– Заменит? То есть просто заберёт себе его жизнь? – Якоб почувствовал вдруг леденящий холод, хотя в комнате было душно.

«Именно так. На это мы с вами повлиять никак не можем – выбор сделан и запечатан, в этом выборе иные видят благо».

– У Карима ведь не один наследник…

«У культа может быть только один лидер. Другим находится иное применение».

Сказано это было сухо и жёстко – простая истина, не подлежащая обжалованию. Невольно Войник подумал, не становится ли и он сам сосудом, но успел остановить эту мысль и почувствовал улыбку призрака:

«Свою жизнь на земле я прожил и, признаться, пока не стремлюсь возвращаться. Есть много нехоженых троп, которые манят меня и по которым я отправлюсь с радостью, как только это дело перестанет удерживать меня. Я ведь в какой-то мере несу ответственность за свою неудачу».

Больше Якоб не сумел добиться от Джонатана ничего на эту тему – лорд настойчиво напомнил ему о работе.

«У вас нет многих лет на подготовку, но годы, которые этому посвятил я, – в вашем распоряжении. Прошу, не растрачивайте их впустую теперь и вникните в то, что я должен раскрыть вам…»

– Нам нужно проникнуть в музей, – заявил Якоб, когда они собрались за ужином.

Фарук с философским видом затянулся кальяном. Борька поперхнулся чаем.

– Я серьёзно.

– После смерти профессора ты сам хочешь попытать счастья? – Египтолог изогнул бровь. – Серьёзнее некуда, да. Пересидел ты за дневниками, вот что.

Войник молча поставил ноутбук и, докрутив файл до нужного места, ткнул пальцем в экран.

– Частью коллекции были два каменных сосуда для благовоний, с золотыми крышками. Вот, я нашёл похожие – в Бостонском музее изящных искусств, в Британском и в Каирском. До Каирского ближе всего, но главное – они ведь остались в запасниках? Реликвии из гробницы Хасехемуи.

– Ну… – Борька развёл руками. – Если их оттуда не забрали.

– Проведи меня в запасники. Это очень важно, – серьёзно проговорил Войник, подавшись вперёд. – Мы должны забрать их и спрятать. Они – важный компонент для… – Он осёкся, не договорив «для ритуала».

Во взгляде Фарука было понимание. А вот Борька вряд ли поверил бы в такую теорию.

– Эта секта попробует их заполучить, если уже не получила.

– Если уже получила – то и дёргаться смысла нет, – заметил египтолог.

– Пожалуйста… на кону стоит очень многое. Я при всём желании не смогу попасть в музей ночью!

Да, он помнил о создании, пробующем границы лавки Фарука каждую ночь, пытающемся добраться до них. Но днём, при обилии посетителей, пробраться в запасники, а тем более – уйти с артефактами будет ещё сложнее. Просить друга сходить одного он тем более не собирался – слишком опасно, пусть египтолога и защищало его положение официального сотрудника. А влиятельных друзей, как у Тронтона, у Якоба с Борькой не было – оставалось только надеяться, что о них все забыли.

«Я бы на это не рассчитывал…»

«И что вы предлагаете?» – мрачно поинтересовался Войник, при Борьке удержавшись от того, чтобы спросить вслух.

«Торопиться. Скоро произойдёт череда событий, которая приблизит желанный ему исход».

«Вы можете что-то сделать со Стражем?» – без особой надежды спросил журналист.

«Он сильнее, чем я, намного. Но да, я могу… отвлечь его. Используйте ритуальные формулы, которые я передал вам. Если станет совсем тяжело – вы знаете, что нужно делать и говорить».

Якоб закрыл ноутбук и поднялся.

– Пожалуйста, сохраните это для меня. И записи.

Фарук со вздохом кивнул:

– Как я понимаю, отговаривать вас тоже бесполезно… Но по крайней мере, у вас появился могучий союзник.

Борька переводил взгляд с одного на другого, непонимающе хлопая глазами. Торговец ободряюще улыбнулся ему:

– Есть некоторые вещи, мой друг, которые тяжело принять вот так, сразу. Но я уверен, что скоро вы непременно столкнётесь с чем-то таким, что изменит ваше отношение.

– Звучит прямо как пророчество, – невесело рассмеялся египтолог.

– Так и есть, – безмятежно улыбнулся торговец.

– Почему вы помогаете нам? – спросил Якоб, когда они уже собирались уходить.

– Почему нет? – пожал плечами Фарук и добавил доверительно: – Во-первых, вы заплатили мне за хлопоты и ущерб. Ну и конечно, вы оба мне симпатичны чисто по-человечески. А главное… скажем так, я просто очень люблю этот славный город именно в том виде, в котором он существует ныне.

Под ноги метнулась тень. Лидка уверенно вела их к полуоткрытой двери, выходящей на оживлённый ночной базар. Когда Якоб выглянул наружу, в тесном переулке напротив между лавками с сувенирами он увидел очертания чёрного пса с горящими глазами и мысленно пожелал лорду Карнагану удачи.

Такси домчало их до площади Тахрир на удивление быстро и без происшествий. Борька нервничал, то и дело проверял телефон и смотрел в окно. Якоб тоже посматривал наружу, убеждаясь, что обычный ночной Каир не собирался превращаться в непроходимый лабиринт, полный теней.

Борька связался с дежурным охранником. Их встретили и даже проводили внутрь. Египтолог явно нервничал, но приветливо обсуждал что-то с охранником по-арабски. Потом разговор немного сменил тон – насколько мог понять Якоб, араб выразил соболезнования по поводу кончины профессора Тронтона.

Ночной музей был настолько же прекрасным, насколько и зловещим. Шёпот памяти, который Войник теперь слышал ещё отчётливее – не иначе сказывалось влияние Карнагана, – вторгался в границы восприятия. Экспонаты, скрытые за стеклом, казалось, приходили в движение, стоило лишь отвернуться. Статуи провожали незваных гостей взглядами из вечности, и некстати вспоминались верования древних египтян о том, что каждая статуя была вместилищем духа, Ка. О томящихся в стеклянных саркофагах витрин мумиях думать и вовсе не хотелось.

Друзья заглянули в кабинет, чтобы забрать ключи от запасников, и Борька деловито повёл Войника к заветным дверям. Якоб то и дело оглядывался, когда казалось, что за спиной раздаётся чья-то тихая поступь. К счастью, никого, кроме охранников, в музее не было… если не считать тех, чья память спала здесь, в этих залах.

В запасниках Якоба «накрыло» ещё сильнее. Он с тревогой смотрел на каждый ящик, в каждую тёмную нишу, куда не добирался тусклый свет зажжённых Борькой редких ламп. Свет то и дело мигал, а кое-где и вовсе гас. Это уже начинало действовать на нервы, но раздражение даже немного спасало от нарастающего тошнотворного чувства тревоги.

– Ящики на месте! – обрадованно воскликнул Борька, опередивший друга. – Теперь нужно проверить внутри, ничего не забрали ли. Я составлял опись и точно помню, где смотреть. Давай, помоги-ка мне…

Якоб хотел уже побыстрее покончить со всем этим и вернуться в лавку, поэтому поспешил за египтологом, когда странный звук привлёк его внимание. И звук этот казался знакомым…

Скрежет дерева, словно кто-то с гвоздями выкорчёвывал крышку деревянного контейнера. Множество крышек. Звон стекла…

– Что происходит? – вскрикнул Борька, резко оборачиваясь к Войнику.

Якоб неотрывно смотрел на проход между стеллажами, и все его инстинкты сошлись в одном-единственном желании: бежать.

– Оружие… здесь есть хоть что-то, похожее на оружие?

– З-зачем… зачем тебе? Вот там реконструировали топор эпохи Среднего Царства… длиннодревковый, как в Метрополитен-музее[140], знаешь. Вообще египтяне предпочитали лёгкие боевые топоры, но в эпоху смут…

Закончить экскурс в нью-йоркскую коллекцию Борька не успел – истошно заорал, когда из-за стеллажа показалась пара изломанных хрупких фигур. Якоб немедля метнулся к полкам, на которые указывал египтолог, и схватил топор, мысленно благодаря неизвестного учёного, которому пришла такая светлая мысль. Древко хорошо ложилось в руку. Лезвия шли двойным полумесяцем с одной стороны, и в целом это древнеегипетское оружие смутно напоминало бердыш.