул вперед и поднял с земли оружие, взвесил в руке. Нет, не слишком тяжелый, стандартный, в свое время они тренировались с точно такими же. Значит, дело не в мече, а в недостаточной физической подготовке бойца.

Курсант обиженно засопел, все еще накрывая ушибленное запястье ладонью левой руки.

Все во дворе притихли, будто их накрыли заклятием немоты. Монтегрейн редко повышал голос на своих подопечных, но никогда не делал этого зря. А потому не все поняли, что только что случилось, но мигом сообразили, что дело серьезное. И были правы: тренировочное оружие было настоящим, да, не заточенным, но и не муляжом. Вряд ли курсант сумел был зарубить своего противника — не та сила удара. Но нанес бы травму — всенепременно. А если бы умудрился ударить в шею или под ключицу, все и вправду могло закончиться плачевно.