– Доброй ночи, миссис Саузвильт, – тихо сказал старик. – Страсти у нас тут сегодня…

– Доброй ночи, брат Гавриил. Ну, что же: вы видели вашего подозреваемого?

– А у вас что, есть и свой, миледи? – в свою очередь спросил монах, прищуриваясь.

– Пока нет, но и вашего я не имела чести лицезреть. Более того, лорд Генри четыре дня не спускал глаз с вашей могилы – а тем временем этот «мистер Уткин», – она закатила глаза, – геройски расправился с окружающими врагами.

– Господь с вами, миссис Саузвильт! Не говорите так под сенью Святой Церкви! – старый человек набожно перекрестился, повернувшись лицом к прикрытым дверям.

– Мы стоим на пороге, – напомнила ему ведьма с улыбкой сожаления. – Нам с вами нужно поговорить, брат Гавриил. Пойдёмте, прогуляемся по окрестностям – у вас тут очень живописно, а уже светает.

Они спустились со ступеней и медленно пошли по боковой аллее в сторону от конюшен. Гермиона – а нашей героиней всё еще является она – подала монаху руку, но тот учтиво покачал головой.

– Я не должен бы и говорить с вами, миссис Саузвильт. Я ушёл от мира и весь принадлежу теперь только Богу.

– Мир добрался до вас и здесь, брат Гавриил. Ваш мир.

– Давайте не будем опять начинать этого разговора, – смиренно попросил старый монах. – Я родился волшебником, но это не помешало мне прийти к Господу. Вы знаете мои правила и убеждения.

– Я не всегда уверена в этом, брат Гавриил. Вы больше сорока лет не прикасались к волшебной палочке, однако нашли необходимым при первых же своих неясных подозрениях написать в Министерство магии. Мне это не понятно.

– О, но это не подозрения, мадам, это твёрдая уверенность! – горячо возразил её спутник. – И уж коли Бог привёл меня в эту обитель, возможно, именно мне Он судил спасти её от бесчинств того, кого никто здесь не может ни остановить, ни увидеть.

– Вы несказанно правы, брат Гавриил, – ласково прервала его Гермиона тоном, дающим право подозревать всю полноту холодного сарказма, – именно в этом проблема. Кроме вас, его никто не в состоянии увидеть – даже другие волшебники. А убийства тем временем продолжаются.

– Но ведь сегодня никто не следил за могилой?

– Перед убийством Уткиных – следили. Вы же не станете убеждать меня, что этот случай не имел к графу никакого отношения и был простым совпадением? Позвольте не поверить в то, что в этой мирной деревеньке на пятнадцать домов возможны подобные случайности. Иначе это уже не призрак графа, а Содом и Гоморра, Перст Божий.

– Кто знает, миледи, почему земля всколыхнулась, чтобы освободить этот призрак. Господь всесилен – и он посылает нам испытания.

– Так почему же вы не сразились с графом, раз вам послано испытание? – с лёгкой тенью насмешливости спросила Гермиона.

– Миссис Саузвильт, я чернец – пред лицом смерти я вознесу свою мольбу Богу, но не прибегну к колдовству во спасение своего бренного тела. Однако я и не безумец. Когда на моих глазах призрак разит неповинных…

– Так ли они неповинны, если это Перст Божий? – пожала плечами Гермиона. Они шли по усыпанной листвой аллее; уже совсем рассвело. – Вы немного запутались в своих убеждениях, брат Гавриил. Я не стала бы смущать вас этим разговором, хотя мне и интересно понять вашу психологию, однако должна спрашивать в интересах дела, ради которого вы же позвали меня сюда. Я не полицейский, то есть, простите, не милиционер, – скривилась колдунья, – чтобы искать маньяка, и не психоаналитик для местного люда. Я прибыла сюда помочь магглам в борьбе с кровожадным призраком – но призрака нет, а кровь тем не менее продолжает литься.

– Вы усомняетесь в моих словах? – остановился брат Гавриил. На аллее было ветрено, раннее утро после дождя выдалось очень холодным. Гермиона поёжилась.

– Я просто не нахожу им подтверждения, – тихо ответила она.

– Но, дочь моя, вы не видите света, который бьёт вам в глаза! – горячо возразил её спутник. – Сегодняшнее несчастье! Посмотрите, с какой яростью и ненавистью растерзана эта юная особа! Над её честью надругались, а потом изуродовали её тело. Нужно было ненавидеть, чтобы так убить! Вы же читали историю графа Сержа, которую я вам передал – его дочь была примерно того же возраста, и она тоже была вовлечена в противоприродную связь! А за свою смерть он должен был её возненавидеть!

– Вы дали мне книгу, вы видели призрак, – медленно и задумчиво, как будто сама себе, сказала Гермиона, глядя монаху прямо в глаза, – вы написали в Министерство…

– Но, миссис Саузвильт, я не понимаю ваших сомнений, – развёл руками инок, и лёгкая улыбка промелькнула на его тонких губах. – Вы подозреваете меня в этих ужасных убийствах? Но зачем мне, волшебнику, писать о них в Министерство магии и взывать о помощи? Магглам никогда не уличить меня, будь я виновен и возжелай сокрыть это. Или вы полагаете, что я ввожу вас в заблуждение неосознанно? Но кто же, простите, в таком случае совершает все эти ужасы? К нам многие годы не приезжало никаких новых лиц, здесь не было иных событий, кроме землетрясения и обнаружения останков графа Сержа. Кроме меня, здесь нет ни одного волшебника.

– Да, но ведь во всех случаях, кроме сегодняшнего, преступления очевидно совершены местными жителями. Вероятнее всего, мы обнаружим и того, чьими руками были убиты нынешние жертвы. Но только ли руками?

– Помилуй Господь, вы что же, верите в такой страшный ряд совпадений? И что же это, бурное помешательство? Всё равно это магическая проблема, даже если предположить, что мне трижды померещилось привидение!

– Успокойтесь, брат Гавриил. Я же не хочу вас обидеть, – примирительно сказала Гермиона. – Я пытаюсь понять. Вы сказали: трижды? Значит, сегодня ночью вы его не видели?

– Сегодня я был на Всенощной, миссис Саузвильт, – холодно сказал старик. – Мне жаль, что и брат Алексий не провёл ночи со мной и Господом. Всевышний покарал его за блудливость!

– В таком случае ваш главный подозреваемый – не граф, а сам Бог. И мне следовало бы заняться им.

– Миссис Саузвильт! – гневно крикнул старец. – Я помогаю вам, я сам обратился к вам за помощью! И я не требую от вас веры, я не веду перед вами проповедей! Но извольте не богохульствовать во Святой Обители и не хулить имя Господне в моём присутствии! Иначе между нами будут окончены всякие сношения. Возможно, вы правы – Господь не просто так освободил этот дух возмездия, и карает тот не просто так. Прелюбодеяние, неуёмные возлияния… Мы не знаем всего о жизнях других жертв, грехи есть у каждого. Мне, возможно, не стоило вмешиваться.

– Если грехи есть у каждого – значит, можно убивать всех? Ещё три года назад за подобные воззрения Магическое сообщество преследовало людей – вероятно, небезызвестных и вам, – которым подобное мнение присуждалось. И будет преследовать вновь, коль скоро опять повторятся подобные события. Неужели вы, монах, сетуете за террор и массовые убийства – коль скоро грехи имеются у каждого?

– Прекратим этот спор, дочь моя. Он не приведёт нас к добру. Я отвечу на ваши вопросы по делу, если они имеются, но я не намерен вступать с вами в теологические дискуссии.

– Я задам вам свои вопросы завтра, брат Гавриил, – после паузы ответила Гермиона. – Полагаю, их будет немало.

И с этими словами она трансгрессировала, невзирая на гнев старого монаха.

– Господь простит мне то, что я позвал сюда эту женщину, – прошептал он, оставшись один. – Господь простит ей все её грехи и все её греховные помыслы. И да освободит Он нас руками её от безумия, нас охватившего!..

* * *

За последние пять лет Гермиона Грэйнджер изменилась до неузнаваемости. Можно даже смело заявить, что Гермиона Грэйнджер перестала существовать.

Ведьма, которая недавно возвратилась из Святониколаевского монастыря и сейчас завтракала с деревенскими лесорубами в саду их дома, где временно остановилась, – урождённая Лестрейндж, воспитываемая как Гермиона Грэйнджер, а ныне – леди Кадмина Саузвильт. Пять долгих лет назад, перед последним курсом обучения в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс», она наконец узнала о своём истинном происхождении. А вскоре лишилась всех иллюзий и изменилась уже тогда – кровь взяла своё, подстёгиваемая силой серебряного кулона-Хоркрукса, да и «учителя» попались хорошие. За непродолжительное время Гермиона превратилась, по своим старым меркам, в чудовище. Но она уже более не пользовалась такими критериями, она иначе посмотрела на всё, что знала до тех пор. На всех, кого знала.