Сюда двигалась группа людей. Они переругивались о чем-то, ни от кого не таясь, и жарко обсуждали – что-то о походе на Храм Миллионов Лет.

Это название тронуло те струны в ее сердца, которых она избегала касаться. Шепсет невольно зажмурилась, боясь, что боль и память сейчас затопят ее.

– …присоединятся мастера из Сет-Маат.

– Да что с них толку? Они уже ходили к Храму. Это же не воины – одни художники да каменотесы!

– А ты сам давно ли поднимал что-то тяжелее плуга? Я бы охотнее пошел с каменотесом.

«Сет-Маат».

Что-то очень важное было связано с этим.

Да, Шепсет вспомнила… Мама.

– Вот если б переманить на нашу сторону побольше крепких молодцов из стражи… – продолжал один из идущих. – Тут уж к нам бы точно прислушались.

– Среди нас и жрецы есть, да толку… Эй, что это там?

Девушка почувствовала, как воин за ней напрягся. Что он будет делать? Защищать? Договариваться? Почему-то он не хотел, чтобы их увидели, иначе вышел бы этим людям навстречу. Ну а люди как раз остановились неподалеку – должно быть, заметили их.

– Там кто-то есть, – сказал один из них, подтверждая опасения Шепсет.

Что-то зашелестело в ветвях совсем рядом, метнулось к ним. Кто-то выругался.

– Тьфу ты, да просто пес! Сколько таких тут по некрополям шастает.

– Ух, здоровая какая. А шерсть аж лоснится…

В ответ прозвучало глухое рычание.

– Ополоумел, что ли? Решил некропольскую собаку своровать? Скорее тебя Аммат[163]сожрет, притом заживо.

Несколько мужчин рассмеялись.

– Пойдемте уже. С патрулем-то мы разминулись, как хотели.

Голоса удалялись. Ее спутник не спешил покидать укрытие и не отпускал от себя Шепсет. Когда глаза немного привыкли к темноте, девушка различила тень, отделившуюся от других. Пес-проводник вернулся, прижался теплым боком к ее ноге.

И только тогда воин чуть расслабился и отпустил девушку, снова аккуратно удерживая за запястье. Они продолжили путь. Прежде, чем покинуть обширные храмовые сады, они еще несколько раз петляли, заслышав впереди патрули. Когда воин вывел ее на каменистую тропу, скрытую среди темных скал, Шепсет уже едва не валилась с ног. Девушка пыталась идти сама, но тяжело опиралась на холку собаки и висла на локте воина, спотыкаясь. Глыбы скал смыкались вокруг, словно стены древней гробницы, но над головой распахнулось звездное небо, бесконечное, как первозданные воды Нун[164]. Несмотря на усталость, дышать стало немного легче.

– Почти пришли, – тихо сказал воин, хотя было совершенно неясно, как он выбирал здесь путь. – Ступай осторожно, острые камни.

Куда он ее привел? В какой-то момент спутник Шепсет провел их в узкий проход среди скал, а потом остановился у черного полузаваленного зева пещеры, замаскированного среди камней.

– Там впереди будут полусбитые ступени. Я хорошо знаю путь – держись за меня, иначе оступишься и что-нибудь себе сломаешь.

Но даже прежде, чем он заговорил, Шепсет испытала хорошо ей знакомое ощущение зыбкости пространства. Здесь голоса Тех звучали отчетливее.

Не пещера – гробница, скорее всего, заброшенная. А всякая гробница была проходом между слоями реальности для душ и для тех, кто знает, куда смотреть.

Девушка замешкалась, ожидая, что нахлынут голоса и видения. Так хотелось задержаться на этой грани, где она только-только начала закрепляться… Почуяв ее страх, собака прошла вперед, скрывшись в темноте.

И Шепсет предпочла довериться своему Божеству. Удерживая амулет в кулаке, свободной рукой она крепко сжала локоть своего спутника, позволяя ввести ее во мрак пограничного пространства.

За спиной ночь в последний раз дохнула ветром жизни.

1-й год правления Владыки Рамсеса Хекамаатра-Сетепенамона

Она была дома, в умиротворении родных древних стен из темного камня. Все ее существо пело узнаванием. Перед ней простиралась хорошо знакомая узкая галерея, ведущая к одному из ритуальных залов.

Но что-то как будто было не так… не так, как она привыкла.

Вокруг царил полумрак, лишь впереди сквозь прорезанные высоко под каменным потолком окна лился прореженный золотистый свет. Она была совсем одна здесь, где привыкла слышать песнопения других жрецов, тихие речитативы воззваний и шелестящий перезвон систров[165].

Она двинулась вперед, ведя ладонью по теплой покрытой рельефами стене. Под босыми ступнями в этой неестественной, будто застывшей тишине шелестел песок… столько песка, что он закрыл каменные плиты пола. Но почему песок здесь, внутри? Словно жрецы вдруг перестали следить за храмом…

В следующий миг она увидела и, осознав, – ужаснулась…

Безжалостное время поглотило храм, захватило, стирая яркость красок и очертания надписей. Только ветер и песок стали его обитателями. Она перешла на бег и вскоре оказалась в одном из закрытых внутренних святилищ. С губ сорвался мучительный стон… Статуи ее Богов, расколотые, лежали у подножия оскверненного алтаря – словно развороченные трупы некогда прекрасных, совершенных созданий.

Опустившись на колени, она дрожащими руками потянулась к каменной собачьей голове, уткнувшейся в вездесущий песок. Перевернула, чтобы заглянуть в этот любимый знакомый лик…

В некоем ином ритуальном пространстве, наложившемся на пространство опустевшего одинокого святилища, она увидела слепых безликих воинов с клинками из солнечного света. Они вторглись в ее родной храм, рассекая мягкие сумерки смерти и преддверия иных миров, обители ее Богов. Под их безжалостными клинками псы – проводники душ – кровоточили тенями, растворяясь в породившей их предвечной ласковой темноте. И когда из этих теней поднялась ее Богиня, великолепная Псоглавая, осенявшая души своей милостью – Она, вставшая на защиту, тоже оказалась повергнута. Обезглавлена, павшая расколотой статуей у своего алтаря…

Скорбный вой, многоголосый, пронзительный, заполнил святилище. Эхо дробило его на осколки, унося все дальше в потоке времени. Шепсет взвыла от боли, отзываясь своим братьям и сестрам, а вокруг нее крошился, рассыпа́лся песком храм Псоглавых…

Она очнулась даже не от собственного крика – от своей попытки закричать. Хриплый стон, вырвавшийся из груди, был болезненным, как первый вздох. Девушка резко села, испуганно озираясь. Сердце колотилось у горла. Ее храм был уничтожен. Погибли не только жрецы, но даже Боги оказались преданы забвению…

Нет, она ведь не в храме Хэр-Ди[166]. Реальность накладывалась на кошмарное опустошительное видение. Собака, спавшая рядом, поднялась, коротко лизнула девушку в щеку, словно успокаивая, и уткнулась носом в плечо.

Разреженный золотистый свет лился на разбитые ступени выше, от входа в разграбленную гробницу, в которой они остались на ночь. Всего пара небольших залов. Пол, засыпанный песком и заваленный битым камнем. Росписи на стенах, на которых все еще можно было прочесть имена и разглядеть лица. Что-то из погребальной утвари, на что не позарились даже грабители, – расколотые кувшины, пара треснувших плетеных корзин. Небольшой алтарь, к которому никто уже не приносил подношений.

У алтаря они и устроились. Ее спутник, похоже, ночевал здесь не первый раз, потому что из какого-то тайника принес циновки и покрывала. Скрытое убежище? Здесь и правда было безопасно – немногие решились бы таиться среди мертвых.

Воин дремал рядом, привалившись спиной к стене, положив копье себе на колени. Собака подошла к нему, ткнулась носом в лицо, и он резко проснулся, огляделся, отодвигая зверя.