Джонатан отступал, зная, что в револьвере остался только один патрон – тот, что он приберёг на особый случай.

Небо темнело и, казалось, расслаивалось, рассыпаясь на части. В густом потемневшем воздухе падали хлопья пепла. Выстрелы рявкали гулким далёким эхом.

Карнаган вскинул руку, рассекая воздух ладонью, и мертвецы замерли, точно перед невидимой границей. Вскинув голову, он различил силуэт в светлых одеждах, созерцавший бойню с высоты. Ветер лениво развевал рукава, и меркнущий свет обрисовывал крылья на фоне клубящихся свинцовых облаков – крылья сокола, отяжелевшие, осквернённые.

Джонатан прицелился и выстрелил…

Рассекая вязкую тишину, пуля летела точно в цель, но замедлила ход, когда само время обратилось вспять. И последние краски реальности померкли, истаяли…

Карнаган разжал пальцы, выпуская бесполезный уже револьвер, и двинулся вперёд, вверх по каменистой тропе. Рваные тени брызгали в стороны, испуганные его поступью, кровавыми всполохами за его спиной. Кольцо отяжелело, охватывая палец надёжным объятием. Зверь, сотканный из пламени и песков, шёл за ним след в след, готовый защитить.

Тени соткались в тысячи мёртвых ликов, исторгающих оглушительный безмолвный стон. По чёрным венам земли, тянувшимся сквозь ткань времени, бежала чужая кровь. Казалось, огромные часы со скрипом вращали стрелки, давая обратный ход, и далёкий погребальный звон отмеря́л тяжёлые капли мгновений. Всё обыденное и знакомое здесь не имело значения, и даже его тело было лишь данью старым привычкам. Жадное время слизывало плоть с его твердеющих, каменеющих костей, и лишь воля облекала его доспехом, вибрировала, звенела клинком, готовым нанести удар.

Кахин не вышел ему навстречу сам – натравил на него Стража, чья суть была так искажена бесконечной мукой противостояния, что теперь он нёс лишь эту муку другим.

Смерть обожгла Джонатана холодным дыханием, встала у него на пути, облекаясь в пугающую слепую безликость. Взвыл хрипло, многолико зверь в образе забытого Бога, и качнулись в воздухе полуистлевшие штандарты, и зазвенело оружие, пожранное песками. Рассечённые нити потянулись друг к другу. Зверь из песчаной бури и хищный владыка солнечного неба снова взглянули в глаза друг другу.

– Нубт и Нехен… сражавшиеся, слитые воедино… Остановись. Разве ты сотворил уже недостаточно?

Слова ткались сами, не языком мыслей – языком сознания, для которого здесь не было границ.

Холод гробниц, закованный в иссушенную плоть, устремился к Джонатану, клацнув жадными челюстями. Карнаган заслонился хлёстким пламенем, пытаясь проложить себе дорогу к оку бури. Увязая в тенях, удушливых, спутывающих сердце и разум, он рассекал смертоносные сети клинком своей воли, шаг за шагом двигаясь к цели. Ради этого мига было отдано всё то, чем он пожертвовал, и постигнуто всё то, чему он научился.

Огнегривая ша бросилась наперерез псу смерти. Вихри – сумеречный и алый – переплелись в смертоносном танце. Оба зверя схлестнулись в битве, которой никто из них не желал.

На горизонте пылали зарницы, рассекая низкий купол мёртвого неба алыми всполохами. Время мучительно выворачивало само себя, и нити ритуала, протянувшиеся к гробнице древних, подпитанные кровью живых, крепли.

– Ты – потомок великих властителей древности. Ты должен не разрушить, а сохранить…

– Должен? – Пространство содрогнулось от его клокочущего смеха. – Я – вправе! Только я. Верни мне Ключ, и я пощажу твоё тело, твой хрупкий разум…

– Закончи это, опомнись. Отпусти их, отрекись от этого безумия.

– Ты не в силах познать, что подвластно мне. И что будет подвластно. Само пространство и время покорны мне!

Крылья Хора распахнулись над маленьким осколком вечности, в котором сейчас были заперты все они.

Пламя Сета отозвалось далёким гулом из сердца земли.

Два зверя крушили последние защиты, кровоточа сумраком и огнём.

Скалы под ними почернели, выпростали тёмные щупальца. Джонатан обернул свою волю пламенем, сокрушая их, силясь дотянуться до ока бури, до сердца, призвавшего всё это.

Его враг превосходил его во многом – враг, лишивший его жизни и свободы, заставивший отказаться от близких, от места среди людей. Боль Таа-Нефертари слилась с его собственной, и всего себя он обратил в один-единственный удар, не оставив себе ни пути назад, ни надежды на возвращение…

Тронтон снова погрузился в некое подобие транса, покачивая чашкой, бормоча что-то о спасённой коллекции и варварских методах добычи артефактов.

– Сорок восемь часов… всего сорок восемь часов, и все находки были извлечены из тайника и погружены на корабль, следующий до Каира. Джонатан всё-таки спас их. А Бругш сдержал данное ему слово и не рассказал ни единой живой душе, что на самом деле случилось там, у гробницы DB-320[130]… Но какое же упущение, как жаль! Как много мы могли бы узнать теперь, если бы хоть что-то было задокументировано…

Якоб кашлянул, думая, как бы поделикатнее вернуть египтолога к теме, действительно имеющей значение. А именно – чем закончилась история Карнагана. Гости кафе Эль-Фишави за соседними столиками успели смениться уже как минимум дважды. Старинные зеркала равнодушно отражали мелькание чужих жизней.

– Они погибли тогда? – осторожно спросил Войник, когда уже стало понятно, что в данный момент тайник царских мумий волновал профессора куда больше. Хорошо знакомая тема просто помогала ему удержаться на плаву, сохранить разум в целостности.

– Что? – вздрогнул Тронтон. – Кто? Ах да…

Он потёр лицо ладонями. Создавалось впечатление, что даже просто оставаться в сознании, бодрствовать стоило ему последних сил.

– Может, я провожу вас домой? – сочувственно спросил Якоб. – Расскажете остальное по дороге. Так вы хотя бы не будете одни и, может, сумеете хоть немного отдохнуть.

– Кольцо, – прошептал профессор, облизнув губы. – Пожалуйста. Отведите меня к вашему тайнику. Моё время утекает по песчинкам…

Решение было спонтанным – последняя надежда на удачу, но чем не шутят древние Боги. Войник просто не мог оставить этого человека наедине с кошмарами.

– Пойдёмте со мной. Здесь недалеко.

В глазах Тронтона отразилась вымученная радость, и профессор кивнул. Расплатившись, они покинули людное кафе. Был уже поздний вечер, и фонари разливали жидкое золото по улочкам старого Каира. Рынок Халь эль-Халили не спал никогда.

Якоб проверил телефон, на всякий случай набрал Борьке – предупредить, что задержится, но у того был недоступен телефон. Паранойя, подкормленная историей Карнагана, сразу же подсказала целый веер вероятных объяснений, но Войник отбросил их все. Другу, в конце концов, нужно было просто проспаться после вчерашних возлияний.

И по-прежнему – ничего от Ясмины…

– Почему ваш друг выбрал меня – вы знаете? – спросил Войник, когда они шли через поредевшую толпу.

Тронтон кивнул:

– Как и моё, его время утекало. Он прибыл в Москву, чтобы договориться с влиятельными людьми, передать им на хранение самую опасную часть своего наследства. Вы уж не сочтите за оскорбление, но в вашей дикой стране даже людям Кахина непросто показывать зубы. – Англичанин нервно рассмеялся. – На это и был расчёт.

Якоб хмыкнул:

– Но он ведь понимал, что попало ему в руки. Не хотел с этим взаимодействовать?

– Скорее, не совсем знал как. Тайное погребение своего предка он обнаружил совершенно случайно. Джонатан в последние дни своей угасающей жизни постарался замести следы так, чтобы ни одна собака не докопалась…

– Погодите-погодите. Так он не погиб в ту ночь в некрополе?

– Можно сказать, что погиб. Лишь немного сумел продлить своё время на земле, наспех закончить дела… Время Кахина тоже закончилось. Увы, когда обоих завалило обломками, культисты вытащили своего лидера, и он успел дать им одно последнее задание. Заставил принести кровавую клятву, которая фактически перечеркнула дальнейшую жизнь его семьи.