— Так! — хлопнул я себя на коленям и встал. — Значит, в казне нынче полтора миллиона и еще не плачено дьякам, да иным державным людям. Мало этого — сговорено со Швецией купить у них пищали, пистоли и, что главное — много пороха. Сто пятьдесят тысяч рублей на это уйдет. Англичане по весне привезут товаров на тысяч сто, но с ними расплатимся своими товарами. Вопрос — где найти шесть с половиной сотен тысяч рублей?

— Да, государь. И это с тем, что забранное серебро у казненных будет переплавлено, — говорил Василий Петрович.

— Война должна себя еще и прокормить, — задумчиво пробормотал я и добавил в голос. — Проработайте, как мы можем принять участие в игре на бирже в Амстердаме. Там недавно Голландская Ост-Индская компания образовалась и есть ее акции. Слышал ты, Василий Петрович, что такое акция?

— Слышал, государь, и от голландцев, и от англичан. Понимаю, что такое биржа. Також думал, как нам у голандов на бирже продавать меха, — отвечал Головин.

То, что он знает, что такое «акция» — хорошо. На амстердамской бирже акциями торгуют свободно, и я видел в будущем ролики об образовании военно-торговых колониальных компаний. Вложить деньги в Голландскую Ост-Индскую компанию очень выгодно до года так 1612. А в конце двадцатых годов этого же века хорошо бы купить акции тюльпанных луковиц и выкинуть их на биржу до 1634 года. Можно попробовать создать еще и искусственный спрос на те же тюльпаны, скупая и спекулируя ими. Но для этого нужны не просто грамотные люди, а генеральные образованные авантюристы. И где таких набрать? Негде.

— Еще. Продумайте тихо, без шума, но продавать тюльпанные луковицы во Франции. Там нынче покупают их. Не простые — белые, али алые, а разных цветов. Я давал наказ Татищеву привезти тюльпаны из Персии, — повелел я [в 1607 году французский мельник поменял мельницу на тюльпанную луковицу и хвалился своей фантастически удачливой сделке].

Но это вопросы будущего, а деньги нужны завтра. Придется жить пока с вечно пустой казной, но воевать нужно, иначе и самой казны не будет, ни престола.

Глава 17

Неаполь

21 декабря 1606 года

— Чуть света, чтобы только рассмотреть силуэты? Тебе не кажется, что Мария-Магдалена выглядит несколько вульгарно? Грудь, чуть ли не обнажена. Слушай, Микеланджело, тебе мало проблем? Но, почему ты не прислушался к словам папы? Тебя же предупреждали! — сокрушался кардинал Асканио Колонна, рассматривая картину, названную автором «Экстаз Магдалены».

— Предать себя не могу, монсеньор Асканио, — отвечал Микеланджело Меризи да Караваджо.

— И поэтому дерешься со всеми и самому Папе перечишь? — кардинал покачал головой. — Ты знаешь, как я к тебе отношусь, но…

— Я понимаю! — сокрушенно, опустив голову говорил художник. — Мне нужно съехать от Вас.

— Да, мой друг, обстоятельства выше меня. Тем более, что папа Павел Пятый рукоположит меня в епископы… я не могу более тебя скрывать, — сказал Колонна и отвернул голову.

Образованный и честный человек, Асканио Колонна понимал, что сейчас предает своего друга. Кардинал видел и несправедливость, с которой отнеслись к Караваджо. Но жизнь такова, что нужно и предать, как бы на сердце не было погано. Как еще клану Колонна стать рядом с папским престолом? Поддерживая Караваджо можно было лишиться очень многого.

— И что тебя дернуло ответить этому выродку Тамассони? Мог же промолчать! — кардинал ударил по мольберту, на котором стояла картина, и Микеланджело чуть успел перехватить полотно, чтобы его «Экстаз Магдалены» не упал [в РИ мае 1606 года Караваджо убил Рануччо Тамассони, представителя, как сейчас бы сказали «мафиозного семейства», которое было повязано делами с Ватиканом].

— Вы же все знаете, сеньор Асканио. И я мог мириться с таким высокомерием. Кто он? Сын солдата? Как мог судить о моих картинах, если толк знает только в проститутках? — Караваджо поставил картину вновь на мольберт. — Понимал ли я тогда, насколько проблем принесет мне смерть Рануччо Тамассони? Да и не хотел его убивать. Но это был поединок. Мы оба были со шпагами.

— Его отец слишком влиятельный и еще поддержка семьи Альдобрандини… — кардинал замялся, осознав, что зря начал этот разговор и упомянул не только очень влиятельные римские семьи, но и кланы, которые не прощают никому и ничего, и на этом строят свой авторитет и бизнес.

— Проституток Тамассони… — начал было «рубить правду-матку» Караваджо, но кардинал резко поднял руку.

— Помни, что я помог тебе и не смей говорить в моем доме того, что тут звучать не может! — потребовал кардинал.

На самом деле не в доме происходил разговор, а в резиденции кардинала-протектора Неаполитанского королевства. Впрочем, Асканио Колонна недавно стал тем самым кардиналом-протектором и гордился таким назначением, потому… и не только… он не хотел никаких конфликтов и чтобы с ним связывали имя Караваджо, за которым открылась настоящая охота. Дело в том, что сам папа Павел V объявил художника «вне закона», что означало, что опального художника может убить каждый без негативных последствий для себя. Кроме того, имеют место быть положительные моменты для потенциального убийцы великого творца — денежное вознаграждение от папы и не только.

Семейство Тамассони также объявило награду за голову Микеланджело Меризи да Караваджо. Только за одну голову — награда большая, а за предоставление всего тела, да и говорящего — очень большая. Тамассони поставляли проституток в лучшие дома Рима и не только. Не раз и не два было такое, когда элитные, специально отобранные и обученные проститутки, появлялись и в Ватикане. Мало было кардиналов, которые не имели внебрачных детей, даже у Асканио Колонна был сын, но еще больше священников не брезговали прибегать с услугам Тамассони. Поэтому на просьбу поставщиков греха найти и покарать Караваджо, откликнулись многие, и Микеланджело пришлось спешно бежать в Неаполитанское королевство. Но и здесь гарантий безопасности нет [в РИ Караваджо сбежит чуть позже из Неаполя на Мальту, его примут хорошо, но скоро заключат в тюрьму, он сбежит на Сицилию, где переживет покушение, в 1610 году вроде бы пойдет пешком в Рим, но не дойдет].

— Оставь мне эту картину, Микеланджело, и беги! И, кстати, есть куда! — сказал кардинал, как будто что-то вспомнил.

— Куда? На Мальту? Может, в Новую Испанию? К протестантам? Так там меня не примут, а я не собираюсь менять веру. Любой католический правитель выдаст меня, так как папа объявил вне закона, — размышлял Караваджо.

И вроде бы делал это сокрушенно, понурив голову, но где-то далеко, в подсознании, тлела надежда, что выход есть.

— Отправляйся к ортодоксам! — кардинал похлопал по плечу своего приятеля.

— Куда? — растеряно спросил художник.

— Тебя ищут не только Тамассони или иезуиты, московиты прислали папе Павлу Пятому письмо, где просят поспособствовать твоему переезду в Московию, чтобы, если ты согласишься, папский престол не чинил препятствий. Письмо пришло еще три недели назад, но я узнал только вчера. Впрочем, для того я и пришел к себе же домой, чтобы увидеть тебя, — Асканио Колонна уже не излучал уныние.

— Монсеньор! Но, там же… темнота, ересь и… где я буду покупать ингредиенты для красок? Кто станет заказчиком? Я же не могу писать одни портреты? Вы знаете, что я это не люблю, и что пойти против себя же не смогу. Так я закончусь, как художник, — возмущался Караваджо.

— За тебя московиты дают сто флоринов! Не лир, а золотых флоринов! И ты думаешь, что будешь жить там плохо? Итальянцы уживались с московитами. Фьораванти! Знаешь такого? Он строил храмы московитам, кстати, бежал от папы тоже и удачно. Были и иные мастера в Московии из числа наших соплеменников. Там не должны еще забыть итальянского языка. А нет… так на латыни поговоришь. Не такие они уже и темные. Да и не навсегда же. Я упрошу папу сменить гнев на милость. Да и не вечный он… — говорил кардинал, а Караваджо уже думал, где ему купить краски и столь много, чтобы хватило надолго.