Обнаружив, что все еще стоит в прихожей, упираясь спиной в закрытую входную дверь, Марк с тяжёлым вздохом перевел взгляд с книги на зеркало перед собой: оттуда на него смотрел взглядом побитого жизнью неудачника мужик с трехдневной щетиной на осунувшемся лице.

– Поздравляю с приобретением, придурок! – произнес он, обращаясь к собственному отражению, и злобно осклабился. – Здорово же ты угодил пройдохе Козельскому, выбрав этот кусок макулатуры!

Он швырнул книгу на пол, и та, раскрывшись, упала с громким шлепком. При этом из нее вылетел какой-то листок из бумаги другого качества, поэтому вряд ли мог быть оторванной страницей. Марк с удивлением поднял его и развернул. Это было письмо, и начиналось оно так, что Марк от волнения чуть его не выронил. «Привет, наследник!» – судя по обращению, письмо, написанное покойным отцом, было предназначено именно ему. Ноги отчего-то вдруг ослабели. Он прошел в комнату и рухнул в кресло, не отрывая от листа горящего взгляда и продолжая читать.

«Раз уж ты получил мое послание, значит, все-таки здорово лоханулся, чего я и боялся. А ведь ты мог выбрать пропуск в лучшую жизнь! Надеясь, что ты захочешь поправить свое бедственное положение, я доверил тебе важное дело, которое не в силах был исполнить сам, но ты оказался любопытным идиотом и провалил его. Однако не все еще потеряно: ты можешь сжечь книгу прямо сейчас. Правда, теперь ты за это никаких коврижек не получишь, а потому и подавно этого не сделаешь. И, если в тебе течет хоть крошечная капля моей крови, я уверен, что ты сможешь справиться со своей ленью и вскоре узнаешь, что в этой книге написано. После этого жизнь твоя изменится. Сколько в ней прибавится хорошего, столько и плохого. И все это будет продолжаться до тех пор, пока ты не сломаешься, как и я. Что ж, по крайней мере, скучать ты отныне не будешь. Желаю как следует повеселиться. Встретимся в пекле, наследник!»

С каждой прочитанной строчкой настроение Марка улучшалось. Появилась надежда на то, что он не ошибся, оставив книгу себе, хотя старик в своем письме утверждал обратное. Вопросы вспухали в голове подобно манной каше, кипящей в тесном котелке. Вернулось ощущение, что он находится на пороге новой жизни, а вместе с этим внутри снова что-то затрепетало – казалось, душа рвется навстречу приключениям, как птица в небеса.

Перечитав письмо еще раз, Марк отправился на загаженную кухню, попытался отыскать чистый стакан, но не смог и напился воды прямо из-под крана. Это его немного освежило, и мозг заработал в нужном направлении: «Для начала надо узнать, о чем книга, то есть, прочитать ее. Но, черт возьми, как это сделать, если там сплошные каракули? К тому же читать я вообще ненавижу!» Он немного полистал страницы с рукописным текстом, но так и не смог заставить себя начать их разбирать. Засунув книгу на верхнюю полку шкафа, Марк подумал с тоской: «Ну почему так безумно хочется нажраться?!»

Через мгновение он вышел из квартиры и направился в ближайший бар, где пытался утопить свое раздражение на дне бокала с виски до тех пор, пока его оттуда не выгнали, – он даже не понял, за что.

Маньяк

Вокруг был совершенно чужой и холодный мир, темный и враждебный. Она никак не могла вспомнить название этого северного поселка, состоящее всего из четырех букв: короткое непонятное слово, позаимствованное из другого языка. На ум почему-то приходило лишь слово «дыра» – наверное, оттого, что в нем были те же гласные звуки. А вот согласные начисто стерлись из памяти. Тына? Быда? Ныба? Все не то. Да и не важно, ведь она здесь ненадолго.

Двор за металлическими решетчатыми воротами походил на тюремный. Шагнёшь за калитку и окажешься в другой, прежде незнакомой жизни. Объектив камеры наблюдения, установленной на воротах, мутно темнел в белом корпусе, напоминая глаз хищной птицы. Через некоторое время замок калитки щелкнул, впуская гостей на территорию интерната. Открылся светло-желтый фасад «П»-образного корпуса, пять этажей, пять рядов нереально огромных окон. «Жаль, что бо́льшую часть года вместо солнца в них проникает мрак полярной ночи», – подумала она, вспомнив то, что читала о Заполярье, когда готовилась к переезду сюда. Поэтому-то размер окон ее и позабавил. Голубоватые лучи прожекторов, установленных на столбах по периметру двора, едва справлялись с темнотой, хотя по местному времени еще не было и четырех часов дня.

Из дверей здания вышел человек в черной униформе. «Наверное, охранник. Или надзиратель?» – Она с растущей тревогой разглядывала приближающегося мужчину. Его суровый вид внушал ей страх. Хотелось развернуться и со всех ног броситься прочь, но отец крепко держал ее за руку. Да и калитка в воротах была уже заперта, судя по щелчку, раздавшемуся за спиной после того, как они прошли сквозь нее. Похоже, замок был автоматический.

– Петр и Тильда Санталайнен? – обратился к ним человек в черном и, получив утвердительный ответ, добавил, приветствуя скупым кивком: – С приездом! Прошу за мной.

Они поднялись на высокое крыльцо и вошли в здание через массивные двустворчатые двери. В темном холле, похожем на пещеру, воняло мокрыми кошками и хлоркой. Свежевымытый пол влажно поблескивал в дрожащем свете длинных люминесцентных ламп. Ей стало не по себе. «Если тут всегда такой запах, то лучше умереть», – подумала она, семеня за отцом короткими шагами, чтобы не поскользнуться на сыром полу. Охранник шел быстро и не оборачивался, они еле поспевали за ним, следуя сквозь узкие коридоры с такими частыми поворотами, что ей казалось – они попали в лабиринт.

– Здесь приемная и кабинет директора. Он ждет вас! – Охранник распахнул перед ними добротную деревянную дверь, блестящую от лака, и тотчас исчез из поля зрения, пропустив их вперед. Но перед этим Тильда успела поймать на себе его взгляд, неожиданно придирчивый для человека из обслуги. Он что, оценивал ее? Интересно, с какой целью?

В следующий миг она забыла о нем, представ перед директором: девушка-секретарь из приемной проводила их в соседнее помещение через смежную дверь. Внутри оказалось роскошно: огромный стол, стулья, стеллажи, пол и даже стеновые панели были из такого же хорошего дерева, что и двери. На столе возвышалась резная, тоже деревянная, подставка для канцелярских принадлежностей, вокруг валялись кипы бумаг и картонных папок. На стенах во множестве висели какие-то дипломы.

Директор сидел в высоком кресле и в отличие от охранника выглядел совсем не грозным – скорее, усталым и чем-то встревоженным. Увидев вошедших, он встал, вышел из-за стола и протянул отцу руку для приветствия, бросив рассеянный взгляд в сторону новой воспитанницы. Предложил присесть. Они устроились на деревянных стульях с мягкими сиденьями и гнутыми спинками, а директор вернулся в свое кожаное кресло – единственный предмет мебели черного цвета.

Во время собеседования Тильда молча слушала, как отец отвечал на вопросы. Некоторые казались ей лишними – например, нет ли у них родственников в Финляндии (наверное, директор поинтересовался этим из-за их финской фамилии) или много ли было у Тильды друзей. Вопрос был задан не Тильде, и это показалось ей возмутительным: неужели директор таким образом дал ей понять, что она тут пустое место?! Или он машинально спросил, занятый своими мыслями? Судя по отсутствующему виду, с которым он просматривал ее документы, ему было вообще не до них. Но вдруг он встрепенулся и, будто очнувшись, поднял голову, оторвавшись от бумаг. Выпуклые глаза под круглыми стеклами очков делали его похожим на внезапно разбуженную сову.

– В анкете нет контактного телефона матери Тильды, – недовольно произнес он.

– А… это обязательно? – Отец заметно напрягся, стиснув челюсти, отчего скулы на его лице обрисовались четче.

– Вообще-то да. А в чем, собственно, затруднение? – Директор поправил съехавшие на нос очки.

– Ну… у жены совсем нет свободного времени, она заботится о нашем сыне, который сейчас тяжело болен, и… мне бы не хотелось, чтобы ее отвлекали звонками. Все вопросы, касающиеся Тильды, буду решать я.