Руджек склонил голову набок, прислушиваясь. Воины и музыкантши переглядывались в безмолвном разговоре. Шепсет терпеливо ждала, пока эхо проносилось в незримых глубинах тёмных пещер и переходов. А потом улеглось, угасло…

«Того, кого ты ищешь, нет среди мёртвых». Руджек покачал головой. Его голос был не вполне голосом – скорее мыслью, рождённой его присутствием, безошибочно знакомым, но не таким, как он звучал при жизни.

«Нет среди мёртвых», – подтвердили воины и музыкантши.

Это должно было бы вызвать радость и надежду, но Шепсет ощутила и странную лёгкую горечь. Разочарование. Она словно сама внутренне ждала и предвкушала другой ответ – не потому что желала старшему царевичу смерти, нет.

А потому что тогда не пришлось бы выбирать…

Но теперь у неё был ответ для Таа.

Жрица чуть поклонилась, благодаря мёртвых. Девушка уже обещала помочь им, и они знали, видели её намерение. Знали, что Шепсет уже идёт по этому пути. «Вернуть память. Вернуть истину», – как они и просили.

Было ещё кое-что…

«Ты можешь помочь мне услышать Его голос?» – с безумной надеждой спросила Шепсет у Руджека.

Но мертвец лишь смотрел на жрицу тёмными глазами, словно говорил, что ответ был не у него, а у неё самой.

В следующий миг Руджек протянул изувеченную руку, сжал её плечо и чуть потянул девушку, словно желая увести за собой. Его изуродованное лицо исказилось мукой, а рот разверзся в безмолвном крике. Шепсет испуганно распахнула глаза, когда все мёртвые лица вокруг неё стали масками боли и ужаса.

«Смотри…»

«Смотри!»

«СМОТРИ!»

Всё исчезло. Жрица стояла на пристани одна, и прохладная вода лизала ступни. Солнечная ладья опускалась за красноватые горы Западного Берега, заливая всё алой медью. И воды Итеру у её ног тоже казались алыми, словно расплавленный металл. Свет полыхнул красным заревом догорающего заката.

Западный Берег горел в лучах умирающего Атума.

Горел…

Горел!

Шепсет узнала то самое жуткое видение, исполнения которого она так боялась. Жрица вскинула руки, прижав пальцы к губам, не в силах сделать ни шага. Но пространство преломилось само, приблизив её к месту, где девушка страшилась оказаться, откуда хотела исчезнуть бесследно.

Крики, свист стрел, звон оружия. Вспышкой она видела зарево первого неравного боя. Видела защитников, не готовых дать бой, павших, потому что…

… потому что те, кто приходил, были друзьями.

А потом Шепсет оказалась в самом сердце огня, но не ощущала его жар. Языки пламени лизали её, но будто не касались вовсе, не заключали в свои погибельные объятия. Она была гостьей здесь, беспомощной наблюдательницей. Слышала крики и плач, но не могла вмешаться.

Сокрушительная волна чужого горя и страха окатила её, убивая изнутри так, как не могла убить стихия. Ноги подкосились, и жрица упала на колени, беспомощно озираясь. Шепсет видела, как корчились в огне домики, как бежали изломанные, охваченные пламенем фигуры, тянула руки и не могла помочь. Никому не дано было сбежать отсюда, даже ей.

Она боялась вглядываться в лица павших, боялась узнавать тех, кто успел стать ей дорог. Мужчины и женщины, старики и дети, собаки, скот – пламя не щадило никого. И когда огонь – одичавший гость, приглашённый врагом, вдосталь напировавшийся, – улёгся, Шепсет так и не сумела подняться с колен. В наступившей неестественной тишине она не рыдала – хрипло выла, впиваясь пальцами в остывающий пепел. И в тот миг девушке казалось, что она обезумела, что разум её со скрипом рухнул, обрушился, как один из домов гарнизона. Мёртвые кричали, взывая к ней – к единственной, кто слышал их. Молили о справедливости, просили вывести их обратно, не позволить кануть в забвении. «Живы, мы живы, всё не могло оборваться так! Укажи путь, собачья жрица, расставь всё по местам!»

Шепсет вскинула голову. На одной из скал некрополя, примыкавших к гарнизону, стоял отряд – совсем маленький отряд, лишь горстка тех, кто приходил сюда в этот день и равнодушно наблюдал за всеобщей казнью. Жрица разглядела могучего высокого кушита, который выступил вперёд, сжимая лук. И откуда-то Шепсет знала совершенно точно, что именно он пустил первые зажжённые стрелы, давая приказ остальным.

Хаэмуасет, гость командира Усерхата, влиятельный союзник.

Союзник?..

Лицо его не выражало ни скорби, ни злобы – застыло в мрачной маске. И эхом в разуме Шепсет отдавались слова, которых она не могла нигде услышать, но которые имели смысл и вес. Слова, сказанные когда-то даже не ей.

«Мы ведь уже предлагали тебе. Тогда выбор стоял остро, но Владыка был ещё жив…»

«Тебе ведь тоже предстоит решить, где ты и с кем ты, когда новый Владыка вступит на трон. Уже скоро…»

«Ты можешь помочь. Присоединяйся к нам, Усерхат. Подумай о будущем Та-Кемет…»

– Такова участь предателей Пер-Аа! – торжественно провозгласил кушит, обращаясь к своим воинам. А потом, уже тише, добавил, глядя на пепелище: – Тебе просто нужно было занять правильную сторону, мой упрямый друг…

Тьма поглотила их. Шепсет судорожно вздохнула. Она всё так же стояла на коленях, но не среди догорающих углей, а в тёмных свинцовых водах. Мёртвые толпились вокруг, только теперь их стало больше, намного больше! И сокровища слов, которые её память бережно сохранила, осыпа_́лись вокруг неё отголосками воспоминаний.

– Собачья жрица! Собачья жрица! – радостно кричали мальчишки.

Их вёл юный сын кузнеца, хваставшийся, как гостья гарнизона вылечила его. Они приносили фрукты и сладкие медовые соты, и теперь дары падали в тёмные воды, растворяясь хрупкими искрами.

– Ты обещала рассказать страшные истории!

– И научить отгонять Тех, с перевёрнутым лицом! Посмотри, теперь мы тоже видим их, совсем как ты… Ты же поможешь, отгонишь?

Глаза горели от слёз. Она не хотела узнавать знакомые черты в лицах, изуродованных смертью, но память сама надевала на них погребальные маски, смягчая ужас.

Целитель Имхотеп грустно улыбнулся. О, эти его слова она запомнила навсегда.

– Возможно, чтобы выйти к самой себе навстречу, тебе тоже нужно пережить некое значимое событие.

«Хорошим… я хотела, чтобы это событие было хорошим, поймите же вы все!» – пыталась крикнуть она, но ни единого слова не вырвалось.

Шепсет наткнулась на серьёзный и печальный взгляд Садех. Женщина смотрела на неё без осуждения, а в руках сжимала алтарную статуэтку Беса, которую ещё недавно подарила жрице и сказала тогда:

– Смотрю на тебя и думаю: тебя словно гонит какое-то зло…

«Да, зло идёт за мной по пятам, несёт вам беду…»

– Не ты привела его, – возразила Садех на её невысказанную мысль. – Но теперь оно всё же пришло за нами…

Жители гарнизона перешёптывались, и круг сжимался всё теснее. Они осуждали? Роптали? Ждали помощи?

– Не забудь…

– Не забудь о том, что случилось здесь.

– Что случилось с нами…

– …шли за тобой…

– …за тобой…

Шепсет разглядела Усерхата, обнимавшего Садех за плечи. Командир словно растворялся в остальных, сплавленный с ними в единое горе, но его голос прорезался сквозь все их слова.

– Не вини себя, – сказал он. – Ты опасна для своих врагов. Такова цена…

Образы накладывались друг на друга – живые и мёртвые. Смех и голоса сменялись криками боли, воем ужаса. Шепсет звала их, стиснула себе горло, надеясь выскрести хоть тончайший звук, который они бы услышали.

Тщетно.

Голос Имхотепа прошелестел над самым ухом.

«…потому что когда ты вернёшь свою Силу…»