От осознания того, что внутри находится подобное: живое и бездушное, чужеродное, склизкое… Что оно развивается и растёт с каждым днём, растёт прямо в ней – от этих мыслей бросало в холодный пот, и к горлу неизменно подступала тошнота, а на глаза наворачивались злые слезы. Зачем эта мерзость случилась с ней?! Как можно было позабыть об этой опасности? И это она – рационалистка и перестраховщица Гермиона Грэйнджер?!

А Люциус?! Почему он не подумал о безопасности, чай не вчера появился на свет?!

Гермиону передёргивало от мыслей о своём любовнике так, будто он наградил её какой-то постыдной болезнью. Всякую страсть убило это брезгливое отвращение, эта мерзкая тварь, засевшая у неё внутри.

Удастся ли избавиться от неё без последствий? Что придётся вынести для этого? Зачем, за что это вообще с ней произошло?!

Гермиона шла по тёмной лестнице в подземелья, в спальню Генри, где им «точно никто не помешает». Шла и чувствовала, как предательски дрожат руки и подкашиваются колени. На неё накатывали то бессильная ярость, то жалость к себе, то тошнотворное отвращение – и тогда хотелось помыться, вытереться от грязи, будто приставшей к ней изнутри. Казалось, это существо следит за ней. О, оно не хочет умирать. Оно хочет и дальше вить гнездо в её животе, питаться ею и через девять месяцев, разрывая плоть, выкарабкаться наружу: всё в крови и слизи, мерзкое, маленькое, орущее…

Гермиона остановилась и бешено замотала головой, обхватывая себя руками. На лбу выступил пот. Хотелось бежать и кричать – прочь от этого кошмара.

Скорее, скорее покончить со всем. Как бы ни было это страшно – поскорее избавиться, поскорее забыть…

…Она остановилась возле массивной двери. Раньше Гермиона здесь никогда не бывала. Как это всё будет происходить? Что ждёт её за этой дверью?

Безликое создание у неё внутри будто смеялось.

Гермиону передёрнуло, и она толкнула створку.

– Привет.

Генри сидел за столом при свете толстой, заплывшей свечи и переливал пурпурную жидкость из пробирки в небольшой флакон с блекло-красноватой жижей. В полумраке комнаты пахло аптекой. И было жарко. Ужасно жарко.

– Ты очень бледная, Кадмина.

– Имею право, – огрызнулась ведьма. – Что… То есть как это будет? – спросила она, отворачиваясь к стене.

– Ты выпьешь зелье и будешь ждать его действия.

– И всё?

– Всё, – хмыкнул профессор, – абсолютно всё.

Больше он ничего не говорил. Через десять минут стакан с мутновато-серой, отдающей красным водой был в её руке. Гермиона смотрела на жидкость и… Не могла даже пошевелиться.

– Решила стать мамой? – не выдержал Генри.

Наследница Тёмного Лорда вздрогнула и мгновенно выпила всё до дна.

Зелье было кисловато-горьким, противным. Генри протянул ей другой стакан, с водой, и она с благодарностью осушила его.

– Мы так и будем всю ночь ждать действия в тиши…

На мгновение показалось, что её вырвет прокля́тым зельем в сей же миг, но этого не случилось. На лбу выступил холодный пот, а полутёмная комната поплыла перед глазами.

– Тебе лучше прилечь. – Генри провёл её к широкой кровати под тяжелым, золотисто-багровым пологом. Гермиону бросало то в жар, то в холод. Что-то в ней не хотело сдаваться так просто.

– Ч-ч-что это?!

– Зелье. Прости. Я старался свести до минимума подобный эффект.

– Я… сейчас… умру, – делая через слово паузу, выдохнула Гермиона.

– Маловероятно.

Гермиона упала на подушку, вжимаясь в неё лицом. Такого с ней ещё не было никогда. Казалось, внутренности сводит судорогами. Все.

Тварь билась в агонии.

Гермиона сжала в кулак складки покрывала, закусив уголок подушки. Из глаз брызнули слёзы.

– Оставь меня, – прошептала она с трудом. – Оставь, я не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии.

Гермиона всхлипнула, хотя и старалась сдержаться. Но на это не было никаких сил.

Зачем, за что, почему?..

– Глупенькая моя девочка, – тихо пробормотал Генри, положив руку на её вспотевшую спину. – Потерпи немного, я действительно старался свести на нет всякие неприятные ощущения. Всё будет хорошо.

Гермиона ещё раз всхлипнула, вжимаясь в подушку.

– Ты считаешь меня глупой, ник-к-кчемной. Жалкой. Тебе просто даже противно, наверно, на меня смотреть.

– Кадмина, ну что ты такое говоришь?

– Я совсем-совсем никому не нужна! – Она чувствовала, как зелье разъедает её изнутри. – Никому. Рон сказал, что я никому не нужна. И он прав. О-отец этого ребёнка – просто развлекался со мной. И Рон тоже… Я… Совсем…

– Кадмина, перестань!

– Не-не-могу…. Мне плохо, я умираю, кажется. И это совсем не важно – кто я. Гермиона Грэйнджер или Кадмина Гонт-Блэк. У меня совсем никого нет… Я никому не нужна… А… Мерлин… Сделай что-нибудь, я сейчас сойду с ума!!! Пожалуйста! Прекрати это!!! – она резко села, схватив своего преподавателя за руки. Свеча потухла, и в комнате было абсолютно темно. – Я согласна рожать ребёнка, правда! Прекрати это… Прекрати! Сейчас же, а-а-а-а!!!

Её била истерика. Генри осторожно обнял стонущую ведьму, но она не успокаивалась, снова и снова моля прервать действие зелья. Понимая, как это глупо…

– Тихо. Глупенькая, глупенькая моя. Всё будет хорошо. Уже совсем скоро. И не городи нелепицы, ты всем нужна. Ты слушаешь Рональда Уизли? Право же, Кадмина…

Она заливалась слезами, злилась на себя и ничего не могла поделать. А боль начала потихоньку отступать…

* * *

Сложно было понять, сколько прошло времени с тех пор, как она переступила порог этой комнаты. Царила полная темнота. Она лежала во влажной от пота одежде на подушке, спрятав лицо в ставшее уже подсыхать полотенце. Казалось, будто она прошла сотни миль. Безумная ночь. Бесконечная ночь.

Генри лежал рядом, обнимая её очень крепко – и от этого отступала тупая, ноющая боль в животе. Было очень тихо, только Гермиона иногда слабо всхлипывала, не в силах бороться с собой. Неистово трещала голова.

– Прости меня, пожалуйста, – прошептала она вдруг, сама даже не успев осознать этого. – За всё, что я устроила здесь. Я… Просто….

– Забудь.

– Генри. Я не хотела, правда. Я глупая. Я совсем не подумала о безопасности, когда… Я не знаю, как буду смотреть тебе в глаза.

Она услышала, как он улыбнулся.

– Довольно об этом.

– Правда. Я наговорила кучу глупостей. И не меньшую кучу совершила. Просто я влюбилась, наверное. А может, и нет. Я не знаю, что на меня нашло.

– Этот человек ведь не знает, кто ты на самом деле?

– Знает, – горько усмехнулась Гермиона и поморщилась. – Я… Это Люциус Малфой.

Руки, державшие её, сомкнулись сильнее и отпустили. Гермиона вжалась лицом в матрац и натянула на голову подушку. Она чувствовала, как Генри сел на кровати.

– Тёмный Лорд знает?

Измученная ведьма запустила одну руку в волосы и подтянула ноги к животу.

– О том, что я жду… ждала ребёнка: нет, – она прижала к лицу запястье. От запаха собственных духов начинало мутить. – Ну, по крайней мере, я… так думаю.

Повисла звенящая тишина. Гермиона слышала только свое дыхание. Неровное, подрагивающее. И чувствовала накатывающую волнами тошноту. Она зажмурилась.

– То есть… о том, что ты переспала с Малфоем, Тёмный Лорд знает?

Гермиона резко открыла глаза.

– А в чём, собственно, дело? – Превозмогая протестующее тело, она села на постели, опираясь руками о смятые подушки. – Такое впечатление, что тебя возмущает не сам поступок, а именно мой выбор!

В царящем мраке она не видела его лица – только смутные очертания силуэта.

– Да, возмущает! – Генри резко встал с постели.

– О Мерлин! – откинулась на подушки Гермиона. – И чем же?

– Гормоны – это я могу понять! Но выбрать…

– Да в чём дело?! – от негодования Гермиона даже позабыла о тошноте и других неприятных ощущениях, оставшихся после действия зелья.

– В чём дело?!