А она предала. Габриэль Делакур была любовницей Волдеморта. Одной из главных. Можно даже сказать единственной официальной.

И Гермиона терпеть не могла её за то, что эта малолетняя выскочка, казалось, заняла место Джинни.

Она, к счастью для себя, а, возможно, и для Габриэль тоже, никогда ничего не преподавала этой колдунье. Когда Гермиона начала работать, мисс Делакур уже была семикурсницей, и в её расписании не стояло предметов мадам Малфой. Впрочем, она в них и не нуждалась.

Габриэль владела окклюменцией и легилименцией в совершенстве – и этим ещё больше бесила Гермиону. Потому что уже на седьмом курсе она была любовницей её отца, потому что её сознание, её мысли и её душа оставались для леди Малфой закрытой книгой, потому что единственное, что Гермиона видела – очаровательную мордашку, бархатную кожу вейлы, фигуру богини и глаза ангела с дьявольским блеском в вызывающем, самоуверенном, высокомерном взгляде.

Габриэль Делакур обладала красотой непорочной Мессалины(7), она одновременно напоминала и весталку, и Диану(8). Но Гермиона всегда ассоциировала её с коброй.

Цепная кобра Волдеморта.

Эта ведьма тоже не любила леди Малфой. Но не любила холодно, равнодушно – тогда как сама Гермиона постоянно обжигалась о свою неприязнь.

Кроме того, она чувствовала в Габриэль Делакур угрозу. Не доверяла ей. В чём и почему – не знала сама.

– Здравствуйте, – обронила на ходу прокля́тая девчонка и невозмутимо пошла дальше, будто вовсе и не сталкивалась со своей недоброжелательницей.

Химерова кладка, неужто ей обязательно лазить тут у всех на виду?! Могла трансгрессировать к самому дьяволу прямо из кабинета! Нет, нужно демонстративно прохаживаться холлу, вызывая шепотки студентов...

Будто нарочно, чтобы позлить Гермиону!

И Гермиона злилась, и особенно потому, что понимала: желание позлить её у мисс Делакур появится самым-самым последним, да и то вряд ли. И тем не менее оно непрестанно удовлетворялось.

– Зачем она шляется по гимназии?..– сердито начала молодая ведьма, распахивая дверь в кабинет отца. И осеклась.

Стоявший к ней спиной Волдеморт разговаривал с портретом.

С портретом Альбуса Дамблдора.

______________________________________

1) Элемент литургического облачения католического (и лютеранского) клирика. Шелковая лента пяти-десяти сантиметров в ширину и около двух метров в длину с нашитыми на концах и в середине крестами. Епископ и священник надевают столу на шею таким образом, чтобы концы её спускались до колен на одном уровне. Дьякон носит столу на левом плече, закреплённую на правом боку. Надевают столу как не завязанный шарф.

2) В греческой мифологии богиня правосудия. Изображалась с повязкой на глазах (символ беспристрастия), с рогом изобилия и весами в руках.

3) Прытко Пишущие Перья заколдованы с молниеносной скоростью записывать то, что мысленно диктует владелец.

4) У.Шекспир «Сонет 66» (перевод С.Я.Маршака).

5) Ф.Петрарка «На смерть мадонны Лауры (CCLXXIII)» (в переводе Е.М.Солоновича).

6) Earthly Eagles.

7) Третья жена римского императора Клавдия, одна из наиболее известных развратниц эпохи Империи. Снискала репутацию распутной, властной, коварной и жестокой женщины. Её имя стало нарицательным.

8) Диана – в древнеримской мифологии богиня охоты, воплощение девственности.

Большой сиреневый занавес, всегда застилавший одну из стен кабинета Волдеморта, на этот раз оказался приподнятым: и за ним обнаружилась большая картина в золочёной раме, изображающая светлую комнату, обставленную в стиле Людовика XIV. Рама картины была оплетена странными, едва заметно мерцающими цепями: они, будучи нарисованными по контуру холста, у границ выходили наружу, становились объёмными, оплетаясь вокруг, и снова «ныряли» в изображение с другой стороны. Казалось, что литые оковы покачиваются от несуществующего сквозняка и издают почти неслышный скрежет.

У левого края полотна в большом кресле, сложив руки на животе поверх длинной серебристой бороды, сидел никто иной, как Альбус Дамблдор. Волшебник, чьего изображения никто не видел со дня его смерти, портрет, обвинённый когда-то в трусости, виновник скандала, о котором давно забыли.

Когда Гермиона распахнула дверь, Волдеморт повернулся к ней, и старый директор с картины тоже устремил на молодую ведьму взгляд ярко-голубых глаз из-под очков-полумесяцев. И улыбнулся.

– Рад вас видеть, мисс Грэйнджер, – поприветствовал он оторопевшую колдунью до боли знакомым голосом.

– П-профессор Дамблдор?! – выпалила она, вытаращив глаза. – Ой. Прошу прощения, Papá.

– Чем вновь не угодила тебе Габриэль? – полунасмешливо осведомился Волдеморт.

– Я-а… Да ну, оставим это. Профессор Дамблдор! – Гермиона впилась в портрет поражённым взглядом. – О, я считала, что ваше изображение пропало навсегда!

– Волею Тома, так оно и есть, – развёл руками старый директор, добродушно кивая на диковинную цепь, овивающую раму картины.

– Так значит, все эти годы…

– Присаживайся, Кадмина, – прервал её Волдеморт. – Дамблдор, не стоит лукавить: будто это полотно опустеет, сними я чары!

– Отнюдь, мой друг. Должен же я следить за тем, что здесь происходит.

– Наблюдать, – поправил Тёмный Лорд.

– Воля твоя: наблюдать, – легко согласился директор. – Иного мне не остаётся. Лишь с сожалением наблюдать за тем, что натворил.

Гермиона удивлённо подняла брови, а Дамблдор вздохнул.

– Мы многое, увы, до конца понимаем слишком поздно, – печально заметил он.

– Профессор… – Гермиона бросила неуверенный взгляд на Волдеморта.

– Если хочешь, можешь побеседовать с Дамблдором. – Тёмный Лорд сделал паузу. – Наедине, – снисходительно добавил он. – Когда пожелаешь.

– Это очень великодушно, Том, – иронически заметил директор.

– Некоторые исповеди полезны, – невозмутимо произнёс маг в ответ.

– Не думаю, что дойду до исповеди, – прищурился портрет старого директора.

– Ну так выслушаешь её. Исповедь моей дочери чем-то будет для тебя приятна.

– Я не… – начала было Гермиона, но умолкла, поймав внимательный взгляд голубых глаз старика.

– Потолковать о заблуждениях, разочарованиях и надеждах, – продолжал Волдеморт, – иногда довольно поучительно.

– Я сегодня немного спешу, – смущённо сказала леди Малфой. – Да и… нужно собраться с мыслями.

– Когда тебе будет угодно, Кадмина, – пожал плечами её отец. – И передавай мои наилучшие пожелания министру. И Люциусу.

Гермиона кивнула, ничуть не удивляясь его осведомлённости, и встала, направляясь к трансгрессионному кругу.

– До свиданья, профессор Дамблдор, – попрощалась молодая ведьма. – До свидания, Papá.

И трансгрессировала в поместье.

– Чистая работа, Том, – не без иронии заметил портрет, когда она исчезла.

– Не нужно льстить, Дамблдор: моё первое зелье свернулось…

* * *

Гермиона трансгрессировала в свою спальню. Там было пусто, и первым делом она направилась в комнату Генриетты.

Её маленькая дочь просияла при виде матери и с разбегу бросилась обниматься.

– Мама! Мама! – Етта отпустила ведьму и стала на ноги, счастливо улыбаясь. – Мама, смотри, как я могу!

С этими словами она сделала очень серьёзное лицо, набрала в грудь воздух и, несколько секунд постояв так, оглушительно чихнула – отчего левитировала, на миг зависла в футе над полом и со смехом плавно пустилась вниз. Широкое платье вздулось вокруг хохочущей девочки.

– Мисс Генриетта! – возмутилась Рут, дородная гувернантка Гермиониной дочери. – Как вы себя ведёте?! Добрый день, миледи.

– Здравствуйте, мадам Рэйджисон.

Девочка повернула голову и показала своей воспитательнице язык, а потом прошипела матери на парселтанге:

– Рут – такая занууууууда!

– Нужно слушать мадам Рэйджисон, – с напускной строгостью попеняла Гермиона.

– А Рут сказала, что нельзя просить Оза рассказывать мне перед сном сказки! – наябедничала Генриетта свистящим шёпотом. – Она ложится спать и оставляет меня одну! Она читает мне перед сном какие-то глупости, а Оз рассказывает интересно и долго, прямо пока я не усну. А Рут вчера пошла попить молока, заглянула ко мне и застукала Оза – она сказала, что надерёт ему уши, если ещё раз увидит в моей комнате! Мама, она же не станет колотить Оза, правда? Ему и так всё время влетает! Она наябедничает Люци, мама! Скажи ей!