Насколько Мартину было известно, за драки в общественных местах арестовывали на несколько суток и обязывали выполнять работы на благо короны или же требовали уплаты штрафа и отпускали на все четыре стороны. Мага мало волновала судьба какого-то там Густава, но себя он считал в ответе за Пьетро. А потому махнуть рукой на участь человека, вступившегося за его подопечного, не мог.

В отделении его, как и ожидалось, приняли холодно. Однако стоило извлечь из-под плаща мешок с призывно звякнувшими монетами и объявить, что пришел заплатить штраф за одного из арестованных, разговор быстро пошел на лад.

– А ну, как, говоришь, звать его? – уже вполне дружелюбно по сравнению с началом разговора спросил круглолицый бритоголовый стражник, сидящий у входа над книгой регистрации.

– Густав… – Март обернулся туда, где за его плечами прятался до ужаса боящийся стражи Пьетро, но мальчишка только пожал плечами: тоже не знал фамилии пострадавшего. – Густав, – повторил маг, вновь повернувшись к регистратору. – Одноногий. Бродяга. Вероятно, дезертир. – Пьетро за его спиной возмущенно ахнул.

– А-а, – протянул стражник. – Так бы и сказал. Есть такой, как же. За мальчонкой как раз пришли, а тот сидит. – Он сверился с записями в толстой книге регистрации, занимающей весь его стол. – Да, сидит. Так… это, – пробежал глазами строки, а затем поднял на Марта недоумевающий взгляд. – Драка в общественном месте, сопротивление при аресте. Штраф – десять золотых. – Март скрипнул зубами, услышав сумму. По правде говоря, он рассчитывал отделаться серебром. – Оно тебе надо, черный? – практически задушевно закончил лысый страж, глядя на мага едва ли не с сочувствием.

И правда, подумал Мартин, надо ли?

– Ведите, – ответил твердо; положил на стол мешочек с серебром. – Пересчитайте. Там около двух золотых. На остальную сумму выпишу чек.

Стражник задумчиво хмыкнул и потянулся к мешочку.

– Господин, – зашипел за спиной Пьетро, – это же целое состояние!

И годы принудительных работ в случае отсутствия денег для оплаты штрафа.

Март невесело усмехнулся своим мыслям: а говорят, что рабства в Реонерии нет.

Лысый тщательно пересчитал содержимое мешочка.

– Верно, – цокнул языком. – Два золотых. – И уставился на Мартина долгим вопросительным взглядом.

Маг не знал, сколько точно у него при себе монет, но видел, как лысый пересчитывал их, передвигая по столешнице толстым указательным пальцем. Там действительно оказалась сумма, равная двум золотым монетам… И еще одна серебряная сверху.

– Я выпишу чек на восемь, – кивнул Март, вновь распахивая полу плаща.

Довольный стражник заскрипел пером в регистрационной книге.

– Присядьте, – получив чек и серебряную монету в свое личное распоряжение, лысый стражник даже решил перейти на уважительное «вы». – Сейчас его приведут… Эй, Ивашка! Веди хромого! Оплачено!

Едва не оглохший от этого ора Мартин скривился и отступил от стола; наткнулся на испуганный взгляд попятившегося от него Пьетро.

– Господин, они же его тут сгноили бы, – отчаянно зашептал мальчик. – За такие-то деньжищи. Вы – наш спаситель.

«Идиот и транжира», – сказала бы Вита. И отчасти была бы права.

В конце коридора послышались громкие шаги и голоса. Лицо Пьетро, глядевшего в ту сторону, вдруг побелело как мел; кадык в ужасе дернулся, и мальчишка, кажется, вообще перестал дышать.

Март обернулся.

– Сюда, вот выход, – любезный стражник провожал двоих: мужчину среднего возраста в дорогом, явно сшитом на заказ сюртуке, украшенном на груди подвеской на золотой цепи, и тощего мальчишку в линялой рубахе. Впрочем, по сравнению с тем, как выглядел Пьетро, когда маг увидел его впервые, этот подросток был откормлен и шикарно одет.

– Я найду выход, – огрызнулся на лебезящего стража мужчина и зачем-то поудобнее перехватил трость с позолоченным набалдашником. Набалдашник был выполнен в форме звезды с острыми краями. У Пьетро на спине Мартин видел очень похожие шрамы.

Март, чуть прищурившись, рассматривал незнакомца с тростью. Тот же сначала прожег взглядом Петьку, а затем с ненавистью и отвращением, от которого прямо-таки перекосило его породистое с тонкими усиками лицо, уставился на мага.

– Так вот кто украл мою собственность! – выпалил запальчиво, шагнув навстречу и приподняв трость, будто собирался ударить. – Черная мразь!

Мартин не шелохнулся. Лысый стражник за его спиной заскрипел пером с особым усердием.

Господин Шельес – а теперь было очевидно, что это был не кто иной, как он, – еще потряс тростью в воздухе и ожидаемо ее опустил. Он же садист, а не идиот, чтобы пытаться напасть на кого-то прямо в отделении стражи. Угрозы – это одно, а нанесение увечий – уже статья и возможная огласка.

Март презрительно изогнул бровь.

– Высказались?

– Еще даже не начинал, – оскалился рабовладелец. – Если ты, черный, думаешь, что я успокоился, то глубоко заблуждаешься. Если Королевский сыск не пожелал ничего делать и трижды отклонил мою жалобу… – Март криво усмехнулся, наблюдая за сотрясающим воздух мужчиной; он и не знал, что тот пытался натравить на него сыск трижды. Выходит, Брэниган даже не стал беспокоить друга по мелочам. – То суд решит по-другому! – Мерзавец снова потряс тростью перед носом мага.

Мерзавец, садист и дурак, напрочь лишенный чувства самосохранения. Если Март не мог из-за серьги испепелить наглеца на месте, то кто сказал, что он не способен одним взглядом расплавить трость в его скрюченных от злости пальцах?

Если бы Мартин любил театральные представления, он непременно так и сделал бы.

Не добившись нужного эффекта, Шельес досадливо опустил трость и направился-таки к выходу.

– Пошел, – толкнул в спину замешкавшегося мальчишку, которого только что забрал из камеры.

Пьетро все это время вел себя просто идеально: тихо, как мышь. Не прятался, не пытался говорить – просто замер и не привлекал к себе внимания. Когда же бывший хозяин проходил мимо, подросток совершил ошибку: отступил к стене, несмотря на то что ширина коридора позволяла разминуться троим.

Шельес вскинул голову, а затем и трость, замахиваясь…

Март перехватил трость, крепко сжал и дернул на себя, заставив ее хозяина пошатнуться от неожиданности и разжать пальцы. А затем с силой разломал шафт надвое о колено.

– Только попробуй ему навредить, и я тебя без всякой магии порешу, – пообещал на полном серьезе, швырнув обломки трости к ногам мелкого усатого человечка, смотрящего на него широко распахнутыми глазами и от шока хватающего ртом воздух.

– Нет, вы видели? – Наконец обретя дар речи, Шельес обернулся к лысому стражнику.

Довольный полученной серебряной монетой регистратор непонимающе моргнул.

– Что именно, господин?

Рабовладелец зло выругался.

– Ты пожалеешь, – с ненавистью бросил он Мартину.

И, впечатывая каблуки сапог в пол, понесся к двери.

Маг проводил его задумчивым взглядом. Пожалеет, он даже не сомневался.

Густав оказался не так стар, как его описывал Пьетро. Впрочем, всем подросткам даже тридцатилетние обычно кажутся людьми преклонного возраста.

Густаву было где-то от сорока до пятидесяти. Однако нестриженые волосы, небритое лицо и чересчур загорелая обветренная кожа добавляли ему лишних пять – десять лет. Вместо ноги у тощего высокого мужчины в залатанной, словно лоскутное одеяло, выгоревшей рубахе действительно обнаружился деревянный протез, в руках – неровно отесанная палка, чтобы опираться при ходьбе.

– Забирайте, – разрешил стражник.

Густав уставился на Пьетро в компании незнакомого ему черного мага, приоткрыв рот от изумления. Разве что глаза кулаками не протер.

– Я же говорил, что у меня самый лучший господин в мире, – высунулся вперед Пьетро.

– Лучше заткнись, – искренне посоветовал маг и обратился к бывшему солдату: – Меня зовут Мартин Халистер, но вам это, должно быть, уже известно. – Он недовольно покосился на Пьетро, и тот на всякий случай нырнул ему за плечо с пристыженным выражением на лице.