— Миледи, вы не заболели? — поинтересовалась взволнованно, поставив перед ней на столик поднос со свежей выпечкой и стаканом молока — как она и просила.

Амелия выдавила из себя улыбку.

— Все в порядке, Дафна, можешь идти.

— Миледи, мне так стыдно, я совсем вас забросила, в доме столько работы, но вы сказали, что не против…

Мэл раздраженно подняла на девушку взгляд.

— Иди, мне ничего не нужно, — повторила с нажимом.

В ответ на ее грубый тон Дафна шире распахнула глаза и поспешила ретироваться, не забыв сделав неумелый книксен. Напугала…

Решила уподобиться Эйдану? Срывать злость на тех, кто не может ответить?

«Прекрасно, Мэл, просто прекрасно, делаешь успехи. У тебя был чудесный учитель»…

Когда дверь за испуганной служанкой захлопнулась, Амелия устало опустила голову на руки, сложенные на краю стеклянной столешницы.

А чего она хотела? Расслабилась, вот и все. Размечталась где-то в глубине души, хотя и сама себе до сих пор в этом не признавалась.

Эмоции душили — неправильные, несправедливые. «Не гневи богов», — говорили в таких случаях. С тем же успехом Гидеон мог заставить ее выйти за кого угодно, и Мэл сменила бы клетку садиста на брак с тем, как удачно выразился Глава СБ, кому было бы плевать, бесплодна она или нет, две ноги у нее или одна, лысина или экзема на пол-лица. Более того, этот кто-то, убедившись, что у жены все таки на месте, наверняка потребовал бы от нее исполнения супружеского долга.

Поэтому ей грех жаловаться. Ее не обижают, не принуждают к физической близости, общаются по-дружески. Более того — Монтегрейн доверился ей, прямым текстом признавшись в государственной измене. Благодарен за помощь, опять же.

Чего еще ей не хватает? Амелия мечтала о свободе, но это не она ли? Хотела снова почувствовать себя человеком, но разве не как к человеку к ней здесь относятся?

Как вышло, что в страстном желании ощутить что-то, кроме страха, отчаяния и безысходности, она почувствовала слишком многое?

— Дура, — прошептала Мэл сама себе. — Какая же ты дура…

Рука сама собой потянулась к груди, туда, где много лет висел материн кулон. Старый, давно забытый жест — Эйдан в приступе гнева расплавил ее драгоценность и выбросил. Но почему-то вспомнилось.

Не потому ли, что именно из-за этого кулона она оказалась на том самом балконе?

— Дура, — повторила Амелия с внезапно нахлынувшей злостью.

Встала, бросив завтрак нетронутым, и пошла одеваться. Хотелось на воздух.

* * *

Росток тянулся ввысь, следуя за рукой, миллиметр за миллиметром поднимаясь из влажной после ночного дождя почвы. Выше и выше…

Замерев на корточках на самом краю вымощенной камнем тропинки, Амелия боялась лишний раз вздохнуть, чтобы не спугнуть свою удачу. Она сама не знала, как так вышло и что произошло. Просто во время прогулки по саду ей вдруг приглянулся чахлый росток, а потом вспомнились детские упражнения с бабушкой. Попробовала, даже не рассчитывая на успех, а в ладонях вдруг стало тепло, и растение отреагировало.

— Давай, давай, маленький, — прошептала Мэл, чувствуя, как голос дрожит.

Семнадцать лет у нее не получалось ничего подобного — с того самого дня, как не стало бабушки. Что случилось? Почему сила Грерогеров подействовала? Амелия не понимала, но готова была расплакаться от облегчения — есть, в ней все-таки есть родовой дар. Она способна исцелять, не только вскрывая себе вены! Есть!..

— Амелия!

Раздавшийся из-за спины голос сбил настрой. Занесенная над растением ладонь дрогнула, и росток тут же скукожился и поник.

«Нет!»

Зажмурившись до цветных кругов перед глазами, Амелия закусила щеку, мысленно досчитала до десяти и поднялась, оправила сбившееся платье. Обернулась уже с улыбкой.

— Доброе утро, Луиса.

Вчера во время путешествия на чердак они условились обращаться друг к другу на «ты» и по имени.

— Доброе! — Леди Боулер расплылась в улыбке ярко-накрашенных под цвет платья — бордовых — губ. — А я тебя как раз ищу!

Ее? Зачем она могла ей понадобиться сразу после завтрака? Снова заскучала? Больше всего на свете Амелии хотелось выдворить ее вон и вернуться к ростку. Несправедливое желание, на самом деле: при всей своей своеобразности, Луиса была добрым светлым человеком и не заслуживала даже таких мыслей.

— Я тебя слушаю.

— Я решила уехать! — выпалила леди Боулер в своей обычной манере — говорить все, сразу и быстро. — Отдыхать хорошо, но как там крошка Юмик, как девочки… На Роберта я, конечно, ещё обижена, но и он-то как там без меня…

Слушая эту пламенную, но искреннюю речь, Мэл улыбнулась. Пожалуй, ей будет даже не хватать этой необычной женщины.

— Мой брат в надежных руках, совет вам да любовь, а мне пора домой.

Или не будет…

— А что ты делаешь? — Луиса вытянула шею и даже привстала на цыпочки, тщетно пытаясь разглядеть клумбу за плечом Амелии. — Мне показалось, ты с кем-то разговаривала.

Сама с собой и даже не удосужилась проверить, нет ли кого поблизости. Очень умно, ничего не скажешь.

— Так, — Мэл улыбнулась, — мысли вслух. — И, чтобы отвлечь гостью от мыслей о ее недавнем занятии, подхватила ту под руку и практически поволокла за собой. — Пойдем, я помогу тебе собраться.

— Оу! — Щеки Луисы польщенно заалели. — Спасибо тебе, дорогая!

* * *

На самом деле, помощь Мэл состояла в том, чтобы сидеть в комнатах Луисы на диване и слушать, пока Дафна складывала ее вещи в необъятный саквояж персикового цвета. Зачем для трехдневной поездки понадобилось брать с собой такое количество нарядов и украшений, осталось для Амелии загадкой.

— Знаешь, я так рада, что вы с Рэймом нашли друг друга, — вещала леди Боулер. — Когда я узнала, что он спешно женился на какой-то там вдове… Боги, прости дорогая, но мы же не были с тобой знакомы. Так вот, я ужасно расстроилась. Подумала, ну как так-то? Неужели мой брат не заслужил свой кусочек счастья…

Слушая подобные речи, Амелия лишь натянуто улыбалась. Увы, она точно была не тем кусочком счастья, которого заслуживал Рэймер Монтегрейн. Его любимая жена умерла много лет назад, а она… Дай боги, у нее получится его вылечить.

— Так вы познакомились на Балу дебютанток? — словно намеренно подливая масла в огонь, уточнила Луиса. В этот момент она пританцовывала перед зеркалом, выбирая, какие серьги следует надеть в дорогу, и мешая Дафне упаковывать вещи. К слову, к слугам леди Боулер относилась по-доброму: не придиралась лишний раз и никогда не повышала голос. Однако большей частью вела себя так, будто те были не живыми людьми, а предметами интерьера, и спокойно разговаривала при них на любые, пусть даже очень личные темы. За Рэймером Мэл такого не замечала. — Сколько тебе было?

— Шестнадцать.

— О. — Глаза Луисы округлились в соответствии с произнесенным звуком — Мэл заметила в отражении в зеркале, лицом к которому стояла гостья. — Такая юная. Мой отец меня не пустил. Сказал, рано мне замуж — бал все равно повторяется раз в пару лет. Отправил на дебют в восемнадцать.

— Мой отец хотел, чтобы я поскорее определилась с женихом, — честно ответила Амелия, отведя взгляд от собеседницы и выводя пальцем узоры на бархатной диванной обивке. — Чтобы до свадьбы успели познакомиться получше. А в случае чего успеть выбрать другого, пока я не выйду из брачного возраста.

— Мудро, — согласилась Луиса таким тоном, будто взяла этот подход на заметку по отношению к будущему своих собственных детей.

— Мудро, — эхом отозвалась Мэл.

Немудрым было не слушать советов отца, а опрометью кинуться замуж за человека, с которым у нее случился лишь первый непонравившийся ей поцелуй. Да они же даже толком не разговаривали, если на то пошло.

К счастью, на этом Луиса прервала свои расспросы — саквояж был собран. Дафна подхватила его, чуть покачнувшись под слишком большим для ее тонкой руки весом, и, перекосившись на сторону ноши, понесла вещи к выходу.

Должно быть, постеснялась позвать кого-то из близнецов, чтобы помогли.