– Вообще лица не видел? – приуныла Гермиона. Она уже думала отвести мальчика в укромный уголок и осторожно проникнуть в его воспоминания на «очную ставку».
– Вообще не видел, – помотал головой Гришка. – Я в кусту сидел. Да и что вам его рожа – всё равно пропал, кого я вам узнать буду? Я вам его со спины узнаю. Белый такой, плечистый…
– Ты, Гриш, не говори пока никому о своём монахе, – задумчиво сказала Гермиона. – А я тебе премию выпишу. В сто рублей.
* * *
– Вы как из монастыря-то уехали, Ева Бенедиктовна? – прищурился местный участковый Дмитрий Сергеевич. – Я всё около ворот вас ждал, Артемида-то совсем издохла, в конюшне монастырской дрыхнуть оставили. Вымоталась, бедняга: насилу очухалась. Так я ждал вас в деревню везти, а вас нет и нет – и никто не видел. Волноваться стал.
– Да, подбросили… – неопределённо махнула рукой Гермиона. Нужно быть осторожнее. – Я же знала, что Артемида устала – вот и не искала её…
– Ладно, это не важно, раз с вами всё хорошо. Значит, так. Машину из области заказали, к вечеру должна быть. Не знаю, как она по этой грязюке доедет, правда… Но к завтрашнему тела должны доставить на экспертизу. Результаты получу – сразу к вам. Нового, значит, ничего не обнаружили. Убийца не оставил никаких следов. Вообще. Земля всюду мокрая, кругом распутица – и ничего. А ведь там дорожки не вымощены, кругом квашня. Правда, натоптали монахи. Тёмное дело. Это во-первых. Машка, то есть гражданка Александрова, вошла на территорию через боковую калитку – её следы обнаружены. В кармане её платья найден и ключ от этой калитки – вероятно, она не впервые проникала таким образом в обитель. А я вот смалодушничал, Ева Бенедиктовна, – вздохнул участковый, – послал Лёшку матери говорить. Сил моих нет в глаза ей посмотреть. – Он помолчал. – Да ещё игумен слёг – сложно старику пережить такие ужасы… И приход в смятении. Я вот думаю, может, им пару мужиков на охрану отправить, из лесорубов-то наших? А то этот монастырь в лесу вообще не защищён. Монахи-то тщедушные, да и скорее вторую щёку для удара подставят, нежели обороняться начнут, коли что…
– Не думаю, что стоит посылать лесорубов, – покачала головой Гермиона. – А то ещё сами лесорубы там всех и перебьют. Видите же, какие события.
– Видеть-то вижу, да не понимаю. Просто мистика. Все как ошалели. Может, это магнитные бури и всё такое? Я по телевизору смотрел.
– Может, и бури, – неопределённо кивнула Гермиона. – Поглядим… Вот Герман вернётся – может быть, следствие продвинется.
– А куда ж он поехал?
– Дмитрий Сергеевич, я вам всё расскажу, если у нас появятся зацепки. Обещаю.
* * *
Зацепок не появилось. Генри возвратился поздно, усталый и недовольный.
– Пора менять к горгульям всю администрацию на местах! – начал кипятиться он после того, как поприветствовал супругу и выслушал её рассказ о местных «страстях». – Где бы, казалось, из политических соображений травить родню Тёмного Лорда! В Дурмстранге! Был оплот черномагических искусств! А тут… Вызверились все, василисками глядят, работать мешают. Будут они слушаться реформы образования, как же! – горячился колдун. – Им бы только закрыться от мира и делать, что не положено. Когда Чёрная магия была «не положена» – они Чёрную магию проповедовали, теперь – у них почти институт благородных девиц! С ума сойти можно.
– Ты что, вообще ничего не узнал? – разочарованно прервала Гермиона.
– Ну почему, узнал. Всё, что нужно. Только мало проку… Родился наш Гавриил в 1930-м году, звать его Аркадием Зотовым. Родом из Саратова. Магглорожденный, прапрадед по матери чародеем был. В школу поступил в 41-м, как раз маггловская Вторая мировая война зацепила СССР. Отец у него тогда уже умер, дома осталась мать и две сестры-магглы. Школа на период боевых действий разрешала оставлять детей не волшебников в замке постоянно, без каникул и летнего отдыха. Хотел мальчик Аркаша бросить учёбу и ехать к матери – мать отказалась, велела сидеть в безопасности. Аркаша заупрямился, пытался даже убежать. Чуть не замёрз – Дурмстранг ведь на севере, а удрал зимой. Нашли, вернули. А потом пришло известие о гибели матери и сестёр. И остался мальчик-сиротка жить в школе до окончания – их тогда таких там особая группа образовалась. Одолел учёбу летом 48-го. Вернулся в свой Саратов – а там уже ничего его не осталось: ни родных, ни имущества. Министерство предлагало субсидию, трудоустройство в магическом мире. Аркадий пошёл гувернёром в богатую семью волшебников. Проработал там четыре года. Мать его воспитанника увлекалась христианской религией, как-то трактовала её с волшебной точки зрения, что-то напридумывала – заморочила парню голову. Решил он быть странствующим лекарем и лечить бедных магглов. Но лечить он мог только с помощью колдовства, и Министерство скоро эту лавочку прикрыло. Тогда Аркадий подался учиться на врача в маггловских учебных заведениях. Но недоучился. Болтал много, несколько раз был неосторожен с магией – взъелись на него и Министерство, и КГБ. Бежал наш герой от последних в далёкую Карельскую республику, а пока бежал – решил стать божьим человеком. Разузнал у местного люда, нашёл небезызвестный нам Очаг Веры, два года пробыл послушником – скрывался от советской власти. А потом взял да и постригся в монахи.
– Это всё тебе в неблагонадёжном Дурмстранге рассказали? – поинтересовалась Гермиона.
– Нет, это я уже в московском Минмагии выяснил, – усмехнулся её муж. – Там же отмечают, что Аркадий Зотов более претензий Министерства не вызывал, волшебством не баловался, вроде как вовсе бросил колдовать. За ним первый год приглядывали – после его бурной биографии с кучей нарушений магической безопасности. Но никаких тревожных звоночков не было – и об Аркадии Зотове благополучно забыли. Ты и не представляешь, сколько мне пришлось поднять свитков, чтобы отыскать эту информацию! Перепотрошил весь архив. Если бы ты не была моей женой, выставили бы меня из Министерства с песней. А так – вежливые все такие, вино с сыром на подносах приносят, улыбаются. А помочь с поисками так никто и не вызвался…
– Бедняжка, – присела к нему на колени Гермиона. – Совсем замучили тебя? Иди ко мне, я тебя поцелую.
– Как тут мои девочки? – спросил Генри, ласково поглаживая живот супруги. – Хорошо себя ведут?
– Она совершенно незаметная, – доложила Гермиона. – Зато я завербовала нам агента.
– Это ещё кого?
– Гришку, сына нашей хозяйки. Точнее, он сам завербовался. Рассказал сегодня интереснейшие вещи.
И Гермиона пересказала историю таинственного «белого монаха».
– Любопытно… Но не мог же он видеть привидение? Во-первых, магглы не видят духов, а во-вторых, сложно спутать призрака с живым человеком. Да и что бы графу делать в лесу, да ещё и наряженным в рясу…
– А был ли граф? – усмехнулась Гермиона. – Или, может быть, граф был, и брат Гавриил прав – но только граф тут ни при чём? И это единственное совпадение – появление графа и появление некоего Белого Монаха. Возможно, этот Белый Монах – волшебник… Он даже мог бы затуманить разум брата Гавриила и внушить ему эти мысли о призраке, узнав, что монах – маг. Чтобы тот отвлёкся на графа и ничего не заподозрил по существу.
– Проще было просто убить, – возразил Генри. – Наш таинственный преступник не скупится на смертные приговоры. А твой Гришка не придумывает?
– Разве что его тоже околдовали. Он говорил мне правду.
– Тебе бы в настоящую прокуратуру, Кадмина, – усмехнулся Генри. – Тёмный Лорд не даст тебя арестовать за нарушение Магического законодательства, зато ты здорово ударишь по маггловской преступности. Следователь, который читает мысли…
– О, перестань. Никудышные из нас с тобой следователи: вторая неделя заканчивается, а мы только материал для анатомического театра насобирали. И ни одной зацепки.
– А Белый Монах?
– Где же нам его искать? Монах канул в Лету. Во всяком случае, Гришка уверяет, что он просто пропал из леса.
– Трансгрессировал?
– Не знаю… Может, и трансгрессировал… А может, это просто паломник какой, который так и пошёл туда, где «ничего нет» – и к нашим убийствам непричастен. Хотя не будем сбрасывать его со счетов. Что делать-то, гражданин следователь? Нужно найти убийцу до того, как родится малышка, – усмехнулась она. – С нашими темпами, у нас не так много времени. Можно, конечно, дождаться, пока тут всех перебьют: и тогда последний, оставшийся в живых, или сам преступник – или мы сможем внимательно следить за ним – и дождёмся появления убийцы.
