* * *

– Ну, дорогая, скажи «мама», – Гермиона сидела на ковре перед малышкой и прятала за спину её любимого плюшевого кролика, – и мама отдаст тебе Тото!

– Мама! – прошипела Генриетта.

– Ну, милая, скажи это так, как я.

– Мама – смешная! – снова зашипела Генриетта и засмеялась. – Дай!

– Моя госпожа слишком переживает, – прошипела свернувшаяся рядом кольцами Алира.

– Дай! – вторила ей малышка и захлопала в ладоши. – Алира – хорошая! Скажи ей! Мама расстраивается.

– Маленькая госпожа должна стараться говорить так, как люди.

Етта состроила недовольную рожицу и, плюхнувшись на ручки, быстро поползла вокруг Гермионы, хватая своего кролика.

– Тото молчит, и его все любят! Я тоже буду молчать! Мама говорит много непонятных слов, хотя может говорить понятно!

– Что она хочет? – не выдержала сидевшая рядом Джинни. – Переведи!

– Говорит, что на парселтанге все слова понятные и что она вообще будет молчать, раз мы такие вредные, – простонала Гермиона. – Ну что же это такое?!

– Тото хочет кушать, – зашипела Генриетта. – Мама, покорми Тото!

– Мама покормит Тото, если Етта попросит по-английски.

– Что? – несколько раз хлопнула ресницами малышка и вопросительно посмотрела на Алиру.

– Не знаю, – прошипела змея в ответ. – Вероятнее всего, она хочет, чтобы вы сказали что-то по-человечьи.

– Алира, скажи маме, что она вредная! – досадливо хлопнула ручками по полу Генриетта. – Вредная, вредная мама!

– Вредная Етта! – в сердцах прошипела молодая ведьма.

– Мне нужен переводчик!!! – взорвалась Джинни Уизли, вставая с дивана. – Это просто дискриминация!

– Вирджиния весёлая! Смотри, она сейчас обрадуется, – зашипела малышка Алире, и, осторожно поднявшись на ножки, пошатываясь пошла прямо к Джинни.

– Великая Моргана! – просияла рыжая ведьма, кидаясь к ней. – Моя умничка!

– Вирджиния, покорми Тото! – замахала руками девочка. – Ам! Тото! – добавила она потом по-английски.

– Аааа!!! – подскочила Гермиона. – Она разговаривает! Разговаривает!!!

– Мама – странная, – задумчиво прошипела Генриетта, которую Джинни подхватила на руки, – если «ам», – она опять с трудом выдавила это слово по-английски и взмахнула ручками, – ей кажется понятнее, чем всё остальное…

– Что ты смеёшься? Гермиона! – негодовала Джинни. – Что она сказала? Гермиона! Даже твоя змея, кажется, хохочет! Это нечестно!!!

* * *

Робби чувствовал, что что-то не так. Его всё неотвязнее преследовало это неприятное ощущение.

Бедный парень не знал, в чём постоянно ошибается. Он всё время ломал голову над этим и только сильнее запутывался.

Гермиона снова неуловимо изменилась. Если после их первой ночи она стала фальшивой, то теперь появилось ещё и какое-то ожесточение, агрессия. Она избегала встреч и то и дело пропадала куда-то из дома одна, оставляя ребёнка с матерью или Вирджинией.

Ещё Робби очень не нравилось, что Гермиона не подпускает его к дочери. Она неизменно придумывала причины, по которым они не могут куда-то ходить вместе и бесконечные поводы увести Етту из помещения, в которое попадал сосед. По словам матери, то же самое делала и миссис Грэйнджер со своей подругой. Правда, сейчас она много работала и не так часто виделась с миссис Томпсон – но, если раньше они постоянно сюсюкали с малышкой, то теперь Стэфани видела Етту лишь несколько раз и то мельком.

Робби тщетно искал возможные причины такого странного поведения своей девушки. Недоверие? Дурное влияние? Но какое же он может оказывать дурное влияние на полугодовалую девочку?

Гермиона знала, что его это волнует. Но тут уж действительно не могла ничего поделать. Етта мало того, что слишком быстро развивалась, так ещё и стала говорить исключительно на парселтанге, нехотя и с трудом выжимая из себя при необходимости отрывочные английские слова. В таком состоянии ей никак нельзя было контактировать с магглами.

С ней и волшебникам-то приходилось нелегко. Джинни не понимала парселтанга, Алира не понимала слов Джинни, Етта не всегда разбирала английский и вовсю болтала со здоровенной Королевской Коброй, доводя миссис Грэйнджер до инфаркта, а младшую Уизли – до зубовного скрежета. Понимавшая всех Гермиона, вся затурканная своими проблемами, злилась из-за того, что её донимают просьбами о переводе; а ещё потому, что Джинни, несмотря на языковой барьер, не считала, что с Еттой творится что-то неправильное. Скорее она злилась оттого, что не может понимать змеиную речь сама.

Алира тоже проблемы не находила. А мистер и миссис Грэйнджер боялись спорить с дочерью или указывать ей на ненормальность ситуации и тоже в результате поддерживали Джинни, уверяя, что всё в порядке и что в этом возрасте дети вообще не говорят, а так есть возможность понимать, чего хочет их внучка.

Всё это раздражало Гермиону. Она принципиально не разговаривала с Еттой на парселтанге, считая, что не нужно поощрять подобное отклонение. И в результате глупо завидовала своей собственной змее, которая постоянно болтала с Генриеттой.

– Какой к скандинавскому лешему парк, Джинни?! – злилась Гермиона как-то вечером, наворачивая круги по своей спальне. – Если она шипит?!

– Чай не средневековье, на костре не сожгут, – не сдавалась рыжая ведьма. – Ребёнку нельзя постоянно сидеть в доме, ты даже во двор её редко выносишь из-за соседей!

– Я виновата?!

– Нет, я! – взорвалась Джинни. – Ну, шипит ребёнок! И что?!

– Вирджиния Уизли, даже я, воспринимающая смысл её слов, понимаю, что это выглядит дико! И бросается в глаза!

– Так давай её теперь держать в доме до совершеннолетия! – всплеснула руками младшая Уизли.

– Я надеюсь, что это, как вы все меня убеждаете, пройдёт!

– Разумеется, пройдёт! Ты же разговариваешь по-английски! И милорд тоже. И вообще змееусты как-то учатся говорить на человечьем языке.

– Ни у меня, ни у mon Pére в детстве не было возможности с кем-то общаться на парселтанге! Зато Гарри рассказывал, что в воспоминаниях, которые ему показывал Дамблдор, Морфин Гонт, к примеру, почти не говорил по-людски! Потому что у него в семье и так можно было общаться, а других людей он дичился.

– Именно поэтому ты собираешься запереть Генриетту в четырёх стенах? – победоносно спросила Джинни.

– Химерова кладка!!!

– Противоречишь сама себе, – безапелляционно перебила подруга. – Ей нужно побольше контактировать с теми, кто не может её понимать вообще. Кто не знает даже основ легилименции и не владеет парселтангом. То есть с другими детьми или магглами.

– Другие дети и магглы разбегутся от неё в ужасе, – холодно сказала Гермиона, чувствуя жжение в глазах. – Даже родители-волшебники не будут приветствовать общения своих чад со змееязычной ведьмой. А то ты не знаешь, как к этому относятся!

– Относились.

– Проклятье! В любом случае сейчас речь идёт о маггловском парке! И прекрати делать из меня виноватую – без тебя тошно.

– Отделение поликлиники сразу налево, – вежливо улыбнулась пухлая блондинка, восседавшая за столиком с табличкой «Справки». – Проходите, вас ожидают. Целитель Армандо Аватикус. Свернёте сразу в первый боковой коридор. Комната 11-32.

– Благодарю, – кивнула Гермиона, и они с Джинни и дремлющей в коляске Еттой направились в указанный коридор нулевого этажа больницы святого Мунго.

Ярко освещённое искусственными окнами пространство выглядело очень уютно. Здесь ожидали несколько женщин с детьми разного возраста, то и дело в спешке пробегали целители в лимонных халатах, воздух благоухал нежным ароматом тёплого молока и мёда, а в дальнем конце помещения виднелся большой детский манеж, около которого дежурила симпатичная молодая ведьма, присматривавшая за малышами.

Гермиона и Джинни свернули налево и оказались в широком пустом коридоре с рядами диванов и пронумерованными дверями кабинетов детских специалистов. В нужной комнате их встретил улыбчивый сухопарый целитель, сразу рассыпавшийся волной любезностей.