* * *

После обеда в воскресенье, пока Етта занималась с Рут своими уроками, леди Малфой взялась убираться в комодах спальни – пытаясь отыскать заброшенный невесть куда в конце прошлого года волшебный дневник, она обнаружила сущий бедлам в ящиках.

Разгребая растыканные как попало вещи, случайно перевернула шкатулку, полную старых писем и открыток. И, складывая на место цветные квадратики, наткнулась взглядом на многолетней давности поздравление с днём рождения от Фреда Уизли.

«Любезнейшая Кадмина Беллатриса! – было выведено на открытке. – С датой! Желаю цвести и пахнуть в нашем Эдемском саду! – Письмо датировалось девятнадцатым сентября того года, когда Гермиона начала преподавать в гимназии. – Про сад – это так магглы говорят, – гласило дальше послание. – Твоей Светлости, впрочем, это, пожалуй, известно. Поздравляю с двадцатипятилетием и нижайше прошу не доносить на мою природную дерзость Светлейшему Папаше.

Целую чистокровные ручки,

кавалер ордена Почётного преподавателя при его могуществе Лорде Не-Светлом,

Сэр Фредерик У.»

Гермиона улыбнулась, вспоминая Фреда таким, каким ему уже никогда не быть – беспечным, весёлым, непомерно смелым в своей задорной дерзости.

Такими всегда на её памяти были оба близнеца Уизли.

Гермионе вспомнился их магазин в Косом переулке в период, когда она училась на шестом курсе: яркое, вызывающее пятно среди серого нагромождения страха.

Беспечная храбрость шутов. Но ведь шуты, пока они смешны, здравствуют при самых жестоких тиранах и деспотах, позволяя себе при этом то, что поистине находится за любой дозволенной гранью. И ими восхищаются все – их остроумием, дерзостью и храбростью. Их более чем привилегированным положением.

Но только пока они ещё смешны.

Близнецы Уизли были способны оставаться бесшабашными и блистательными паяцами только в паре, даже если находились далеко друг от друга. Один мог жениться и завести детей, другой – героически служить в тылу врага под незримыми знаменами Ордена Феникса. Но, зная о существовании друг друга, они оставались самими собою. И плевать на все Тёмные Революции и жизненные перипетии.

А стоило одному погибнуть, как и второй сдулся, подобно развязанному воздушному шарику. Даже не взорвался с оглушительным треском, а именно жалко и тихо сошёл на нет, превратившись в тёмную, потрёпанную, ни на что не годную тряпицу. Задорный и смелый шут обратился в безжизненный черный агат – внутри и снаружи.

Настолько разительная перемена… А ведь они с Джорджем много лет почти не виделись. Какая поистине мистическая связь!

Или…

Гермиона ещё раз пробежала глазами шуточное поздравление на старой открытке.

«Любезнейшая Кадмина Беллатриса!»

А ведь Фред, да и Джордж вместе с ним, когда появлялся в гимназии, с самого начала стали называть наследницу Тёмного Лорда этим именем, используя его в качестве звучного прозвища.

Когда же Фред снова стал звать её Гермионой?..

А ещё леди Малфой, хотя и не была на похоронах Джорджа, чтобы не смущать его близких, всё же совсем не помнила рядом с памятником Джинни, к которой часто приходила, новых могил.

– Ронни, на каком кладбище похоронен Джордж? – спросила она рано утром в понедельник у вновь поборовшего прыщи и веснушки и оттого подобревшего Рона.

– В Эссексе(1), – удивлённо ответил на странный вопрос тот, – около предков отца. – И пояснил: – Мы опасались, что мама не перенесёт вида этих двух могил, его и Джинни, рядом одновременно. Она и так совсем уж плоха…

_________________

1) Графство на юго-востоке Англии.

Урок легилименции у Стеклянных Горгулий Гермиона перенесла, Женевьев отослала сову с извинениями и отменила на этой неделе их занятия. Етту спешно собрала и отправила погостить к Грэйнджерам, устроив мадам Рэйджисон внеочередной уикенд.

Названая мать стала дуться, что сама Гермиона наотрез отказалась оставаться даже на день.

С тех пор, как соседка и лучшая подруга Стэфани Томпсон съехала, отбыв с сыном за границу, откуда не находила времени ни писать, ни звонить, миссис Грэйнджер сильно скучала. Дела в стоматологической клинике шли дурно, клиентов почти не было. Дома – идеально чисто и очень пусто. Дочь навещает так редко…

Сейчас Эльза с воодушевлением восприняла приезд любимой внучки, но на Гермиону всё равно обиделась. Вот уж выискалась леди: на родную мать времени нет! Потом вспомнила, что у её дочери есть другая мать, действительно родная, и загрустила вовсе.

Но Етта быстро расшевелила приунывшую бабушку, так что они начали вместе месить тесто для черничного пирога ещё до того, как Гермиона трансгрессировала обратно в поместье.

Мадам Малфой очень волновалась.

Не настал ли момент разомкнуть последний раскалённый обруч? Захватить в плен, обезвредить и усмирить Гарри Поттера, наконец-то сполна отомстить ему за Джинни и Генриетту?

Письмо Фреду с настойчивым требованием явиться сей же час прямо к ней в дом, потому что появились чрезвычайно важные сведенья, и адресом нужной каминной решётки исчезло минуту назад.

Гермиона стояла у окна в дальней малой гостиной и с высоты второго этажа наблюдала за тем, как посреди сада в предвечерних сумерках домовики Оз и Формоз воюют с разросшейся милонской фиалкой, заполонившей целую аллею огромными волшебными цветами, грозящими дозреть до размеров хэллоуинских тыкв.

В камине полыхнуло пламя. Хмурый Фред Уизли неловко выбрался из огня.

– В чём дело? – почти зло спросил он, отряхиваясь от пепла. – За каким чёртом ты заставила меня явиться в этот дом?!

– Фред, – решительно начала Гермиона, с бешено бьющимся сердцем поднимая с подоконника наполненный до краёв бокал, и концентрируя в себе магическую силу, которая потребуется для нападения, – я сейчас сделаю очень странную вещь, но тут же всё объясню тебе, – собираясь с духом, произнесла она, всё ещё стоя к нему спиной. Затем глубоко вдохнула, стиснула волшебную палочку и, резко повернувшись, с размаху плеснула в лицо ничего не подозревающего волшебника «Гибелью воров».

Фред ойкнул и отпрянул. Судорожно сжимая палочку, леди Малфой наблюдала за тем, как по его ошарашенному веснушчатому лицу, не производя никаких изменений, стекает зачарованная вода.

– Прости, – упавшим, растерянным и виноватым голосом выдавила Гермиона, заранее решившая, в случае новой ошибки, всё чистосердечно рассказать, невзирая на категоричность суждений своего коллеги. – Я сейчас всё объясню!

– Да уж, постарайся! – рявкнул тот.

Она протянула ему полотенце и, начиная убирать палочку, добавила, когда Фред, всё ещё ошеломлённый, стал вытирать лицо:

– У тебя что-то на лбу. Понимаешь, – Гермиона с трудом засунула палочку в непослушный карман, – прости, Фред, я…

Она подняла взгляд и охнула. Но не успела ничего сделать до того, как рыжеволосый Фред Уизли с лицом Гарри Поттера вскинул даже не волшебную палочку, а просто бледную ладонь – и она потеряла сознание.

* * *

Гермиона очнулась. Кажется, прошло довольно много времени – за окнами царила густая ночная тьма.

Она стояла на ногах, прикрученная магическими путами к сотворённому посреди гостиной широкому деревянному столбу. Оковы не давали ни трансгрессировать, ни дотянуться до Чёрной Метки.

Высокий и худой противник её уже утрачивал очертания Фреда Уизли – наверное, давно не хлебал Оборотного зелья. Теперь Гермиона вспомнила никелированную флягу, к которой её мрачный коллега так часто прикладывался – она считала, что там огневиски, следствие безысходности и внутреннего опустошения.

– Что ты сделал с Фредом?! – свирепо спросила леди Малфой, как только пришла в себя.

Гарри поднял правую руку, демонстрируя серебряный перстень с чёрным агатом. Страшная догадка, подающая слова Амаранты в совершенно ином свете, мелькнула в голове Гермионы.