И она с силой размахнулась стальным серпом, со свистом полоснула им воздух.

Гермиона успела только отпрянуть и выставить вперёд правую руку, защищаясь от удара.

Она почувствовала дурманящую, тошнотворную боль, от которой голубоватый зал покачнулся и поплыл, наполняясь какофонией звуков. Гермиона осела в воду. Прямо перед ней в багряном клубящемся облаке плавала отсечённая по локоть рука.

– Ты! Убила! Моего! Ребёнка! – выкрикнула Нарцисса, и её слова, эхом отражённые от стен, наполнили всё кругом: каждый дюйм в пульсирующем невыносимой болью мозгу Гермионы. – Убила! Моего! Ребёнка!Не понимаешь?!!

Комната теряла очертания, в её тумане оставались только плывущее лицо призрачной Офелии и боль. Силы покидали тело вместе с кровью, звенящий гул нарастал…

Нарцисса ловко перебросила серп в левую руку; вспышкой блеснула невесть откуда взявшаяся волшебная палочка.

Кровь перестала хлестать фонтаном из культи Гермионы, и несколько отступила боль – оставляя немного места мыслям.

– У меня есть для тебя подарок, – сквозь непонятный звон услышала она нежный голос Нарциссы, – два сердца. Матери и дочери. И оба – тебе.

Сквозь пурпурный туман Гермиона видела, что её тётя опять держит серп в правой руке, а в левой сжимает что-то бесформенное, по цвету напоминающее сырое мясо. Именно это оставило на её белом платье большое багряное пятно.

– Твоей дочери, – будто ещё одним взмахом серпа полоснула Гермиону Нарцисса Малфой, и в воду перед поверженной шлёпнулся маленький, бесформенный комок вырезанного сердца. – И твоей матери, – ещё один шлепок. – Приёмной. Остальное я тебе не принесла, прости. Но нужно же и другим оставить что-то на память.

– Не может быть, – помертвевшими губами прошептала Гермиона.

– Неприятно, правда, – с нежной улыбкой спросила Нарцисса, – когда кто-то убивает твоего ребёнка? – блеснула глазами она. – Это, знаешь ли, больно. Теперь ты уже знаешь.

– Генриетта…

– Она почти не кричала, – ласковым тоном поделилась теряющая очертания женщина. – В отличие от магглы. Тебе нужно было это видеть, Кадмина. Полезный опыт. А кричал ли мой сын, когда ты навела на него свою палочку?! А?! Отвечай!

И она опять полоснула серпом, до кости срезая мясо с левого плеча Гермионы.

– Говори! Кричал ли мой сын, когда ты лишала его жизни?! Мой единственный сын кричал?! Говори же!

Кровавые круги застилали всё вокруг. В них плавало, словно в багряном мареве, синеватое лицо Нарциссы, забрызганное кровью, а в гудящем воздухе дрожали звонкие слова: «Твоей дочери…»

…она почти не кричала…

…в отличие от магглы…

…а мой сын кричал?..

…два сердца…

…мой единственный сын…

– Ты! Убила! Моего! Ребёнка!

– Гермиона! – услышала молодая ведьма откуда-то издалека сквозь бесконечный тугой туман. – Гермиона, – голос то нарастал, то падал до еле заметного шёпота, – Гермиона! Гер-ми-о-наааа!..

– Гермиона, проснись!

Бледный, как полотно, Робби тряс её за плечи. В номере было светло, с улицы доносились гомон и шелест прибоя.

– Генриетта! – вскрикнула молодая ведьма, резко хватая Робби за плечи.

– Дома, с Эльзой: всё в порядке.

– Робби? – непонимающе спросила Гермиона, моргая и оглядывая свои руки: их всё ещё саднило, но не было видно никаких ран. В тёмных очках её приятеля отражались всклокоченная голова и перекошенное лицо. – Где Нарцисса?! – ошеломлённо спросила ведьма.

– Кто?

– Я что, спала?! – севшим голосом выдавила наследница Тёмного Лорда после короткой паузы.

– Ну да. Тебе, наверное, приснился кошмар. Ты стонала, и, вообще, я не мог разбудить тебя сразу. Помнишь, что снилось-то?

– Я только спала? – опять повторила Гермиона, делая паузы после каждого слова. – Мне нужно увидеть Етту! – скороговоркой закончила она.

– Вечером увидишь, – удивлённо ответил Робби.

– Сейчас. Робби, милый, сходи в бар, принеси мне коктейль. И мороженое. Я хочу мороженое, такое, как продают у бассейнов.

– Нам сейчас принесут завтрак из ночного улова.

– Да-да, ты говорил. Но я хочу мороженое и коктейль.

– Я тебе не говорил, – удивился приятель. – Ты уснула на катере и даже не заметила, как я отнёс тебя в номер.

– Значит, приснилось. – Гермиона вскочила. – Робби, миленький, принеси мне коктейль и мороженое, а я приму душ. Пожалуйста. Только не торопись.

Она практически вытолкала парня из комнаты; и тут же трансгрессировала домой.

В гостиной миссис Томпсон и миссис Грэйнджер разговаривали, забавляя Генриетту большим и ушастым плюшевым кроликом Тото. Когда с громким хлопком посреди комнаты появилась молодая ведьма, миссис Грэйнджер охнула, а Стэфани Томпсон, взвизгнув, вскочила на ноги.

Гермиона быстро навела на неё палочку, и соседка замерла. Ведьма бросилась к ребёнку и приёмной матери.

– Маленькая моя, – сквозь слёзы прошептала она, обнимая дочку. Гермиона стояла теперь на коленях у ног сидящей миссис Грэйнджер и чувствовала, как тело начинает бить крупная дрожь.

– Гермиона!!! Что случилось?!!

– Мамочка, – простонала ведьма, обхватывая её колени. – Мне приснился ужасный сон…

– Что с Нини?!

– Я… я исправлю её память. Мамочка…

Генриетта что-то лепетала, обнимая свою родительницу за шею и запуская пальчики в спутанную причёску.

– Да ты с ума сошла! – пробормотала миссис Грэйнджер. – Перепугала Нини, меня чуть до инфаркта не довела… Из-за какого-то сна! Что с Робби?

– Я отправила его в бар за коктейлем и мороженым, – хватая ртом воздух, ответила ведьма, – это займёт какое-то время. Мама, я заберу её.

– Что?! – миссис Грэйнджер невольно положила руки на плечи ребёнка. – Куда? На Сейшелы?!

– Нет… Мне нужно… Я не могу её сейчас оставить, мама. Мне страшно.

– Да что тебе такое приснилось?! Гермиона! Ты же взрослый человек, и…

– Мы теряем время: Робби вернётся из бара и начнёт меня искать.

– Но как же Нини?!

Гермиона нехотя отпустила дочь, и девочка, захныкав, недовольно стукнула по дивану своим плюшевым кроликом, которого держала за ухо.

– Я спрячусь. А ты принеси мне сразу же Етту! – велела ведьма, наводя на соседку волшебную палочку.

Миссис Томпсон неуверенно опустилась на диван, а Гермиона скрылась за перегородкой, прикрывающей лестницу.

– Я… что я говорила? – пробормотала подруга миссис Грэйнджер. – Голова закружилась.

– Я сейчас, Нини. Отнесу Етту в комнату и налью тебе воды, – растерянно ответила ей приёмная мать Гермионы и встала, чтобы передать ребёнка его родительнице.

– Скоро вернусь, – дала слово ведьма, прижимая дочку к себе, – обещаю.

* * *

В Даркпаверхаусе действовала сетчатая система защиты от трансгрессии. В специально отведённых местах, – кабинетах профессоров, их спальнях, около поста привратника и ещё в некоторых помещениях располагались специальные круги, начертанные магическим раствором, с которых, зная соответствующие слова, можно было легко снять мощные защитные чары или наложить их опять.

Гермиона сразу попробовала перенестись в кабинет своего отца – если он там, круг будет разблокирован.

Так и произошло.

Она появилась в кабинете Волдеморта, одетая в помятую рубашку и пляжное парео, растрёпанная и прижимающая к груди истошно рыдающего ребёнка, вцепившегося в своего плюшевого кролика с такой силой, что у того на шеё треснул какой-то шов.

– Кадмина Беллатриса! – воскликнул Тёмный Лорд, поднимаясь из-за стола в полнейшем недоумении. – С маленькими детьми нельзя трансгрессировать, это очень опасно! В чём дело?

Вместо ответа Гермиона, передавая дочь, которая тут же успокоилась, на руки grand-père, пристально посмотрела в его красные глаза, даже не пытаясь чем-то защитить свои мысли и память.