Тогда она подумала, что очень странно называть кого-то «матушкой», но уже при первом взгляде на вошедшую поняла, что той это название подходит как нельзя лучше. Пышная, румяная, с белокурыми кудряшками, выбивающимися из-под чепца и обрамляющими круглое лицо, она мягко улыбалась Амелии — слава богам, без раболепия! — и в ее взгляде так и читалось: «Ух, какая худющая, откормлю!»

— Да-да, — пуще прежнего разулыбалась кухарка. — Она самая, леди Монтегрейн. Извольте отведать.

Губы Мэл сами собой растянулись в улыбке. А Лана ловко перехватила у той тяжелый поднос с несколькими плоскими блюдами, доверху наполненными румяной выпечкой, и начала сноровисто расставлять их на столе.

Амелия ожидала, что кухарка зашла поздороваться и принести завтрак, но та, подбоченясь и ни капли не стесняясь новой обитательницы дома, подошла к столу ближе.

— Вот эти с яблоком, эти с мясом… — принялась перечислять начинки пирожков.

Мэл заметила, что глаза Ланы, видимо, заранее получившей другие инструкции по поведению с новой хозяйкой, в ужасе расширились, и девушка попыталась подать матушке Соули знак. Амелия перехватила взгляд старшей горничной и отрицательно покачала головой. Та раздосадованно поджала губы и кивнула.

А Мэл посмотрела на кухарку и снова на Лану… Несмотря на бросающуюся в глаза разницу в росте и в комплекции, те были чем — то неуловимо похожи: формой носа, губ, разлетом светлых бровей. Родственники?

— Приятного аппетита, миледи, — гордо закончила матушка Соули и даже выдохнула с облегчением, явно устав перечислять все богатство стола.

— Молоко, чай, чай с молоком? — тут же предложила Лана. — Вино?

Успокоительных травок, не иначе. Потому как Амелию начинал разбирать нервный смех. Что такого Монтегрейн сказал о ней слугам, или что они сами себе удумали?

— Чай. Спасибо, — кивнула Амелия.

— Сию минуту, — отчеканила Лана и, подхватив под руки сразу обеих, растерявшуюся Дафну и явно ещё не все рассказавшую про пирожки матушку Соули, практически силой вывела их из столовой.

Только теперь Мэл позволила себе рассмеяться. Беззвучно, разумеется.

* * *

Амелия никогда много не ела, а в последние месяцы из-за экономии средств пришлось и вовсе сократить не только размер порций, но количество приемов пищи. Поэтому она наелась одним единственным пирожком. Мэл допила чай, промокнула губы салфеткой и поднялась из-за стола.

На какое — то мгновение даже стало совестно — матушка Соули так старалась.

На стене у двери висел специальный колокольчик, как и в ее комнате, для вызова слуг. Амелия уже собиралась воспользоваться им и даже занесла руку, но передумала. Вышла в коридор без сопровождения.

После завтрака Дафна обещала проводить ее к Дрейдену, а значит, должна была ждать где-то неподалеку.

Однако в коридоре девушки не обнаружилось. Амелия прошла чуть дальше, решив, что если никого не встретит, то вернется в столовую и все-таки воспользуется колокольчиком.

Завернула за угол и наткнулась на целую галерею портретов на стене.

Сразу же вспомнился королевский дворец и Бал дебютанток, когда она впервые увидела изображения королевской династии. Рука автоматически потянулась к вырезу платья. Старый, давно забытый жест — кулона матери она лишилась более десяти лет назад. Но отчего — то воспоминание о нем в этот момент сделалось особенно ярким. Пальцы нащупали лишь ткань и бессильно сжались в кулак.

Мэл до боли закусила губу и, пытаясь отвлечься, медленно пошла вдоль портретов. Разумеется, запечатленные на холстах лица были ей не знакомы — большинство из этих людей умерли задолго до ее рождения, — но семейные черты Монтегрейнов легко угадывались почти в каждом: темные волосы, светлые глаза, форма лица и носа.

Она медленно шла по коридору, вглядываясь в лица давно ушедших из этого мира людей. И если в королевском дворце ей казалось, что глаза мертвых следят за ней, отчего по спине бежали мурашки, то сейчас портреты не вызывали ничего, кроме любопытства.

Например, Амелия выяснила, что ее супруг — точная копия своего прадеда или, возможно, прапрадеда. Портреты были не подписаны, но, судя по одежде и прическам изображенных на них, были размещены в хронологическом порядке. Так человек, на которого как две капли воды походил Рэймер, был одет по моде столетней давности, не меньше.

А вот и Ренар Монтегрейн, отец Рэймера, которому она также никогда не была представлена, но не единожды видела его на светских мероприятиях. На портрете он был запечатлен ещё совсем молодым, тем не менее оставался легко узнаваемым.

Со следующего холста блистала красивейшая светловолосая женщина. Разумеется, снова без подписи, но логично было бы предположить, что прекрасная незнакомка была супругой Ренара Монтегрейна и матерью нынешнего хозяина дома.

Подтверждением этой догадки являлись следующие портреты: Рэймера и белокурой девушки, надо понимать, сестры, ныне — леди Боулер. Рэймеру на портрете было не более двадцати, именно так он выглядел в их с Амелией первую встречу. С сестрой они были схожи разве что разрезом и цветом глаз. Помимо светлых волос, Луиса была обладательницей пухлых губ и маленького вздернутого носа, точь-в-точь как у матери.

Портрет Луисы был последним. Изображение покойной жены младшего Монтегрейна отсутствовало. Только ли потому, что она так и не родила наследника? Или же по причине постоянных болезней ей было не до позирования художникам? Или — Амелия вспомнила поведение супруга в храме — Рэймеру было плевать на традиции?

Хотя, может, оно и к лучшему? Мэл не была уверена, что хотела бы видеть на этой стене свой портрет. Это было бы… кощунственно. Она здесь не для того, что бы по-настоящему войти в эту семью, а по одной конкретной причине — сделать так, что бы род Монтегрейнов прервался уже навсегда.

От этой мысли Амелия передернула плечами и поспешила покинуть данный коридор, будто и правда совершила нечто непотребное, разглядывая портреты людей, к которым она сама не имела ни малейшего отношения.

Так и не найдя по дороге Дафну и не встретив никого из слуг, Мэл решила вернуться в свои покои, дорогу до которых запомнила: нужно было лишь подняться по лестнице и повернуть налево. Оттуда она сможет вызвать служанку сама, а если та где — то далеко, то спокойно дождаться или ее, или дворецкого, который навряд ли забудет о своем обещании все ей здесь показать.

Рассудив так, Амелия направилась в выбранном направлении, но, сделав ещё несколько шагов, замерла, услышав голоса и так и не завернув за угол, за которым справа находилась лестница, а слева парадный вход в дом.

— Ну, как поездка? — произнес кто — то с усмешкой.

Голос показался Амелии смутно знакомым, но она не смогла сразу сообразить, кому он принадлежит. Вероятно, к хозяину поместья с утра пораньше заехал кто-то из знакомых.

А вот обладателя второго голоса определила сразу.

— А ты как думаешь? — ответил своему невидимому спутнику Монтегрейн. — Неделя без тренировок, и все. Если бы Джо был не таким послушным, свернул бы шею.

Судя по интонации — кто-то из близких знакомых.

Амелия замерла, практически вжавшись в стену.

Выйти и помешать? Или подождать, вдруг они уйдут наверх или в левое крыло? В любом случае, если Мэл сейчас появится из-за угла, это будет выглядеть так, будто она подслушивала. А она, конечно, подслушивала, но не специально!

— Экипаж тебе в помощь, друг мой, — ехидно отозвался все еще не узнанный первый.

Шаги, перестук палки Монтегрейна по плитке пола в холле.

Амелия воровато обернулась. Попытаться незаметно уйти той же дорогой, как и пришла? Только если беседующие повернут именно сюда, ее побег будет выглядеть еще хуже…

— Поездил неделю в экипаже, спасибо, — тем временем огрызнулся Монтегрейн. — Теперь заново привыкать к седлу.

И Амелия так и осталась на месте.

Собеседник фыркнул.

— Ты заново учился ходить. Научился же. Так что седло — дело десятое!

Ответа не последовало, а вот шаги зазвучали громче — кажется, к лестнице… — и вдруг снова смолкли: мужчины остановились. А Амелия запоздало сообразила, что навряд ли Монтегрейн с его больной ногой обитает в комнатах на втором этаже или вообще часто посещает второй этаж.