Жрица обернулась к Нахту, убеждаясь, что мёртвые защищали и его.

Сердце заколотилось где-то в горле, когда она увидела, как меджай и Хека сражаются со Странниками. Оружие Сета в самом деле обрело здесь силу и плоть – как Шепсет и предполагала! Но Нахт был один, пусть даже рядом с чудесной вестницей Инпут. Он был человеком, а не потусторонней сущностью, и его силы иссякали. Полученные прежде раны ослабляли меджая.

Шепсет не удержалась, вскрикнула, когда уродливая змееподобная тварь из темноты бросилась на воина, сбивая с ног. Девушка хотела уже было устремиться к меджаю, когда что-то неуловимо изменилось.

Жрица не видела, откуда они пришли. Поднялись из тёмных свинцовых вод, как отряд Руджека? Соткались из теней, как напавшие на них Странники?.. Обгоревшие трупы вставали в боевой порядок, защищая Нахта. Изуродованная смертью и пламенем женщина помогла ему подняться. Один из воинов вручил свой щит. И вскоре меджай занял место среди них.

Отряд принял бой, и Нахт был вместе с ними, разя врагов, которым не мог бы бросить вызов никто из смертных.

Слёзы заструились по щекам Шепсет, а боль пригвоздила её к месту. Она видела маски смерти – то, какими помнили себя эти мертвецы по своим последним мгновениям. И вспышками видела то, какими они были прежде.

Воины, смеявшиеся и болтавшие с ней в маленьком гарнизоне Долины Царей.

«– Эй, Нахт, ты шепни потом, в какой гробнице можно выкопать себе такую красотку?

– А то сколько патрулируем некрополь, все ноги уже сбили – ни одной такой не попадалось.

– Проходи, госпожа.

– Командир уже ждёт. Ну и ты, Нахт, проходи, раз уж пришёл…»

Его друзья и братья по оружию, с которыми столько лет сражался бок о бок. И теперь не мог даже узнать… А вёл воинов командир Усерхат.

Их щиты были крепки, их оружие сверкало как новое, разя без промаха. Садех смотрела, как сражается Нахт, – стояла там, безмолвно прижав руку к груди. Это она помогла меджаю подняться, когда тот едва не принял смертельный удар.

Шепсет беспомощно озиралась, глядя на сражающихся. Ей ли было не знать, что твари Дуата неисчислимы? Насколько хватит мёртвых, защищающих живых? Как долго они смогут выстоять, уклоняясь и рубя, принимая удар за ударом?

Её Ка оказалось решительнее – устремилось к самому большому ларцу, стоявшему на незримой границе прежнего круга.

Ушебти Владыки. Вот кто мог преломить ход сражения! Шепсет поспешила вслед за своим Ка, но когда уже почти добралась – тьма за границей ожила, стремительная и смертоносная. И десятки чужих рук утянули ларец, поглощая в изголодавшемся мраке.

Ей хотелось кричать от бессилия. Тщетно жрица взывала молитвой к Инпут и Усиру, тщетно проклинала Тех. Судорожно пыталась вспомнить хоть одну подходящую магическую формулу, хоть одно заклинание!

В следующий миг из мрака она услышала детский смех – жуткий, потусторонний, но почему-то её совсем не испугавший. За границей Шепсет увидела быстрые мечущиеся светочи – яркие маленькие силуэты, чистое сияние которых разгоняло тьму. Тени чудовищ метались между ними, как перепуганные звери, но для них самих это было весёлой игрой.

Сквозь их ирреальный жутковатый смех Шепсет услышала звонкие голоса: «Смотри, смотри, собачья жрица! Теперь мы сами умеем отгонять Тех, кто с перевёрнутым лицом!»

Жрица беззвучно плакала и улыбалась. Они больше не просили страшных историй, и вместо угощений – своих скромных и таких бесценных даров – принесли ей ларец, полный проклятий. Передали своими сияющими призрачными руками.

Ужас той ночи был правдой, а не жутким видением. Все они были мертвы… но сейчас она не могла позволить себе даже оплакать их.

Заслоняемая Руджеком и его отрядом, Шепсет склонилась над ларцом, достала первую фигурку и решительно стёрла проклятия. Она почти физически чувствовала, как сопротивляется ей сеть колдовства. Формулы, вредившие Владыке, были ещё более тесным, тяжёлым, хитрым плетением. И казалось, пальцы кровоточили, словно нити, расплетаемые ею, ощетинились иглами. Продираясь сквозь знаки проклятий, Шепсет говорила себе:

– Это Абджу, легендарная Гробница Усира. Смерть здесь должна быть благостна и гармонична, согласно Маат… Здесь не место искажению. – И нараспев она повторяла слова воззвания:

– Помоги мне, Усир, Всеблагой Повелитель Вечности, Первый среди Западных. Помоги освободить моего Владыку…

Тварей было так много, и они всё приходили, нападали, силясь добраться до живых. Мёртвые кровоточили тенями, но не уходили. Нахт сражался в рядах своих собратьев, не уступая им в силе. Но мёртвые принимали на себя удары, которых живому было не вынести. Клинок Сета ярко вспыхивал во мраке непокорным пламенем, и Странники отшатывались в страхе.

Шепсет замерла над грудой восковых фигурок, высвободив последние… И снова что-то неуловимо изменилось в окружающем их пространстве, а время замедлило ход.

Она услышала родной голос, к которому так стремилось её сердце. От облегчения стало больно дышать.

– Волею Богов и моей, всё возвращается на свои места. Маат торжествует над всем.

Казалось, что стало светлее, словно первые лучи Ладьи Ра пронзили первозданный мрак. Шепсет не видела его, лишь слышала знакомую поступь за спиной. Его Ка было здесь, с ними, свободное и могучее. И поняла вдруг, что всё это время он был где-то рядом и вместе с тем – неумолимо далеко, разделённый с ней её собственным забвением и страхом, и сетью проклятий Сенеджа.

Шепсет вспоминала его присутствие – словно тёплый свет солнечной ладьи, бьющий сквозь сомкнутые веки. Его воля была рукой, выводящей из шепчущей тьмы первых кошмаров. Тогда он просил её – шелестящим шёпотом, ласковым ветром среди ветвей в садах её снов, разносившим сладкие ароматы: «Найди… найди…»

Найти нужно было даже не убийцу – проклятия, сковавшие его голос. Теперь она отыскала – и была вознаграждена за это.

Не в силах поднять на него взгляд, Шепсет ждала.

– Возвращайтесь в места своего природного обитания, – повелел Владыка и повторил: – Маат торжествует над всем.

Визг и рёв тварей угасал в тающем мраке, и мёртвые возвращались в тёмные ртутные воды. Стены гробницы снова смыкались вокруг них, пока всё не стало как прежде: разбитые рельефы, беспорядочно сложенные груды артефактов.

Но крышки ларцов теперь были распахнуты, а восковые фигурки в них – изменены до неузнаваемости.

В центре гробницы раненый меджай сжимал в кулаке амулет, и жрица, бессильно опустившаяся на колени на каменном полу, крепко обнимала тяжело дышавшую чёрную собаку.

Они победили.

Последнее, что услышала Шепсет, был голос её Владыки, запечатывающий проклятие:

– Имя Сенеджа предаю забвению. Его жизни не будет на земле, и вечность отринет его.

Нахт

Нахт едва осознавал, что было после. С трудом помнил, как помог Шепсет вынести ларцы и передать воинам Таа. Как люди чати спустились в погребальную камеру, чтобы перенести остальное. Как они обсуждали ночное нападение и странные звуки, доносившиеся из утробы гробницы. Отряд воинов прорвался в катакомбы и попытался прорвать оцепление. Сенедж всё-таки привёл сюда своих солдат – живых солдат, не только мёртвых. И очевидно, у него были некие свои договорённости со стражами Абджу.

Хоть и не без потерь, но воины Таа отразили нападение, никому не позволили войти в гробницу.

Тело самого Сенеджа нашли глубже в катакомбах, в одной из соседних заброшенных погребальных камер. Хека остановилась у замаскированного входа и отказывалась двигаться, пока Шепсет не обратила на это внимание Таа.