Перед глазами Мэл тут же встало видение о ее первой прогулке с Эйданом и первом же поцелуе. Тогда ей тоже казалось, что нет ничего плохого в подобной вольности и касаниях.
— Дафна! — окликнула она резче, чем, возможно, следовало.
Девушка вздрогнула от неожиданности, а юноша торопливо убрал руки за спину. То-то же, отчего-то мстительно подумала Амелия.
Объективно у нее не было никакого морального права вмешиваться в личную жизнь своей служанки. Однако, привезя ту с собой в Монтегрейн-Парк, Мэл взяла на себя ответственность за нее.
— Миледи. — Оливер проворно подскочил к Амелии и забрал у нее свертки с платьями, унес в экипаж и задержался там, устраивая их на сиденье.
Дафна же, с щеками цвета переспелых томатов, подошла к госпоже практически вплотную.
— Миледи, я не хотела вас опозорить, — повинно склонила голову.
Мэл фыркнула.
— Глупости не говори. Я просто беспокоюсь.
— Правда, миледи? — Девушка тут же засияла.
— Правда, — заверила Амелия и отвернулась, осматриваясь.
В одном господин Линч был прав: погода сегодня стояла просто чудесная. И забираться в тесноту и духоту экипажа не хотелось категорически. Да и вообще не тянуло назад в поместье. Время обеда давно прошло, но Мэл так и не привыкла к трехразовому питанию и не чувствовала голода. А вот любопытство — да.
— Я хочу прогуляться, — заявила она, когда вернулся отнесший покупки Оливер и остановился возле Дафны, ожидая дальнейших указаний.
— Конечно, миледи, — откликнулся молодой человек с улыбкой. — По приказу милорда я в вашем распоряжении до самого вечера. Куда вас отвезти?
Мэл с отвращением покосилась на черное, нагревающееся на солнце покрытие экипажа.
— Я хочу погулять пешком. И одна.
— Э-э… — Оливер, явно не привыкший спорить с господами, замялся. — Не уверен, что милорд одобрит, если я…
— Миледи, это может быть опасно, — вторила ему Дафна.
Амелия еще раз окинула взглядом тихую улочку.
— Оливер, ты знаешь этот город, тут опасно?
— Нет, но…
— Со мной все будет хорошо, — заверила Мэл тоном, не терпящим возражений. — Я погуляю и вернусь в поместье пешком.
— Э-э, — повторно выдал Олли, взлохматив волосы на своей макушке.
— Я сама объяснюсь с милордом, — пообещала Амелия.
Однако хмурое выражение лица парнишки после этого обещания не исчезло.
— При чем тут милорд? Вы же город не знаете! — казалось, искренне возмутился он. И Мэл даже стало стыдно за то, что несколько минут назад она сравнила его с Эйданом, не беспокоящимся ни за кого, кроме себя любимого.
— Я разберусь, — ответила Амелия твердо и вручила Дафне кошель с оставшимися монетами. — Вот, отвези домой и положи в моей спальне.
В честности девушки она не сомневалась. А гулять с довольно крупной суммой денег при себе было бы и правда глупо.
Дафна и Оливер неуверенно переглянулись.
— Ну же! — поторопила их Амелия, махнув на них руками, как крестьяне отгоняли от калитки домашнюю птицу. — Поезжайте. Со мной все будет в порядке.
— Как прикажете, миледи, — пролепетала служанка.
Ее возлюбленный даже не попытался скрывать неодобрительного взгляда.
— Как прикажете, — буркнул он, будто Амелия своим решением обидела его лично, и, взяв Дафну за руку, повел ее к экипажу.
* * *
Кое-как отделавшись от заботливой парочки, Амелия наконец вздохнула полной грудью. Одна! В новом интересном месте! Хоть маленький, но такой желанный глоток свободы.
Помимо банального желания погулять в одиночестве, в Мэл также присутствовал холодный расчет: если ей придется встречаться через неделю с Гидеоном или кем-то из его людей, то лучше, чтобы ее отлучка была не первой и не внезапной, а потому не вызвала бы подозрений.
Она даже не сомневалась, что Монтегрейн будет недоволен ее поступком, ведь он однозначно говорил о том, что поместье ей следует покидать только с сопровождением. Хотя бы первое время — кажется, так он тогда выразился. Тем не менее Амелия рассудила, что небольшая репетиция перед побегом к Гидеону не помешает. А заодно она сможет увидеть реакцию супруга: запрет после нарушения договоренности в четырех стенах или нет.
Солнце слепило глаза, отражаясь от стеклянных витрин и вывесок лавок. Людей на улицах было много, и Амелия в своем строгом и закрытом темно-синем платье отличалась от них и волей-неволей притягивала к себе взгляд. Правда, взглядами горожане не ограничивались: несколько раз ей вежливо кивнули, а один господин отвесил глубокий поясной поклон. Что ж, тому, что о женитьбе лорда этих земель уже стало известно многим, она не удивилась.
Усатый булочник, курящий трубку у двери с нарисованным на ней кренделем, радушно улыбаясь, пригласил миледи посетить его лавку и заверял, что подобной выпечки не найти даже в столице. За новыми туфельками ее зазывали к сапожнику… Мэл вежливо улыбалась в ответ и качала головой. А вот о том, что отдала Дафне все деньги, вскоре горько пожалела — ей не помешал бы зонт от солнца.
Потратив на прогулку не меньше часа, Амелия теперь могла с уверенностью сказать, что Монн ей нравился. А наблюдая за свесившейся с одного из балконов горожанкой, развешивающей на веревке белье, Мэл вдруг поняла, что завидует этой женщине.
Титул, балы, приглашения в королевский дворец на праздники, платья из дорогих тканей — все это она бы с легкостью променяла на вот такую, обычную жизнь в маленьком городке. С любящим мужем, кучей детей и непременно толстым котом, как тот, который сейчас крутился у ног женщины на балконе.
Несбыточная мечта. Единственное, что можно было ещё осуществить — это маленький городок, домик с балконом и кот. И то, если Гидеон удовлетворится ее работой и не сочтет ее саму опасным свидетелем, от которого следует избавиться.
От этой мысли настроение сразу же испортилось. Амелия убрала руки в карманы юбки и побрела в сторону городских ворот.
Желала ли она Монтегрейну смерти? Определенно нет. Он принял ее в своем доме максимально хорошо, как можно было бы ожидать в данных обстоятельствах. Даже эпизод с обманом лжедворецкого был, по сути, безобидной мелочью. С ней обращались с уважением, ничего не запрещали и ни к чему не принуждали.
Хотя, если рассуждать объективно, как раз ее смерть была бы Монтегрейну куда выгоднее, чем ей его: и выполнил волю короля, сперва женившись, и отделался от навязанной жены. Тем не менее единственное требование, которое он ей выставил, — избавиться от вдовьего платья.
Эйдан бы на его месте… Впрочем, неважно.
А важным для Амелии было то, как чувствовали себя люди, живущие в Монтегрейн-Парке и в прилегающем к нему Монне. Это, по ее мнению, говорило о личности хозяина этих мест гораздо больше, нежели его откровенно хамское поведение в храме.
Мог Рэймер Монтегрейн при этом оказаться изменником, как утверждал Гидеон? Мог. Но хотела ли Мэл ради своей свободы отправить его на встречу с палачом, она была не уверена.
Однако врать Гидеону и защищать нового мужа, ценой собственной жизни?
А не слишком ли долго она думала о ком угодно, только не о себе?
Если Монтегрейн виновен, а Глава СБ прав, то рано или поздно справедливость восторжествует. Мэл не собиралась никого защищать, но и стать чужой ступенькой к эшафоту не хотела.
Так что сказать Гидеону? Что ничего не узнала? Пожалуй, и правда ничего особенного. И в то же время Монтегрейн обмолвился, что никто не догадывался о том, что все служащие в его доме — дети матушки Соули. СБ не рисковала трогать хозяина этих земель, пока у них не было неопровержимых доказательств его вины, но вряд ли те будут столь осторожны по отношению к конюху или горничной.
А ведь стоит устроить допрос с пристрастием для одного из членов этой милой семьи, то, весьма вероятно, что к остальным не придется даже применять силу — все расскажут всё ради друг друга…
Понимал ли это сам Монтегрейн? Или рассчитывал, что Гидеон не пойдет на крайние меры?
В любом случае, Амелия поняла, что у нее не повернется язык рассказать о родстве матушки Соули, Олли, Ронни, Ланы и Даны. Тогда что? Сказать, что в доме всего пятеро слуг и управляющий, ведущий себя как второй хозяин? Насколько это ценная информация?
