– Ты потеряла? – спросил он спокойным ровным голосом.

Звук застрял в горле Тильды, и она просто кивнула, готовясь к тому, что вот-вот будет схвачена могучей рукой и обвинена в краже.

– Держи! – Звездов подал ей ключ и начал подниматься на крыльцо, с которого она только что спустилась. На последней ступени он оглянулся и произнес изменившимся от волнения голосом:

– Удачи вам, ребята!

После чего гигантскими шагами устремился к дверям и через мгновение скрылся за ними.

16. И будет война…

Выпуская на волю песню-заклинание, Виола думала о маме – о настоящей маме, той женщине, которая подарила ей жизнь и передала часть своего дара. Скоро они встретятся, пусть и ненадолго, – потом мама отправится в то место, которого заслуживает, в светлый мир. И пусть она уже не человек, а бесплотная душа, но Виола не сомневалась, что узнает ее в любом облике.

Скоро. Совсем скоро!

Каменный великан приближался. Виола чувствовала, как дрожит ледяной пол Лунного чертога под его ногами, видела, как темная громада надвигается, вытесняя собой клубы пара, слышала, как хрустят, ворочаясь, его каменные суставы.

Божена, державшая на руках полудохлое существо по имени Мортем, и Осдемониум, вновь «снизошедший до людей» тем, что уменьшился в размерах, наблюдали за процессом из-за спины Виолы. Мортем шипел, как порванный шланг, точнее, шипение доносилось из-под хламиды, наброшенной на нечто с невнятными очертаниями, и увидеть, кто или что там прячется, Виоле пока не удалось. Из-за отсутствия слуха, зрения и голоса, которые вернулись к ней лишь после того, как разговор между Блаватской и ее двумя мистическими собеседниками закончился, Виола даже не знала, как и с какой целью появился этот Мортем. Но, несмотря на хилый вид, он пугал ее больше, чем Осдемониум, брызжущий чернотой из глазниц и высекающий острием меча искры изо льда. Вид шевелящейся хламиды вызывал у Виолы чувство обреченности: казалось, стоит распахнуть полы, и разверзнется прожорливая бездна, способная втянуть в себя весь мир. Виола старалась на нее не смотреть, но хламида странным образом так и притягивала к себе ее взгляд.

Мортем продолжал раздраженно шипеть. Блаватская покачивала его на руках, точно капризного ребенка, поглаживала капюшон, похожий на полуспущенный воздушный шарик, и ласково приговаривала:

– Еще чуточку терпения. Они все получат по заслугам: и твой стервец, и моя мерзавка, и остальные.

Виола не понимала, о ком говорит Божена и чего добивается. Блаватская не оставила ей выбора, пригрозив отдать ее в руки злой колдуньи в случае, если она откажется призвать Каменного великана и направить его в пекло, чтобы потревожить спящего демона с огненным взглядом.

– Знай, что песня-заклинание, которой ты обладаешь, была когда-то украдена у могущественной ведьмы Лоухи, правительницы страны Похьолы, земли которой простираются по эту сторону Барьера! – сообщила ей Божена, когда Виола начала сомневаться в благих намерениях своей спутницы и поинтересовалась, действительно ли та была подругой ее родной матери. – Лоухи жаждет вернуть себе дар, что находится сейчас в тебе, и поверь, как только она до тебя доберется, тотчас растерзает твое тело на кусочки, чтобы извлечь его. Именно так она и поступила с твоей матерью! Лоухи не могла до тебя дотянуться, пока ты была в мире людей, но здесь тебе от нее не скрыться, если лишишься моего покровительства. Сама погибнешь и мать не спасешь! – Гнев, огнем полыхнувший в лисьих глазах Блаватской, сменился хитрым блеском. – Будь умницей, это гораздо лучше, чем вечные муки. Потом еще будешь меня благодарить.

Пещерные своды с треском расходились в стороны, принимая огромного гостя: Лунный чертог подстраивался под габариты Каменного великана. «Наверное, подобных гостей-гигантов здесь еще не бывало», – подумала Виола, глядя, как каменное тело сшибает на своем пути ледяные наросты, и те крошатся под каменными ступнями, превращаясь в ледяную пыль.

– Он тут мне все разломает! – послышался за спиной недовольный голос Осдемониума.

– Подумаешь, ледышки! – фыркнула Божена. – Если хочешь, потом прикажу ему отстроить для тебя новый замок и еще одну темницу.

– А вот это дело! Надо бы обмозговать.

«Похоже, Блаватская решила, что и дальше будет распоряжаться мной и моим даром», – с грустью отметила про себя Виола.

Песня все еще лилась из нее непрерывными гласными звуками, заклиная Каменного великана исполнять ее волю.

– Он пришел! Хорошо, очень хорошо! – с восторженным придыханием воскликнула Блаватская. – Пусть теперь откроет врата в пекло!

Вратами служил круглый люк в полу: черный диск размером с небольшое озеро поблескивал, точно мутный вороний глаз, выпирая на молочно-белом льду, устилавшем пол Лунного чертога. Густой пар валил от люка клубами, расползаясь во все стороны. Что-то темное двигалось в этих клубах – скорее всего, те существа, которые утащили Марка в пекло.

Повинуясь песне-заклинанию, гороподобный колосс опустился на одно колено, коснулся пальцами края люка, сдвигая его в сторону, и в том месте вспыхнула алым узкая щель. Из нее повалил черный дым, послышались далекие голоса – жуткие крики и злобный хохот. Запахло гарью.

Виола съежилась от ужаса, но продолжала тянуть мелодию. Осталось немного: сейчас Каменный великан шагнет в пекло, приподнимет на миг веко демона с огненным взглядом, а потом вернется назад. На этом его миссия будет выполнена. Если Блаватская не врет, то душа матери Виолы сможет покинуть пекло вместе с великаном, ведь она наверняка узнает его и сможет попросить, чтобы он помог ей выбраться.

Черный всполох пронзил пелену пара и с металлическим звоном вонзился в край люка, задвинув его обратно. Алая щель исчезла. От неожиданности Виола сбилась и замолчала. Осдемониум удивленно крякнул. Блаватская вздрогнула, Мортем соскользнул на пол и завозился под тканью хламиды.

В воздухе пронесся еще один всполох, нечто вроде черной зигзагообразной молнии, подвижный, но твердый, как сталь. Он ударил в лед рядом с Мортемом.

– С-стервец-с-с… – донеслось из-под хламиды. Капюшон приподнялся и стал похож на сгнивший гриб.

Из клубов пара выступил человек, в котором, на первый взгляд, не было ничего сверхъестественного, хотя метать молнии кроме него было больше некому: рост чуть выше среднего, худоват для атлета, но не тощий, темно-русые волосы до плеч, строгие темно-синие брюки, белая рубашка – вид как у прилежного студента, хотя он и казался немного старше этого возраста.

Это был Вольга. Виола ошарашенно вглядывалась в знакомое лицо, не до конца уверенная, что не ошиблась. Нет, точно Вольга, – разве что, золотого «обода» на лбу не хватает, но остался красный отпечаток, словно «обод» только что сняли.

– Всем привет! – Вольга вскинул руку и отдельно кивнул Виоле. – Рад, что с тобой все в порядке. Ну, да с таким защитником вряд ли тебе что-то угрожает. – Он покосился на Каменного великана, безвольно свесившего руки вдоль тела в отсутствии указаний. – Скажи ему, пусть он тебя прикроет, пока я буду разделываться со всякой нечистью.

– С-стервец-с-с… – Мортем вновь зашипел, рукав его хламиды взметнулся, провисая посередине, из его недр выплеснулось что-то черное и, разбрызгавшись, запятнало лед у ног Вольги грязными кляксами.

Парень запрокинул голову и расхохотался, а потом спросил с издевкой:

– И это все, на что ты способен? Да я уничтожу тебя одним выстрелом!

– С-смеш-шно… – Внутри капюшона глухо заклокотало. – В тебе – моя с-с-сила.

– Во мне моя сила, которую ты отравил! – возразил Вольга, вскидывая подбородок. – И я пришел сразить тебя твоим же ядом!

– С-с-стреляй!.. – Мортем поднялся на ноги, если таковые, конечно, у него имелись, и распахнул полы своей хламиды. Внутри было пусто. То есть, совсем. Даже задняя часть хламиды, которая была видна снаружи, внутри отсутствовала.

«Вот она, черная бездна!» – ужаснулась Виола.

Вольга сделал бросок рукой. С пальцев сорвалась черная молния, влетела внутрь хламиды и исчезла. Мортем, состоящий, как выяснилось, из хламиды и пустоты, слегка покачивался из стороны в сторону, но точно так же он вел себя и до выстрела. Казалось, что удар молнией не нанес ему никакого ущерба. Зато Вольга вдруг захрипел, упал на колени и уперся руками в пол. Черные кляксы на льду зашевелились и, точно пауки, проворно взбежали вверх по рукавам рубашки. Наверное, они кусались, потому что Вольга отчаянно захлопал себя по телу, и на белоснежной ткани проступили черные пятна, словно места укусов на нем сочились черной кровью.