— Мой сын объявляется наследником, Сейм это подтверждает. Я беру в советники кроме иезуитов двух человек, на которые укажут рокошане. Но от войны с Карлом, я не отказываюсь. Он забрал мое — Швецию, — выставил условия Сигизмунд.

Через два дня на промозглой польской земле выставляли шатер, ставили стол и проверяли правильность подачи блюд, а так же в арсенале посуды были тонкие глиняные кувшинчики, на случай того, что договаривающиеся стороны решат, по древней шляхетской традиции, разбить кувшины на своей голове в знак уважения собутыльникам.

И они договорились. Не было ни для кого уже секретом, что Россия и Швеция пошли на соглашение и тогда вопрос о войне со шведским Карлом рокошанами снимался. Нельзя идти на заключение мира с тем, кто начинает дружбу со злейшим врагом. А для польской шляхты именно зарвавшиеся московиты — главные враги, теперь так. И даже в меньшей степени сочувствовали Вишневецкому, земли которого подверглись разграблению, чуть больше сопереживали Ходкевичам за погром в Быхове, не столько за город, но, главным образом, за пушечную мастерскую. Более остальных жалели Яноша Радзивилла, жену которого своровали. А сам Янош повсеместно только и делал, что демонстрировал скорбь и гнев, вспоминая своих пассий в Несвиже и Вильно, но меньше всего жену.

— Сейм увеличит на год финансирование кварцевого войска вдвое. Будет объявлено Посполитае рушание, наследником Владислава, сына Вашего, признаем, но вольности все сохраняются, а так же вводится запрет на дробление земельных владений, — подводил итоги переговоров Янош Радзивилл.

Теперь спешно отправятся посыльные в империю, к императору Матвею, чтобы нанять как можно больше наемников и купить, если будет возможность, пушки. Потеря Быховской мастерской — это утрата одиннадцати готовых орудий и еще немало заготовок для других пушек. Нужна компенсация. И не позднее начала мая, когда уже точно просохнут дороги, будет война и московиты сильно пожалеют обо всем, а их дети либо умрут, либо выработают привычку гнуть спину, как только услышал польскую речь.

Глава 14

Исфахан

22 ноября 1606 года

Столица Сефивидского государства Аббаса Великого не просто впечатляла, она завораживала и вырабатывала комплексы неполноценности практически у всех гостей, которые посещали новую персидскую столицу. Добиться такого величия и великолепия было не под силу русским правителям, да и европейцы оставались пока очень далеки от того, чтобы сравнивать свои города в красоте, чистоте и убранстве с персидской столицей. Мосты, сады, парки, пестрящая великолепием архитектура десятков медресе и мечетей. И многое из всего этого построено за чуть более пятнадцать лет.

Михаил Игнатьевич Татищев задавался вопросом: что же такое Севивидское государство. Это держава, которая претендует на первенство среди стран Востока? А не захочет ли великий шах распространить свое влияние на русские земли? Астрахань выглядит очень привлекательным трофеем в полномасштабной войне.

Русский посол изучил, насколько это было возможно, личность великого шаха. Главное, что он понял, так то, что России нужно было соглашаться на союз с персами несколько лет ранее, но тогда был голод, а Аббас в упорной войне победил осман, воевать с которыми считало сродни того, как таранить кораблем скалу. Но, оказывается некоторые корабли столь прочны и удачны, что могут и скалы превращать в труху.

Восхваленный своими слугами и даже врагами, Аббас, создав личную гвардию и наведя порядок в стране, наверняка, считал, что теперь-то уже ему союзники не нужны, сам со всеми проблемами справится. И ведь недалек от истины.

Слабого всегда бьют, это то, что не требует доказательств, впрочем, как раз таки их в истории полно. И тогда ослабленную Российскую империю, пусть и заявившую, сменой названия державы, о величии, персы могут раздавить. Им это не особенно нужно, но и союзы не к чему теперь.

Безусловно, перед тем, как отправится в посольство к персидскому шаху Аббасу, Татищев изучил историю, все, что только можно о дипломатических отношениях двух государств. Мало того, он нашел некоторых людей из тех, кто был в посольстве Григория Васильчикова, в последнем и самом удачным посольстве. И Михаил Игнатьевич недоумевал, почему не был заключен союз между двумя, на тот момент мощными государствами, ибо и Московское царство казалось несокрушимым. Но, не сложилось, и теперь именно Татищеву придется прокладывать дорогу к союзу Москвы и Исфахана, но ранее протоптанная тропинка, заросла быльем и высокой травой.

Еще до приезда в персидскую столицу, Татищев, оставив большинство своего обоза и, тем более, дары персидскому шаху, посетил кочевья калмыков и башкир.

Это были сложные переговоры. Опять же, Россию посчитали ослабевшей и Михаилу Игнатьевичу прямо и несколько с вызовом заявили и калмыки и башкиры, что допускают случаи, когда наиболее буйные молодые воины решат пограбить некоторые русские земли. Они, старейшины, видите ли, не могут сдержать напор молодости и образумить бунтарский дух молодежи.

Ясно было и без уточнений, что Россию будут пробовать на прочность. Башкиры, которые официально уже подданные русского царства, и калмыки, которые все пребывают на земли, пограничные русским, или же и вовсе объявленные Россией своими, не решаться на открытое противостояние, оттого и солому стелют, дабы, в случае чего, было не больно падать. Обвинят молодежь, выставят какого старейшину злодеем, и все, остальные не причем.

— Уважаемый, Сарданбек, — обращался тогда Татищев к одному из старейшин башкир. — Мой государь-император будет рассчитывать любой набег, любого вашего рода, как войну со всем племенем. Если такие мудрые и сильные старейшины, как ты, уважаемый Сарданбек, не могут своим опытом и мудростью обуздать порывы молодости, то русские войска придут к вам на помощь, а казаки в деле воспитания и уразумения молодых воинов подсобят.

— Но ты, уважаемый Михаил Игнатьевич, пришел просить наших воинов. Как может государь присылать войско, чтобы обуздать бунтарскую молодость нашего народа, если ему не хватает воинов для иных своих нужд? — усмехнулся Сарданбек.

— Твои воины могут на быстрых конях догонять врагов нашего государя. Но ты и уразумей, что у моего государя много врагов и он со многими уже расправился. Только перед моим отъездом снимали с кольев последних казненных. Колья освободись, хотя в России много леса, а врагов все меньше, хватит всех посадить на заостренные бревна, чтобы перед мучительной смертью осознать ошибки, — Татищев сверкнул злыми глазами.

Михаил Игнатьевич стал настолько злым и безразличным к смерти, что без сомнений шел на обострение, пусть оно и закончится полным разгромом русского посольства… хотя какое посольство может быть у своих же подданных. Но успешные переговоры, будь то башкиры или калмыки — вот залог того, чтобы Татищев вновь оказался нужным государю и своему Отечеству. Быть в забвении — вот худшее, что может быть. Или нет? Уйти в забвение после предательства еще хуже? Мстиславские, Воротынские и другие, кто бежал к ляхам — они предатели и о них уже забывают. Татищев так не хотел, оттого, либо он умрет героически здесь, и царь не посмеет трогать его семью, либо договорится.

— Ты смелый человек, Михаил Игнатьевич, я уважаю смелость, но не безрассудство, не говори того, что перестанет быть смелым, но станет безрассудным, — усмехнулся старейшина.

— Безрассудством было бы не подчиниться воле государя. Ваши кочевья находятся в том числе и на богатых землях, которые могут обрабатывать крестьяне, или на которых возникнут остроги и государевы и казацкие, с пушками и пищалями. А еще на ваши земли придут касимовские татары. Им мало просторов в Касимове, могут выгулять своих коней в ваших кочевьях, -пошел на откровенные угрозы Татищев.

— Если такое было возможно, разве уже не случилось бы? Мы даем не так много ясака, чтобы быть ценными для царя. Потому, я думаю, что у Московии нет столько сил, — не слишком уверенно отвечал Сарданбек.