Ах ты ж, подонок малолетний. Ну теперь вообще всё понятно. Алексей старался не смотреть в мою сторону, но я видел на его лице еле заметную торжествующую улыбку. А глаза блестели от ощущения долгожданной победы.

— Ваше Величество, — обратился я к Романову, когда все начали расходиться. — Иван Борисович ни при чём. Кто-то его подставил.

— Ты же слышал, Сергей, — ответил император, направляясь к выходу из полигона. — Его не сажают, а будут судить. Неделю он будет сидеть в камере, пока собирается судебная комиссия.

— Мне без своего помощника не восстановить установку, Ваше Величество, — обратился к Романову запыхавшийся Евграфий Романович.

— Найдёте другого, ничего страшного, — ответил Романов. — У вас штат из двадцати сотрудников.

— Но среди них нет настолько квалифицированного специалиста, — ответил артефактор. — Они ассистенты.

Император остановился, вперив свой взгляд в старика, затем перевёл его на меня:

— И… что вы предлагаете?

— Назначить комиссию по разбору этой ситуации, — предложил я. — Причём уже сейчас. Времени очень мало, Ваше Величество. Вы же понимаете, что будет, если мы опоздаем хотя бы на день?

Я провёл недавно точные расчёты. Чуть больше суток — и Верховный монстр постучится к нам в гости. Хотя нет… Он и стучаться не будет. Просто вломится в наш мир, круша всё на своём пути. И Романов прекрасно об этом знал.

— Хорошо, я соберу комиссию, — ответил он. — Через полчаса в зале для совещаний.

Мы с Евграфием Романовичем проводили его взглядами.

— Всё будет хорошо, Евграфий Романович, не переживайте, — положил я руку ему на плечо. — Мы докажем, что Иван Борисович не виноват.

— Я видел, что он делал, — тревожно посмотрел на меня Евграфий Романович. — Он пытался собрать схему, чтобы компенсировать нехватку предохранителя. Собрать цепь воедино. Я уверен, что мой помощник невиновен.

Чуть позже все собрались в совещательном зале. Романов своё слово сдержал: на возвышении за длинным столом сидела комиссия из экспертов, советников и даже два судьи.

Выслушав обвинения прокурора, который вызвал Залесского, подтвердившего то, что Рязанов совершил диверсию, Романов предложил выступить ещё двум экспертам.

Эти твари оказались купленными. Почти слово в слово они подтвердили дебильную версию Залесского.

Затем выступил Евграфий Романович, рассказав о том, насколько порядочный человек Иван Борисович. И выступил сам обвиняемый, утверждая, что кто-то до него вырвал предохранитель, а он лишь собирался замкнуть цепь перемычкой.

Но общий настрой был понятен. Большинство было против Рязанова.

Я заметил, как кто-то позвонил Алексею, который сидел впереди. Тот выслушал, что-то прошипел в ответ. Сбросив звонок, он вышел из зала.

А я вслед за ним отправил змейку, которая по пути прихватила на моём столике телефон.

А затем, слушая вполуха то, что бормотал очередной эксперт, я наблюдал увлекательное зрелище.

Завернув за угол в коридоре, Алексей зашёл в небольшую комнатку, резко закрывая за собой двери. Змейка пролетела сквозь стену. Она спряталась за большой платяной шкаф в углу, материализовалась и нажала кончиком хвоста на экран, включая запись.

— Ты что творишь, Руслан⁈ — зарычал Алексей на парня небольшого росточка в лабораторном костюме.

Я узнал этого низкорослого. Встречал раньше в лаборатории Евграфия Романовича. Он один из ассистентов артефактора, как оказалось, купленный с потрохами сыном императора. Ну что ж, как я и предполагал.

— Я не знаю, что делать с этим предохранителем, — забормотал растерянно ассистент.

— Уничтожь! Это же улика! — воскликнул Алексей.

— Его нужно вынести, Ваше Высочество, — проблеял ассистент. — Но я не знаю, как это сделать. Везде рамки, охрана. Они заметят, и тогда меня поймают.

— Придумай что-нибудь! Ты специалист, понимаешь в этих вещах больше, чем я, — процедил Алексей. — И вообще — ты понимаешь, что будет? Ты подставишь меня. Подставишь главу Совета. И я тебе этого не прощу. Вместо Рязанова ты окажешься в камере. И будешь сидеть там до конца своей жизни!

Ассистент продолжал что-то блеять в своё оправдание, пытался достучаться до здравого смысла Алексея, но тот ничего не желал слушать.

Ну а мне этого было достаточно.

Змейка вернулась с уликой, и я поднялся с места, перебивая очередную ересь. И вновь выступал Залесский, которому обвинение задавало дополнительные вопросы.

— Я знаю, кто совершил диверсию! — громко и отчётливо произнёс я. — Леонид Дмитриевич лжёт.

Романов обернулся ко мне, плохо скрывая удивление.

— Сергей, мне не послышалось? — спросил он. — Ты сейчас обвиняешь главу Имперского Совета?

— Да, и к этому причастен ещё один человек, Ваше Величество, — добавил я. — Я отправил вам запись разговора на телефон, можете прослушать.

Романов подозвал меня к себе.

— А эту запись слушать в наушниках? Кто этот ещё один человек? — осторожно спросил меня император.

— Да, лучше в наушниках, — тихо ответил я. — Вы этого человека очень хорошо знаете. Он, так скажем, из очень близкого вашего окружения.

Романов кивнул, сделав непроницаемое лицо, а я вернулся на место. И уже с места наблюдал, как император вставил наушники, начал слушать запись и слегка побагровел.

Затем он резко поднялся с места, остановив прокурора, который допрашивал очередного свидетеля.

— Дамы и господа, объявляется перерыв на час! — громогласно воскликнул он. — После него продолжим.

Надо отдать должное Романову. Он прошёл мимо Залесского, который пытался прочитать хоть какую-то эмоцию на лице императора. Но что прочитаешь на каменном лице?

Романов не смотрел ни на Залесского, ни на своего сына. Зато многозначительно взглянул на меня и чуть позже встретил в коридоре. Мы уединились в одном из его бесчисленных кабинетов.

Ничего лишнего. Только большой стол и несколько кресел вокруг.

— Сергей, ты ведь понимаешь, что это нельзя предавать огласке? — пристально посмотрел на меня Романов, когда мы сели друг напротив друга.

— Да, — кивнул я в ответ. — Поэтому и отправил только вам эту запись.

— Больше никому не отправлял? — в голосе императора звенела сталь.

— Только вам, — ответил я.

— Тогда дай свой телефон, — протянул он руку, и я вложил в его ладонь свой сотовый.

Император вытащил сим-карту, положив её на стол, затем резко поднялся с кресла и закинул мой телефон под какой-то прозрачный колпак. Средство связи вспыхнуло, сгорая в ярком пламени.

— Мой помощник после заседания выдаст тебе новый телефон, ещё лучше того, что пришлось уничтожить, — сказал Романов, возвращаясь в своё кресло. — Сам понимаешь, я не могу так рисковать.

— Что вы будете делать с вашей записью? Рязанова отпустят? — я не отводил взгляда от императора, читая всё в его глазах.

— У меня есть спецы, которые сделают всё как надо, — ответил Романов. — И пусть этот инцидент останется между нами.

— Я клянусь, что никто об этом не узнает, — убедительно ответил я.

— А с Алексеем я поговорю. Он отстанет от тебя и не будет мешать подготовке к экспедиции, — добавил император.

После разговора с Романовым я вышел в коридор, встретившись с Евграфием Романовичем, который изрядно нервничал. Он мерил шагами длинную бетонную кишку и хватался за голову. И завидев меня, подскочил, спрашивая, что происходит.

— Выпустят Рязанова, я всё уладил, — успокоил я его.

Затем мы побеседовали об установке.

— Я не знаю, что там успело сгореть, ничего не могу обещать, — сказал старик. — Но без Ивана Борисовича я ничего не смогу сделать. И спасибо тебе за помощь. Получается, что его подставили. Но кто⁈

— Скоро узнаете, — улыбнулся я.

Мы собрались вновь в совещательном зале, и Романов встал, обращаясь ко всем присутствующим.

— Обвиняемый не виновен, — произнёс он, многозначительно посмотрев в сторону Залесского. — Но у меня есть доказательство истинного предательства. Меня шокировало осознание того, что даже у самой верхушки власти могут быть предатели Империи.