Жрица не винила его за ту вспышку – ожидала, что так будет. Готовилась к тому, что Нахт откажется от неё или даже будет винить в том, что навлекла беду на гарнизон. Но он не сказал об этом ни слова. Даже не подумал бросить ей такие обвинения. Так странно…
Впрочем, Шепсет достаточно было того, как она винила себя сама. И решение, вызревшее в ней, когда чуть не потеряла Нахта в Хэр-Ди, вспыхнуло тогда внутри, как единственно верное.
Как ни пыталась девушка уйти от этих мыслей, но ведь именно её искали в гарнизоне Усерхата, когда Хаэмуасет впервые явился туда. Если бы командир и его люди не скрыли Шепсет – к ним не пришли бы потом с огнём и оружием.
Именно из-за неё обвинили весь культ Инпут, пусть это и стало лишь удобным предлогом избавиться от ненужных свидетелей – непокорных жрецов, ведающих тайны мёртвых. И даже когда Шепсет сбежала, это не отвело от Хэр-Ди ярость Верховного Жреца Амона.
Именно её защищал Нахт в ту ночь у пристани – и едва не погиб.
Все, кто оказывался рядом с Шепсет, были в опасности. Все, кто помогал ей. Разве не этому учили её Боги и не к этому приводила жизнь раз за разом? Что ни к кому нельзя привязываться. Что Боги всегда призовут её дальше.
И как ни больно – только так и было правильно. Нахт, её единственный островок надёжности и стабильности, сильный, полный жизни, простой и прямолинейный. Тот, без которого жрица уже с трудом представляла дальнейший путь. Скорбящий теперь по тем, кого потерял… из-за неё.
Сколько можно было притворяться перед самой собой? Шепсет отчаянно скучала по меджаю. Просто не смела поддаваться этому чувству, если хотела уберечь его. Она должна была сделать всё так, как считала правильным. Пусть Нахт не слушал – она знала, что права. И никто больше не должен пострадать из-за неё.
Именно с этими мыслями девушка направилась в город, где – как говорил Сети – располагалось святилище Бастет. Ими уже ждала её там, что, конечно же, не было случайностью. Нетрудно было догадаться, куда направится Шепсет из Абджу, ведь здесь было ближайшее к острову святилище Кошачьей Богини.
Верная Хека тогда, разумеется, последовала за Шепсет, но то и дело пыталась ненароком преградить путь, словно отговаривала. А перед мысленным взором проносился то горящий гарнизон, то Нахт, ввязавшийся в бой, чтобы дать ей время сбежать, то зарево над Хэр-Ди. Сколько же можно бежать, заставляя расплачиваться других? Нет, она должна была занять своё место в Пер-Аа, предупредить Владыку и помочь ему вернуть Маат в Обе Земли. Только он найдёт управу на Верховного Жреца Амона и Военачальника над лучниками Куша.
«Мы с тобой», – зашелестели голоса, смешиваясь с тихим плеском речных волн.
«Мы поможем отомстить», – в этом призрачном хоре она различала голос Руджека, полный решимости и едва сдерживаемого гнева.
А потом прохладный ветер, проносящийся над Итеру, донёс до неё тот, родной голос, по которому она уже истосковалась.
«Только не оступись, дитя. Ты выбрала самый рискованный путь к раскрытию истины…»
«Ему больно будет узнать правду, но я расскажу ему, – мысленно пообещала Шепсет. – Расскажу всё, что знаю. Расскажу всё, что ты раскрыл мне».
Присутствие Владыки снова стало далёким, растворяясь в игре лучей Ладьи Ра в ряби вод, в окружающей плодородной красоте, в золочёных вершинах далёких пирамид, воздвигнутых его древними предшественниками. Но Шепсет держала в сердце его волю, бережно хранила внутри все крупицы знания, каждое даже смутное видение, связанное с ним.
И с его убийцей в окровавленных белых одеждах.
А когда ладья подошла ближе к трём самым великолепным пирамидам, о которых Шепсет только слышала и которые мечтала увидеть, они словно стали свидетелями её клятвы. Вглядываясь в их ослепительные грани, кажущиеся голубоватыми в дымке, она повторяла про себя, как поможет вернуть Маат в Обе Земли, чего бы это ни стоило.
– Какая красота, правда? – улыбнулась Ими, поглаживая Шуит, свою кошку.
Та сидела на руках жрицы и, лениво щуря свои золотые глаза, изучала Шепсет. От этого всезнающего взгляда становилось даже немного не по себе.
– Сколько раз я видела пирамиды в своих путешествиях по Дельте, но каждый раз захватывает дух, – призналась жрица Бастет. – Даже не верится, что они рукотворные, созданы нашими предками, а не дарованы нам Богами. Я думаю обо всех поколениях рэмеч и чужеземцев, которые совершали к ним паломничество. И обо всех тех, кто ещё совершит, сохраняя память о нас, передавая из уст в уста истории о нашем величии.
– Так и будет, – Шепсет чуть улыбнулась, неотрывно глядя на пирамиды. – Память в вечности и бесконечности.
Их ладья почти не делала остановок у берегов, словно каждый миг промедления мог дорого обойтись и во что бы то ни стало нужно оказаться в Пер-Бастет быстрее. Когда Шепсет осторожно спросила у своей спутницы, почему они торопятся, та ответила:
– Нас ведь могут преследовать, если узнают, что ладья жриц Богини несёт и другую жрицу. Я не хочу рисковать. Но ты ни о чём не беспокойся. Мы защитим тебя, как я и обещала.
Не беспокоиться Шепсет, разумеется, не могла.
Ими тщательно следила за тем, чтобы даже когда они спускались на берег немного отдохнуть, пока команда ладьи пополняла припасы, жрица Инпут никому не попадалась на глаза. Хека тоже вела себя тихо и осторожно и не отходила от своей подопечной ни на шаг.
Ими отвлекала Шепсет разговорами, рассказывала о жизни при дворе и о том, как девушке понравится в столице при новом Владыке, когда угроза минует. Но от Шепсет не укрылось, что Дельты коснулась та же беда, что и южных сепатов. Как бы её ни оберегали, до собачьей жрицы доносились отголоски чужих разговоров, и собственные глаза не обманывали. Даже в богатых городах в этих плодородных землях за внешним благополучием слышался вкрадчивый шёпот Исфет, чувствовались её отравляющие прикосновения. Враждебность людей, участившиеся беспорядки, когда не хватало воинов, чтобы унять недовольных. И, как ни странно, даже голод. В разговоре жрецов в одном из портов Шепсет услышала, что «излишки» продовольствия свозились в житницы храмов Амона или в Пер-Рамсес, и даже стража уже начинала роптать из-за урезанных пайков. А в следующий сезон ахет[281], как говорили, разлив уже не будет столь щедр. Неужели пробуждающаяся Исфет осквернит даже полноводную Итеру-Аа?
Когда они проплывали белые стены Меннофера, Шепсет очень хотелось остановиться там, посмотреть и убедиться в отсутствии этой стихийной угрозы, но Ими наотрез отказалась.
– Меннофер – крупный город, где полно осведомителей наших высокопоставленных заговорщиков, – веско заметила жрица Бастет. – Я не могу так рисковать тобой. Но мы обязательно вернёмся, когда всё закончится.
«Когда всё закончится» стало любимой присказкой. Шепсет повторяла её про себя, словно молитву, столько надежд скрывалось за горизонтом этих слов. Вот только прежде нужно было восстановить справедливость.
«Ты нужна нам».
«Вернуть память».
«Вернуть истину».
Прислушиваясь к этим голосам, жрица боялась услышать другие, знакомые. Мамин, или наставницы Нетакерти, или даже старика Джедефхора и госпожи Мутнофрет. Она очень хотела разузнать последние новости в одном из храмов Инпу по пути, но и от этой мысли пришлось отказаться: Ими снова убедила лишний раз не рисковать, тем более теперь, так близко к цели.
– Я смогу защитить тебя лишь в стенах нашего храма. Прошу, давай уже скорее доберёмся туда. Боюсь даже представить, кто идёт по твоему следу.
А вот Шепсет хорошо представляла. И знала, что теперь, скорее всего, даже осведомители Таа будут искать её, если чати по-прежнему наблюдал за жрицей и Нахтом. А он, конечно, наблюдал и непременно осудит её излишне смелое решение и нарушение договора.
Ну а что же Нахт? Шепсет боялась за воина, но понимала, что теперь охотничьи соколы устремятся за ней и только за ней. Нахта, наконец, оставят в покое. Но если они с Сети действительно продолжат путь в Западную Пустыню к каким-то дальним гарнизонам, там его могут ждать уже совсем иные опасности.
