– Давай ты просто отойдёшь от алтаря и я не буду стрелять? – миролюбиво предложил Якоб.

– Чтобы убить человека, нужно обладать определённым складом сознания, мальчик. Не твоим, – усмехнулся Кахин и занёс кинжал, медленно разворачиваясь к алтарю, словно Войник не представлял собой никакой угрозы.

Якоб выстрелил. Пуля отрикошетила от базальтовой плиты. Ясмина вскрикнула, когда клинок резко опустился.

«Сейчас!»

Отбросив пистолеты, Войник сдёрнул шнурок с шеи и надел кольцо.

Время замедлило ход, разбивая пространство на тысячи отражений. Каменный пол вспух, взбугрился тёмными венами – словно корни неведомых исполинских деревьев протянулись из-под земли. Над головой больше не было потолка – потемневшее небо, расслаивавшееся, рассыпавшееся, кровоточащее яркими всполохами падающих звёзд. Чужая кровь, чужой страх и мука бежали по чёрным венам земли, и пространство содрогалось, искажаясь.

«Восстань, о Сет. Мои цепи рассыпались, и я иду свободно. В твоём первородном огне моя воля перекована в несокрушимое оружие…»

Голосом Якоба говорил Карнаган. Или то был сам Якоб? Их воля переплелась воедино, и сейчас Войник совершенно точно знал, что должен делать.

Ему показалось, как нечто могучее, древнее обратило к нему свой взор, наделяя его частью своей мощи. Когда пелена темноты захлестнула его, соткавшись в тысячу мёртвых ликов, исторгающих оглушительный безмолвный стон, он вскинул руку. Огненный всполох, точно хлыст, рассёк многоликую тьму.

Смерть обожгла его холодным дыханием, слизывая плоть с костей. У него больше не осталось привычного тела и формы – лишь сознание и воля, которую помогала направить чужая. Липкий ужас сковал восприятие. Он оторопел и забился, точно мошка, погружённая в застывающий янтарь.

«Нет, вы – больше, чем это. Ваша воля – несокрушимое оружие…»

Холод гробниц, закованный в иссушенную плоть, зверь в искажённом облике забытого Бога соткался из тьмы и бросился на него. Чудовище, сплетённое из пламени песчаной бури, прервало его изломанный прыжок. Вихри, сумеречный и алый, переплелись в смертоносном танце, и их боль эхом отозвалась в сердце Якоба, заставила его содрогнуться. Оба Стража знали, что эта битва будет последней и они сокрушат друг друга.

Небо содрогалось в кровавых всполохах. Время мучительно выворачивало само себя. Войник рассёк морок, сумел разглядеть того, кто призвал это…

Тех…

В хрупкой человеческой форме, которой здесь не было места, в мучительном сплаве переплелись две души. И одна брала верх над другой, сминая волю второй словно послушный воск, подменяя её намерение своим собственным.

– Этот бой тебе не по силам, мальчик. И никто не поможет тебе.

За спиной существа распахнулись изломанные крылья. Он вскинул руку, и тёмные щупальца выпростались из-под земли, устремляясь к Войнику в едином сокрушающем ударе.

Карнаган направил его руку, и их слитая воля отсекла мертвенную тьму пламенем. Якоб не успел удивиться – лишь знал, что должен двигаться вперёд. Ослепительные вспышки огня срывались с его рук беспорядочно, хаотично, но этот огонь мог изгнать тлен.

– Старый пёс, ты уже отжил свой век, и нет с тобой тех, у кого ты мог бы взять силу…

Якоб вскрикнул. Казалось, его грудь раскололи, извлекли сердце и разделили надвое. Мучительно рассеклась их связь с Джонатаном Карнаганом, и тени охватили его, повергая, распиная. Если бы здесь у него всё ещё было настоящее тело – его кости раскрошились бы в пыль.

Баргест кровоточил сумраком, бросаясь на тени и отступая. Двуликое создание отбросило его, как расколотую статуэтку, и смерть, разбитая на множество отражений, терзала его, разделяя на части само его существо.

Кахин, потерявший всякое подобие людского облика, потянулся к Якобу – к его руке, на которой горело кольцо из электрума древних.

Тысячи видений разных эпох пронеслись перед ним, и в тот миг с кристальной ясностью Войник осознал, что ничто теперь не будет по-прежнему в самой ткани привычного мира. Вот что когда-то сумел остановить Джонатан… а он, Якоб, не сможет…

Стражи бились насмерть, но когда воля Кахина ослабла и внимание его перешло на Войника, чёрный отступил. Тени, терзавшие Баргеста, схлынули на какие-то несколько мгновений, но этого оказалось достаточно.

Карнаган бросился на Кахина стремительной тенью. Клацнули челюсти, смыкаясь на том, что прежде было запястьем, круша затвердевшие кости. Хриплый вой заставил пространство содрогнуться.

Скрюченная рука уродливым насекомым упала на почерневшую землю. Рука с кольцом…

Якоб дёрнулся, чувствуя, как слабеет хватка, и высвободился. Баргест бессильно осел на землю – в последний рывок он вложил всего себя.

«Мои цепи рассыпались, и я иду свободно. В твоём первородном огне моя воля перекована в несокрушимое оружие…»

Его намерение, точно клинок первозданного пламени, рассекло тьму, протянувшую жадные щупальца.

– Тебе не вернуться к живым! – рявкнул двуликий.

Якоб покачал головой, силясь разглядеть, где переплеталась их сущность и можно ли ещё отделить одного от другого. Осколок вечности, пленивший их, содрогался точно в конвульсиях. Тени бросались на него алчущими чудовищами, и он отсекал их, с каждым шагом приближаясь к врагу… мучительно медленно…

И вдруг воцарилась странная тишина. Шепчущий хор стих. Измученные лики теней отхлынули, и Войник услышал знакомую поступь. Тень страха отозвалась в сердце, но он сделал над собой усилие и обернулся.

Тени клубились вокруг мертвеца послушными псами. Склонившись, он поднял руку Кахина и сдёрнул кольцо.

Подобие плоти облекало его, исцеляя старые раны, сращивая истерзанную иссушенную плоть. И когда утих вихрь, перед Войником стоял живой мужчина, знакомый по видениям Таа-Нефертари.

Зверь, сотканный из песка и пламени, преобразился, и за плечом жреца встала женщина – такой, какой она была когда-то.

Медленно Кахин отвернулся от Якоба, глядя на Стражей с ненавистью, смешанной с отчаянием.

– Ты подчинишься мне, Анх-Джесер, как подчинялся полтора века! Сокруши моих врагов!

Страж надел кольцо-Ключ на свою руку. Его лицо оставалось непроницаемым.

– Довольно ты пытал меня и достаточно сделал моими руками. Ты задержался среди живых, Карим ибн-Аджрад. Упуат открыл путь… ты уйдёшь и обретёшь то, что тобою заслужено…

Тени, клубившиеся у его ног, приняли очертания псов, скалясь, припадая к земле.

– Ты не можешь забрать нас. Мальчик… – Кахин рассмеялся. – Мальчик, избравший мой путь, не несёт бремени моих преступлений…

Его лицо преобразилось, отражая испуг и потрясение настоящего хозяина тела.

– Нет, это не я! – вскрикнул Асир. – Моя жизнь была отобрана у меня!

Анх-Джесер покачал головой и печально улыбнулся:

– Мы оба знаем, какой выбор ты совершал раз за разом с тех пор, как кольцо и моя судьба оказались в твоих руках, Асир бин-Карим…

Чёрные тени-псы набросились на Кахина, терзая обоих, отделяя, разрывая, и в тёмном вихре открывшегося прохода в неведомое сгинули они оба.

Таа-Нефертари опустилась на колени у поверженного Баргеста, обняла его и прошептала:

– Ты свободен, мой добрый друг. Благодарю тебя… и да откроет Упуат сияющие тропы для твоей великой души…

Потрясённо Якоб смотрел, как рассеивается морок, и дух Джонатана обретает великое множество форм, и веер вероятностей открывается перед ним. Это Войник никогда бы не сумел ни описать, ни осмыслить.

Взгляды Стражей обратились к нему. Не было ни страха, ни боли – только удивительное тепло, окутавшее его, сращивающее старые трещины в разуме, обращающееся к самой его сути. Свет, благодарность, сила – всё слилось воедино.

И в этот миг чистой кристальной осознанности он впервые почувствовал, что его путь был не ошибкой, не проклятием, а удивительным даром, и какой бы выбор он ни совершил впредь – всё ему будет по силам.